Психотерапевт - Пэрис Бернадетт Энн. Страница 34

И тут приходит письмо, его проталкивает под дверь почтальон. Я так отвыкла от конвертов, надписанных от руки, что некоторое время разглядываю его, пытаясь угадать, кто отправитель. Почерк мне незнаком, он немного дрожащий, значит, скорее всего, писал кто-то немолодой. Лорна? Но, открыв конверт и развернув один-единственный лист бумаги, я сразу понимаю.

Дорогая Элис,

мне захотелось написать вам и лично поблагодарить за то, что согласились выслушать все, что он мог рассказать об Оливере и Нине. Я понимаю: существует вероятность, что вы не сможете нам помочь или не пожелаете. Но хочу, чтобы вы знали, как я благодарна, что вы согласились хотя бы допустить мысль о невиновности Оливера, в то время как те, кто его знал, так быстро и легко от него отреклись.

Прошу простить меня за столь короткое письмо и за чудовищный почерк, я знаю, что Томас объяснил вам мое положение, и надеюсь, вы поймете.

Я искренне надеюсь, что когда-нибудь нам представится возможность познакомиться лично.

С самыми теплыми пожеланиями,

Хелен

Я успеваю удивиться, откуда у Хелен мой адрес, но потом понимаю, что в этом доме жил ее брат. Меня захлестывают эмоции, и, убирая письмо обратно в конверт, я понимаю, что все мои сомнения относительно того, следует ли помогать Томасу, бесследно растаяли. Конечно, я не буду делиться с ним своими теориями относительно Коннора, Уилла и остальных. Просто расскажу ему, что говорят люди, а дальше он уж пусть сам делает выводы. Если Оливер не убивал Нину и если вдруг погибнет кто-то еще, я никогда себе не прощу, что побоялась кого-нибудь обидеть и потому не сделала того, что должна была сделать.

У меня есть уже почти все, что нужно для сегодняшнего ужина, накануне я съездила за продуктами в Сток-Ньюингтон. Вот только кинзу я забыла, так что набрасываю куртку и бегу в ближайший магазин.

Быстро пересекаю сквер и, проходя мимо детской площадки, машу Тиму и его сыновьям. Пронизывающий ветер, которого я не учла, вырывает пряди волос из-под заколки, и я застегиваю куртку до подбородка, жалея, что не надела что-нибудь потеплее. Вскоре я уже в магазине и помимо кинзы выбираю огромную гроздь темно-фиолетового винограда, несколько груш, яблок и апельсинов. И раз уж у меня есть виноград, в соседней лавке деликатесов покупаю пару упаковок мягкого сыра. Чуть дальше есть цветочный магазинчик, в котором, поддавшись внезапному порыву, я покупаю букет бледно-розовых роз для Лорны. Занесу их попозже — возможно, удастся застать ее дома одну.

Очень хочется кофе, и я перехожу на другую сторону улицы — в кафе, где я уже бывала. Подойдя ближе, вижу, что у окна сидит Тамсин с кружкой, над которой вьется пар. Я передумываю и собираюсь уйти, но она вдруг ловит на себе мой взгляд и поднимает голову. Я неловко улыбаюсь и поднимаю руку, чтобы помахать, как будто просто шла мимо. Но она вдруг вскакивает, пробирается сквозь столы и подходит к двери.

— У тебя найдется время на кофе? — спрашивает она, перекрикивая уличный шум.

— Вполне, — говорю я, радуясь, что она спросила.

Это кафе мне нравится: уютный гул разговоров перемежается шипением кофемашины, звоном посуды и звяканьем вилок по тарелкам. Тут тепло и людно, но не настолько, чтобы слышать, о чем говорят за соседним столиком. Воздух насыщен ароматом кофе и свежей выпечки.

— Ты вся в хлопотах, — замечает Тамсин, забирая у меня пакеты и заталкивая их под деревянный столик. — Это на вечер?

— Частично.

Она одобрительно кивает на розы:

— Люблю, когда девушка сама покупает себе цветы. Если бы я так не делала, у меня бы их никогда не было.

— Это не для меня, а для Лорны. В прошлый раз, когда мы виделись, она показалась мне расстроенной.

— Как мило с твоей стороны.

Свою сумку она водружает на колени, убирает туда телефон, красные кожаные перчатки и белую шапку с помпоном, освобождая место на столе, потом достает кошелек.

— Что тебе взять?

