Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь. Страница 58
Он вез ее по ночной дороге (тьмы не было, светила луна, и небо фосфоресцировало пятнами звезд, неразличимых взглядом в отдельности из-за того, что луна столь ярка), и под его широким плащом она перестала дрожать. Золото, увязанное в косынку, оттягивало ей пазуху, и постепенно перестало холодить тело сквозь тонкую ткань. Деньги были порукой того, что ее вообще впустят в дом.
Привратник аббатства отказался открыть рыцарю большие ворота, но снял замок с маленькой калитки, обращенной к стенам Мелиды, и пообещал, что дождется возвращения корнуоллца, хотя бы он вернулся только утром. Конь бодро застучал копытами по дороге, выжженной до звонкости терракоты, и недавняя пленница короля уверилась, что ее везут домой.
— Не волнуйся, — негромко, с глубоким спокойствием и уверенностью заговорил Дик, которому очень хотелось убедить девушку в том, что жизнь ее не кончена. Не слишком-то смыслящий в женщинах, что-то он угадал глубочайшим чутьем опытного в жизни человека. — Насчет замужества не бойся. Постарайся только поскорее выйти за кого-нибудь. Приданое у тебя теперь достаточное, ничто не помещает завести семью. Скажу по правде, для мужчины не так важно, чтоб твое тело было девственно, главное, чтоб ты еще никого не любила. Тот, кто захочет понять тебя, поймет. Кроме того, не забывай, что ты была с королем, не с кем-нибудь, и при нужде просто напомни об этом, а также о том, что королям не отказывают.
— Это был Рикардо?
— Да, король Ричард… Для многих это кое-что значит. Да в придачу деньги. Скажи, что именно король дал их тебе. Незачем посторонним знать правду. Все у тебя будет хорошо.
— А вдруг ребенок…
— Так и что? Обычное дело. Не от пастуха же, не от золотаря. Кроме того, каков Ричард! Если будет сын, то получится рослый и сильный парень — разве не главное для крестьянина?
Дик помолчал. Какое-то доверие он испытывал к девушке, возможно, потому, что им предстояло расстаться через пару часов и больше никогда не встретиться. Она не смогла бы, даже если б хотела, разнести услышанное настолько широко, чтоб это стало нежелательно для молодого рыцаря. А исповедаться почему-то хотелось. Кроме того, это был самый последний и самый веский довод.
— Моя мать была в таком же положении, что и ты. И ничего. А она не крестьянка, а знатная дама. Дворянка.
Он ощутил, как Джиованна замерла, напряглась, а затем обернулась. Ноги ее не опирались о стремена, потому крестьянка, не слишком-то привычная к верховой езде, пошатнулась и вновь стала смотреть на дорогу.
— Ты — сын короля? — прозорливо предположила девушка, чьи слезы уже совершенно высохли.
—Да.
— А… Твоя мать тоже тогда была девушкой?
Молодой рыцарь поморщился, сочтя вопрос неуместным. Но вопрос задала девушка, и ответить на него оплеухой было невозможно.
— Какая разница? Здесь не имеет значения брак — есть он или нет. Важно лишь то, как ты себя держишь. Если укрепишься в своей невиновности, так же отнесутся к случившемуся остальные. А если станешь чувствовать вину, найдется немало желающих это поддержать. Обвинять других любят все. А свою репутацию надо делать своими руками. Понимаешь?
Он спешился у крайнего дома спящего поселка, прикрытого большим фруктовым садом со стороны дороги, и снял Джиованну с седла. Он не думал, что своими разумными рассуждениями успокоил ее сердце более, чем уговорами или откровенной жалостью. Корнуоллца больше радовало свое спокойствие, посетившее его после собственных слов. Для девушки же сложившаяся ситуация и положение дел в целом не представляло собой катастрофу, скорее уж обыденную неудачу, которая не шла в сравнение с неудачами многих других девушек. Еще на пути в аббатство Святой Троицы она представляла себе всякие ужасы, но ничего такого с ней не случилось. Логические выкладки Дика ее совсем убедили, что прыгать в реку нет нужды.
Она прижала под одеждой тяжелый узелок и бросилась к дому, совсем забыв поблагодарить. От нее, впрочем, ничего подобного и не ждали. Корнуоллец улыбнулся и потянул коня за повод, собираясь ехать в обратный путь. Почему-то на душе у него было очень хорошо.
