Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь. Страница 51

Рыцарь, приблизившись, остановил коня у самого балкона, перед правителем. Склонился в поклоне к самой луке седла.

— Comment vous appelez-vous, monsieur chevalier, [13] — мягко произнес Филипп Август. — Откуда ты и под чьим стягом собираешься встать в бою? — Он гордился тем, как изысканно и красиво смог выразить свое любопытство.

Король ожидал, что победитель немедленно сошлется на какой-нибудь обет и убедить его назваться будет очень сложно. Но тот вдруг поднял руки к вороту, неторопливо отстегнул шлем и снял его вместе с подшлемником. Появились светлая копна волос и молодое, свежее — несмотря на жару — лицо. Рыцарь Белого льва показался Филиппу совсем юным. Он взял шлем под мышку и снова склонился луке седла, что выглядело как самый настоящий и довольно почтительный поклон.

— Кто ты, рыцарь? — не без удивления продолжил король.

— Ричард Уэбо из Уолсмера, из Корнуолла, — представился тот.

— Ты был посвящен? — уточнил Филипп, поскольку род Уэбо был ему неизвестен, английский ацент узнаваем, а звонкого титула вроде граф Норфолк или граф Суссекс не прозвучало.

— Да.

Ричард приподнял бровь и усмехнулся — он узнал молодого человека.

— Значит ли этот белый лев на твоем гербе, что ты — вассал короля Английского, моего гостя? — продолжал спрашивать Филипп, хотя и считал уже, что это излишне, и так все понятно. Но для порядка-то…

— Да. Король Ричард — мой сюзерен.

Сын Генриха благосклонно покивал головой.

— Что ж, ты славно сражался и заслужил награду. Прими этот дар. — Филипп протянул Ричарду Уэбо рог, и полированная кость глухо стукнула о кольчужную защиту рук — перчатки рыцарь не снял. — Теперь же ты можешь выбрать ту даму, которая более всех тебе понравится, и она станет королевой турнира и бала.

Один из слуг французского короля по жесту господина протянул победителю золотой ободок с тонкой гравировкой и финифтяной отделкой. Украшение было не только почетное, но и дорогое, и искусно выполненное, так что, если учесть, что избранная дама после завершения празднований оставляла этот подарок себе, приз оценивался очень высоко.

Так что дамы принялись прихорашиваться, некоторые торопливо нащипывали щеки, чтоб добиться хорошего румянца, кусали губы, чтоб те вспыхнули спелой вишней, оправляли плоеные шемизетки и пряди волос, подвитые и уложенные вокруг хорошенького личика. Некоторые, надеясь, что их жест останется незаметен, изящно опущенными на плечи пальчиками растягивали вырез платья, чтоб явить взору как можно больше. Приосанились и несколько девиц веселого поведения, затесавшихся в число знатных дам. Они все были роскошно и со вкусом одеты, изысканны, иногда даже очень искусно (то есть слегка) накрашены, а потому казались настоящими красавицами. И, конечно, очень хотели восторжествовать над знатными дамами, которые считались порядочными, на деле же в большинстве занимались почти тем же самым.

Но рыцарь Белого льва миновал и знатных красавиц, и веселых девиц, он, не торопя коня, будто желал помучить мечтающих о триумфе, остановился у самого края трибуны. Нагнулся и протянул венец девушке, сидевшей в первом, нижнем ряду (ряд этот, ближайший к ристалищу, занимали менее знатные женщины, поскольку остальные береглись от пыли, поднимаемой рыцарскими конями) и укрытой вуалью.

Она подняла голову, встала, и, прежде чем приняла дар, откинула вуаль. И оруженосцев, оказавшихся поблизости, обжег огонь ее огромных темных глаз под густыми ресницами. Бледное, в точности соответствующее эталонам красоты лицо обрамляли искусно уложенные хоть и черные, но все-таки красивые волосы и вышитый жемчугом маленький чепец, к которому булавками была приколота вуаль, кладками спускающаяся на дорогое платье. Изысканно одетая и убранная, она держалась с достоинством принцессы и показалась окружающим прекрасной до спазма в сердце.