— Ой... спасибо. Твой горячий шоколад выглядит очень аппетитно, я, пожалуй, тоже буду его, если можно.

Тамсин возвращается через несколько минут — в одной руке кружка, в другой она с трудом удерживает две тарелки, на каждой из которых лежит по куску торта. Один определенно шоколадный, насчет второго не уверена. Может, кофейный?

— И он еще с грецким орехом, — говорит Тамсин, когда я спрашиваю. — Выбирай.

— Ой, мамочки, спасибо, на торт я и не рассчитывала. Оба выглядят потрясающе — что, если мы съедим по половинке каждого?

— Отлично! — совсем по-детски радуется она и разрезает каждый кусок пополам.

— Мы что-то празднуем? — спрашиваю я. — У тебя, случайно, не день рождения?

— Нет, но такое чувство, как будто да!

— Что-то произошло?

Тамсин отвечает не сразу:

— Мы с Коннором вчера долго разговаривали о том, что меня уже давно беспокоило, и, к счастью, оказалось, что волновалась я зря. У меня как будто камень с души свалился, и жизнь кажется прекрасной.

— Это здорово, — говорю я как ни в чем не бывало, но настораживаюсь, вспомнив услышанное вчера. — Хорошо, когда удается обсудить то, что тревожит, иначе недопонимание будет только накапливаться.

Она медленно кивает:

— Рада, что встретила тебя, а то мне так стыдно. Вчера я про него наговорила бог знает что. Не такой уж он и плохой — например, он прекрасный отец… Просто мы очень разные люди, а я не сразу это поняла.

— Думаю, все мы стремимся соответствовать мечте человека, на которого хотим произвести впечатление, — говорю я, вспоминая ее слова о том, как Коннор первое время притворялся, будто любит то же, что и она.

— Ну да, он так и сказал. Сказал, что безумно в меня влюбился и пытался стать моим идеальным мужчиной. Просто не смог продержаться достаточно долго, вот и все. — Тамсин берет вилку и отламывает кусочек шоколадного торта. — Но дело не только в этом, — говорит она, не донеся его до рта. — Я всегда подозревала, что у Коннора роман с Ниной, но никогда не решалась спросить у него, потому что боялась услышать ответ. И того, что, возможно, узнаю. Теперь жалею, что не спросила раньше, — избавила бы себя от мучений. — Она наконец отправляет торт в рот. — Ужасно вкусно. Попробуй.

— То есть у него с Ниной все-таки ничего не было? — спрашиваю я, приступая к своей порции десерта.

— Нет. Но ему хотелось.

— О! — вырывается у меня, и я опускаю вилку. — И каково тебе было, когда ты это услышала?

— Как ни странно, нормально, ведь то, из-за чего я столько времени мучилась, наконец прояснилось. — Тамсин поворачивает тарелку и отламывает кусочек кофейного торта. — За несколько месяцев до смерти Нина начала отдаляться, — рассказывает она мне то, что я уже знаю от Евы. — Я думала, ей не понравилось, что я попросила контакты ее психотерапевта. Она помогала мне разобраться с эмоциями как подруга, не как психотерапевт, а я чувствовала, что нуждаюсь в профессиональной помощи, оказывать которую мне она не имела права. Я боялась, что она обиделась, тем более что контактов она мне так и не дала.

— Я посещала психотерапевта, когда умерли мои родители и сестра, и не знаю, что со мной было бы, если бы не это. Но... Нина сама ходила к психотерапевту?

— Да, так делают многие психотерапевты. Кто-то — потому что ему действительно нужна помощь, а кто-то считает, что это поможет ему профессионально вырасти. Думаю, в Нинином случае было и то и другое. — Тамсин втыкает вилку в торт. — Ну, как бы то ни было, меня она больше не хотела видеть не из-за того, что я ее обидела, а из-за Коннора. Он носил ей свое виски, чтобы она попробовала, и я нормально к этому относилась. Сама я виски терпеть не могу и была рада, что Коннор нашел того, кто разделяет его страсть. Но однажды вечером он попытался ее поцеловать. Она его оттолкнула, но проблема с Коннором в том, что ответа «нет» для него просто не существует. Он стал упорствовать, и тогда Нина пригрозила, что скажет мне. Коннор взмолился, чтобы она этого не делала, и в конце концов она согласилась. Но сказала, что он для нее больше не существует и теперь она его презирает за то, что он хотел меня обмануть.