Бастард: Сын короля Ричарда - Ковальчук Игорь. Страница 73

— Государь, это опасно. Люди могут плохо воспринять этот жест.

Ричард нахмурился:

— Получил награду и полагаешь, что можешь мне указывать? Я не спрашивал твоего совета.

— Простите меня, государь… Это не совет. Мы все разделяем ваш гнев, но…

— Я не собираюсь потакать этим наглым сицилийцам!

— Государь, речь не о сицилийцах. Среди англичан есть те, кто может испугаться этого.

Король приказал корнуоллцу замолчать, молодой рыцарь так и сделал. Ему по большому счету было все равно, останется ли флаг на кресте или нет. Он считал, что Бог и не заметит английского флага, коль скоро он не обитает на земле и не мучается тщеславием. Но большинство солдат судили о Боге по себе, Король хоть и отмахнулся для виду, все-таки поразмыслил над словами телохранителя и через несколько минут отправил вслед первому рыцарю второго — отменить приказ.

Как всегда после боя, мертвые лежали на улицах, те, кто хотел уцелеть, прятались в домах, не высовывая наружу носа. Солдаты потихоньку грабили и насиловали, но все это происходило так незаметно, что не стоило и упоминания. Сопротивление было сломлено, остывшие от боевого бешенства и вспышки ненависти англичане стали сволакивать трупы в две соседние кучи — своих и чужих отдельно. Когда на улицах стало более-менее безопасно, в город, пугливо озираясь, проник облаченный в длинную сутану священник с удобной деревянной доской для письма, несколькими старыми пергаментными листами и чернильницей на шее. Он оглядывался гго сторонам, шарахаясь от любого вооруженного человека, будь то белобрысый англичанин или черноволосый итальянец.

Его величество со всей своей свитой как раз неторопливо проезжал мимо ворот, он остановился о чем-то спросить Вильгельма из Улера. Рыцарь орал на работающих солдат, подгоняя их, но при виде короля отвлекся от этого увлекательного занятия и стал что-то объяснять суверену. Поняв, что государь занят, Дик решил ненадолго отлучиться. Он подъехал к воротам и наклонился в седле, состроив почтительную мину. Со священниками всегда следует быть вежливым.

— Что там? — окликнул Ричард, отвлекаясь от разговора с Вильгельмом.

— Государь, это отец Рожер Говеден, — ответил корнуоллец, поскольку священник говорил очень тихо. — Он летописец и хотел бы, насколько возможно, правдиво и точно описать происходящее. Он просит позволения пройти по городу и посмотреть и еще просит дать ему сопровождение, потому как боится.

— Оно и понятно, — проворчал Ричард, смерив взглядом щуплую фигурку святого отца, которого даже широкая одежда не сделала дороднее. — Летопись — это хорошее дело. Даже лучше, чем песни. А что ты там уже понаписал, отец? А? Ну-ка почитай!

Священник поднес к глазам лист и, запинаясь, стал говорить по-латыни. Знаний Дика хватило, лишь чтоб ухватить самое главное — немного о прибытии короля Английского в Мессину, немного о встрече Иоанны, немного о ссоре. Последнее заинтересовало его особенно, и молодой рыцарь сосредоточился на воспоминаниях о школьных годах, когда его учили латыни… Что ж, написанное почти соответствовало действительности. Как там: «…благодаря вмешательству городских властей ссора между мессинцами и английскими войсками прекратилась…»? Дик неслышно вздохнул. О его скромной роли, конечно, никто ничего не узнает.

Король владел языком учености значительно лучше своего молодого телохранителя — на латыни в то время писались все письма, документы, указы и распоряжения, и правитель поневоле научался понимать ее.

— Неплохо, — снизошел Ричард. — Да, неплохо. А теперь пиши так… Ну, пиши, пиши, король диктует!

