Время Волка - Волкодав Юлия. Страница 45

Полина покачала головой:

– Не за что. Будет невмоготу, возвращайся. Ты же знаешь.

– Зна-аю.

Водителю он позвонил сам. Плюнул на всё и позвонил. В приказном порядке велел забрать его от Карлинских. Тот, правда, пару раз переспросил, откуда забрать, не мог понять, почему шеф странно разговаривает, но Волк и заикаясь рявкнул так, что лишние вопросы отпали.

Пока ехали домой, Леонид Витальевич размышлял, что делать дальше. Легенда для Жеки была уже заготовлена. Разговаривать он с ним не станет, начнёт писать записки. В одну из бессонных ночей в доме Борьки Леонид Витальевич вспомнил про Ивана Семёновича Козловского, которого в юности очень уважал как вокалиста. Перед выступлениями Иван Семёнович так берёг голос, что объяснялся с окружающими исключительно записками. Лёня всю жизнь относился к голосу бережно, но без фанатизма, мороженым не злоупотреблял, горло на улице укутывал, но до записок как-то не доходил. А теперь вдруг решил воспользоваться. Тут же пришла и идея сообщить о потере голоса. Полной. Это единственный способ скрыть от директора заикание.

Больше всего Леонид Витальевич боялся не сорванных выступлений и даже не отмены юбилейного концерта (что вообще немыслимо, аренда зала уже наполовину оплачена, билеты поступили в продажу, коллеги оповещены, даже декорации уже готовятся, словом, такая махина запущена в работу, столько денег потрачено, что и представить страшно). Больше всего он боялся, что заикание вернулось навсегда. И это конец карьеры.

Откровенно говоря, карьеру можно было бы и закончить. Скоро ему исполнится шестьдесят пять, для эстрадного певца возраст более чем солидный. Их всего-то трое таких на сцене, Андрей Кигель постарше, Маша Зайцева помладше. Остальные либо на пенсии, либо на том свете. Не так давно ушёл Марат. Сначала со сцены, а через несколько лет из жизни. Оба раза исключительно по своей воле. Волк часто думал о нём и понимал, что так бы не смог. Ему повезло, интерес слушателей к нему сохранился, хотя и весьма специфический. Чаще всего зовут Волка на корпоративные концерты, юбилеи фабрик и заводов, городов и сёл. Афишные концерты для него редкость, слишком пожилой стала его аудитория, на пенсию не очень-то разгуляешься. Но факт оставался фактом, журналисты всё чаще в статьях о Волке упоминали слова «патриарх», «мэтр» и «ветеран сцены», поражаясь его творческому долголетию. М-да, кто бы знал, чего Леониду Витальевичу стоило удержаться на сцене во время перестройки и какой ценой это самое долголетие давалось.

Сколько ещё лет он сможет выходить на сцену? Три года, пять? Допустим, удастся дотянуть до семидесяти, отпраздновать ещё один юбилей. Дальше что? Начать выползать на сцену с палочкой? Петь исключительно под плюс? Пустить коту под хвост годами заработанную репутацию, постепенно разваливаясь на глазах у зрителей и журналистов? Нет, этого он явно не хотел. Так что можно уйти и сейчас, пусть запомнят его при голосе и при памяти. А вдруг вернувшееся заикание – это просто сигнал, что пора? Баба Тася (или сама судьба в её лице) дала ему достаточно времени, чтобы исполнить самое главное желание – стать артистом. А теперь всё, лимит исчерпан. Потому заикание и вернулось, и встряска с убийством Лизы тут совсем ни при чём.

Вот только что делать дальше? Хорошо, он закончит карьеру. Пусть даже без прощального юбилейного концерта, ну его к чёрту, этот пафос с торжественными речами и возложением цветов к ногам ещё живого юбиляра. Но дальше-то что? Что он будет делать? Кому он, не артист Леонид Волк, а человек Леонид Волк нужен? Борьке с Полиной, раз в месяц их навещающей Мишельке, пуделю Маэстро. Да и всё, пожалуй. Его коллектив, музыканты, директор, даже шофёр разбегутся в одно мгновение, поняв, что больше некому их содержать. И незачем. Кто ещё? Настасья и Натали. Насчёт Натали он тоже не питал иллюзий, их отношения были сложными, противоречивыми, державшимися на многих условиях, в числе которых и его немалые заработки, и высокий социальный статус народного артиста. Если убрать несколько составляющих этого запутанного уравнения, не исключено, что результат получится отрицательный. Может быть, они и не разведутся, всё же глупо в таком возрасте, Натали ведь тоже не девочка, хотя чудеса пластической хирургии поистине безграничны. Но во что превратится совместная жизнь? В бесконечные скандалы и упрёки? Уже много лет на любое обвинение у него был железный ответ: «Я тебя содержу, ты живёшь в своё удовольствие, а в мою жизнь не лезь». Пусть не в такой откровенной форме он это говорил, но общий смысл легко улавливался. А теперь что он сможет сказать в своё оправдание?