Помедлив, она приняла венец и, аккуратно отколов вуаль, возложила его поверх чепца. Накинула легкую кисею обратно. Воткнула булавочку сквозь тонкую ткань и плотное шитье головного убора в пышную прическу и подала руку подбежавшему оружепосцу, который должен был отвести ее в почетную ложу. Дамы, вздыхая, снисходительно похлопали в знак приветствия.

Зато мужчины оживились. Несмотря на непривлекательный цвет волос (в моде были золотистые косы — мужчинам блондинки казались особенно послушными), девушка показалась всем куда более красивой, чем любая иная дама королевского двора Франции или гостья из Англии. Им не приходило в голову, что, может быть, десятки и сотни красавиц, которым и в подметки не годятся придворные дивы, каждый день ходят по улицам города или сельским дорогам, нo не ими восхищаются, не перед ними преклоняются, потому что вместо бархата и парчи они облачены в дерюгу и грубую шерсть. Здесь же, говоря банально, у драгоценного камешка оказалась достойная оправа. Ей помогли подняться на почетную трибуну (девушка изысканно придерживала подол двумя пальцами), и она склонилась в изящнейшем реверансе перед королями. Филипп-Август млел, рассматрявая незнакомку, — он ценил красивых женщин, Ричард же глядел равнодушно: ничего похожего на соответствующее настроение, при котором он начинал интересоваться дамами, незнакомка не вызвала. Распорядитель празднеств задал неизбежный вопрос, следуя всеобщему интересу:

— Как ваше имя, мадам?

— Анна Лауэр из Стирлинга.

Ей предназначена была важная роль в развлечениях следующего дня, равно и на турнире. Всем участникам (кроме ничем не отличившихся рыцарей и, разумеется, оруженосцев) надлежало вручить подарки — серебряный кубок, браслет, кинжал, еще какую-нибудь приятную мелочь… Ведь ни у Филиппа, ни у Ричарда пока не было жены, и красавица должна была в течение нескольких дней играть роль первой дамы королевского двора. И, понятно, нести бремя соответствующих обязанностей.

Естественно, в свите королей она отправилась в замок, на трапезу, куда получил приглашение также и победитель. Никто не пытался оспорить его прав, когда его конь занял место возле кобылицы красавицы.

— На тебя так смотрят, что мне хочется взяться за меч, — сказал он ей так тихо, что никто больше не мог услышать, и на английском, который здесь знали немногие.

Серпиана (кто же еще?), слегка повернув голову, задорно улыбнулась ему:

— Не намахался оружием вдосталь?

— Турнир — это просто развлечение, а не настоящий бой, я же говорил тебе.

— Ты прекрасно владеешь мечом, — сказал Гуго Бургундский, подъехав поближе к своему недавнему противнику. Теперь их кони вышагивали бок о бок. — Ты родился в Корнуолле? Участвовал в битве при Экзетере?

— Нет, не довелось.

— У тебя замечательный меч. Нельзя ли его купить?

— Нет, — отказ Дик постарался сделать негрубым, хоть просьба балансировала на грани дозволенного. Герцог же, конечно, понимал это, ответил вежливo улыбкой и кивком. И отдалился немного, чтоб удить что-то со своим сенешалем.

— О чем вы говорили? — поинтересовалась девушка, поскольку разговор между рыцарем и герцогом происходил, разумеется, на французском.

— Ты не поняла?

— Нет, конечно.

— Но когда тебя спросили об имени, ты ответила в лад. Как мы и договаривались.

— Кое-что поняла, но больше догадалась. По интонации, по характеру вопроса. Чтоб научиться понимать язык, мне нужно время.

— Научиться понимать? — Серпиана взглянула искоса:

— Ты не знал, что, когда человек говорит, он думает на том же языке. Но не только слова, есть еще и образы, возникающие в сознании. Все это я могу воспринимать и так учу язык.

— Прошу тебя, — пробормотал он, наклоняясь так близко, что ощущал аромат ее подвитых волос, и делая вид, будто шепчет комплимент. — Не спользуй здесь магию.

— Это не магия, — столь же неразличимо тихо ответила она. — Это врожденное умение.

Дик немного успокоился.

— Так, получается, и английский ты не знала? — улыбнулся он.

— Откуда мне было его знать? Не волнуйся, через пару недель я буду знать французский не хуже, чем твой родной язык.