А ночью под дверь королевской спальни к нему пришла Серпиана, и, укрывшись мехом с головой и тесно прижавшись друг к другу (постель, разостланная на каменном полу, от холода которого ломило кости, была волчьей, одеяло тоже), они целовались с истовостью только-только влюбившихся.
— Расскажи мне о твоей земле, — попросил Дик заплетающимся от усталости языком. Он чувствовал, что засыпает.
Девушка стала рассказывать. Она говорила что-то о лесах, где путь могут найти лишь звери, оборотни или самые умелые и опытные следопыты, об уступчатых горах, поросших можжевельником и эдельвейсом, о степях, где травы под ветром похожи на морской прибой. Рассказывала о городах, чьи белые стены сияли под ярким солнцем так ослепительно, словно их полировали. Говорила о прибрежных башнях, на вершинах которых ночами неизменно горит огонь, указующий путь кораблям. Говорила о могущественных лордах, в руках которых сосредоточена вся магическая власть ее мира, о непобедимых воинах и прекрасных девушках, раз в году выходящих танцевать на лугу перед святилищем, но этого он уже не слышал.
Он уснул, прижимаясь к ее обнаженному плечу, и, когда она приподнялась на локте, чтоб посмотреть на него, даже не вздрогнул. Вьющаяся прядь ее темных волос выскользнула из-под гребня, упала ему на лоб. Он спал и улыбался.
ГЛАВА 17
Наутро король был в наилучшем расположении духа, но это расположение дало неожиданные для его слуг результаты. Откушав утреннее жаркое, сдобренное чесноком, и съев рыбную начинку пирога (был как раз постный день), государь заявил, что намерен прогуляться до Реккьи пешочком и без сопровождения, благо расстояние не очень велико. Эдмер Монтгомери, как всегда, выразил согласие и тут же взглядом дал знать Дику и еще десятку рыцарей, что им следует быть наготове. Ричард против обыкновения этот взгляд заметил и, радуясь своей проницательности, весело воскликнул:
— А если отправишь кого-нибудь следом, я отрублю тебе голову!
Эдмер изменился в лице. И, помедлив минутку, возразил:
— Путешествовать в одиночестве не подобает вам, государь. Не сами же вы будете ловить коня, если понадобится. Это не соответствует вашему королевскому достоинству.
Король задумался, и его блуждающий взгляд привычно остановился на Дике.
— Пожалуй, да. Уэбо, ты отправишься со мной. Что-то легкое и гибкое приникло к руке корнуоллца сзади, и по дыханию он узнал Серпиану.
— Нет, — едва шевеля губами, сказал он. — Ты останешься с отрядом. Не беспокойся и держись поближе к Трагерну. — Обернулся и заметил, как на лице красавицы появилось лукаво-озадаченное выражение.
— И кто кого будет защищать? — не без иронии уточнила она.
— Неважно. Главное, чтоб оба уцелели.
Королю подвели его коня — здоровенного лохматого жеребца (Ричард не терпел ни кобыл, ни меринов), поскольку выражение «прогуляться пешочком» не следовало понимать буквально. Дик лишний раз проверил седельные сумы, прежде чем подняться в седло, — в пути государь мог захотеть вина, закуски или чего-то посущественней, например поесть. Поход походом, но для короля вино должно быть всегда.
— Кубок положил? — пробормотал подбежавший постельничий, сжимая в руке узелок с засахаренными фруктами. Королевский слуга не вышел ростом, и, чтоб верховой услышал, ему пришлось подпрыгивать. Так что сказанное прозвучало очень громко.
— Взял-взял, — густо расхохотался Ричард. — Он — запасливый молодой человек. Поторапливайся, Уэбо!
— Я готов,государь, И они отправились.
Широкая дорога, на славу убитая колесами купеческих телег, избегала крутых подъемов и спусков, оно и понятно — торговцам надо было непременно обеспечить сохранность своих телег, лошадей и груза, а не сеять его по пути в порт. Тракт неторопливо спускался с холма, далее огибал следующий и выходил к самому побережью, захватывая как Семинару, так и Реккью, и местечко, называемое Сцилла. Побережье там было опасное, море изобиловало рифами, и в шторм там нередко гибли корабли. На берегу скоро появилось небольшое селенье, жители его промышляли рыбу, но жили по большей части тем, что дарило им море после шторма. С другой стороны, спасшиеся моряки получали в этом селении помощь, впрочем, лишь тогда, когда не пытались претендовать на спасенные с корабля остатки груза.