Леонид Витальевич хорошо помнил, как повела себя Натали, когда несколько лет назад у него начались проблемы с сердцем. Он проболел почти полгода: пока обследовался, пока Борька уговаривал его на операцию, пока восстанавливался. После шунтирования восстановительный период долгий, и работать он, конечно, не мог. Мало того что руки больно поднимать из-за шва и слабость постоянная, так ещё и вид такой, что краше в гроб кладут, никакой гримёр не поправит. Леонид Витальевич почти месяц пробыл в санатории в Подмосковье, куда к нему чуть ли не ежедневно приезжали то Полина, то Боря. Натали появилась всего пару раз, но он и не настаивал. Зато когда Леонид Витальевич вернулся домой, началось. Нет, первые дня два Натали изображала примерную жену: варила бульончики, которые подавала ему в спальню, беспокоилась, не холодно ли ему, не жарко ли, не включить ли телевизор, не подложить ли подушечку. Хотя он и сам мог взять из шкафа одеяло, включить кондиционер и дотянуться до пульта, но забота была приятна. Однако вскоре Натали эта игра надоела. На третий день она заявила, что есть нужно в столовой и вообще нечего валяться в кровати. На четвёртый поинтересовалась, не пора ли ему на работу, а когда поняла, что муж пробудет дома минимум месяц, начался ад. Леонид Витальевич её не осуждал, в конце концов, за столько лет она привыкла видеть его раза два в неделю, а остальное время посвящать своим интересам. И вскоре из-за её постоянных придирок он и правда стал ощущать вину: за то, что не приносит деньги в дом (хотя на счету лежала приличная сумма, на которую минимум год можно было безбедно существовать), что надоел ей своим нытьём и плохим самочувствием (он старался бодриться и улыбаться, но действительно скверно себя чувствовал, и получалось не всегда), что шаркает по полу и оставляет за собой лужи в ванной комнате, крошит на стол, когда ест, и постоянно разбрасывает вещи по дому. И Леонид Витальевич с каждым днём всё сильнее ощущал ту разницу в возрасте, которая казалась такой привлекательной в начале их отношений – молодая жена, совсем девочка на фоне его, уже взрослого, опытного мужчины. Теперь же ситуация изменилась: женщина в самом расцвете и без пяти минут старик, у которого то сердце, то давление, то просто всё надоело и ничего не хочется. Вскоре он не выдержал и, как всегда, переехал к Карлинским.

Что удивительно, сразу пошёл на поправку. То ли благодаря Борьке, у которого он теперь был на глазах, под ежедневным наблюдением, то ли благодаря Полине, умеющей лаской и вниманием оживлять что угодно: у неё круглый год цвели растения, всегда получалось тесто, в доме постоянно пищали чьи-нибудь щенята или котята, и на всё у Поли хватало и времени, и тепла. И у Леонида Витальевича как-то вдруг и шов болеть перестал, и сил прибавилось, и появилось желание снова выходить к зрителям, и даже голос зазвучал. А потом приехала Настасья, и он окончательно забыл про все немочи.

Настя… Мысли Леонида Витальевича потекли в другом направлении. Да, ещё есть Настя, которая тоже не в курсе произошедшего. Как дальше сложатся их отношения, если он уйдёт со сцены? Впрочем, плевать Насте на его сцену, ведь артист Волк уж точно её никогда не интересовал. Ей не нужна его слава и даже его деньги, но то, что ей, молодой и красивой, действительно требуется, он ведь тоже не всегда сможет дать. Он и так уже перед их редкими встречами глотает стимулирующие таблетки (Борька узнал бы – убил бы). Пока на всякий случай, подстраховывается, но время идёт, и их отношениям в любом случае скоро придёт конец.