Рожер Говеден торопливо схватился за чернильницу. Подвешенная на шее, она располагалась так удобно, что ее не требовалось даже снимать — священник просто окунал в нее перо. Положив на доску хорошо отмытый и отскобленный от старых записей лист, он приготовился записывать. Бешено фантазируя, его величество принялся повествовать о бое под стенами Мессины:

— Так, пиши… Значит, «король Английский был принужден ввести в бой свою конницу…» Нет, не надо о коннице. Пиши: «Во время переговоров, когда все уже было готово для заключения мира, злокозненные граждане Мессины в огромном числе…»

— Помедленней, государь! — взмолился Рожер, торопливо корябая неровные буквы. — Умоляю вас…

— Пиши-пиши! «…В огромном числе замышляли напасть изменнически на короля Англии…»

— Государь, — почтительно вставил Вильгельм. — Следовало бы указать, что огромное число мессинцев находилось не в городе, ведь захватить город так быстро оказалось бы невозможным.

— Правильно. Пиши: «Граждане Мессины в огромном количестве удалились в горы и замышляли оттуда изменнически напасть на короля Англии».

— "…на короля Англии".

— Пиши: «Король Англии приказал немедленно взяться за оружие. Сам с немногими поднялся на крутую гору, которую считали неприступной». Записал?

— "…неприступной". Написал, ваше величество.

— Еще пиши: «Когда он достиг вершины горы…»

— Государь, лучше будет добавить «с великим трудом», — вставил Вильгельм, увлеченный этой новой забавой.

— Да, конечно, «…с великим трудом достиг вершины горы, все находившиеся на ней бросились в город, а король преследовал их с мечом в руках». Дальше опишешь эту битву, как должно. Теперь о потерях… — Король задумался. — Да, о потерях… Пиши: «При том из вассалов короля Ангии было убито… скажем, пять рыцарей и десять простых воинов… нет, двадцать простых воинов».

Растерянный отец Рожер поднял глаза от своего листа и посмотрел на трупы, складываемые неподалеку от него, — чтоб удобней было вывозить из города, их собирали почти у самых ворот. Любой человек в то время прекрасно понимал, что означают бездыханные тела, оставленные без погребения под жарким солнцем. Они означали чуму. Так что следовало торопиться. По булыжнику уже грохотали колеса повозок, которые собрали именно затем, чтоб вывезти тела из города.

Святой отец не был слеп, но и глуп он также не был. Спорить с королем? Ну нет…

— А… Что мне написать о погибших мессинцах? — осторожно спросил Говеден.

Ричард с гордостью поглядел на наваленную груду тел — она являлась верным свидетельством доблести и силы его воинства. Но… Государь вспомнил то, что ему говорили об умиротворении захваченных городов. Каким правителем лучше представить себя — великодушным и мягким или жестким и непреклонным? Какой король вызовет восхищение потомков?

Духовник все болтает ему о милосердии. Да, летописец-то тоже священник! Значит, решено.

— Пиши! — решительно приказал государь. — «Из мессинцев никто не погиб». Или нет. Вообще ничего не пиши об этом. Ясно?

— Да, государь, — согласился перепуганный священник, глядя на тела горожан, которые десятеро английских солдат грузили на подводы. Было похоже, что и дюжины больших подвод не хватит, чтоб вывезти всех убитых сицилийцев.

Король удовлетворенно кивнул и неспешно поехал к магистрату и главному городскому собору, где его ждали сановники. Дик задержался возле священника, в растерянности рассматривающего записи, которые сделал. На молодого рыцаря он поднял глаза, круглые от отчаяния.

— Но как же я напишу так? Это же неправда!

— Тогда напишите правду, святой отец, — предложил корнуоллец.

— Как же это возможно? Ведь король приказал… Я сам вижу, сколько людей погибло… Как же быть? — Рожер Говеден схватился за голову, и его тонзура побагровела.

— Тогда просто обойдите этот вопрос, святой отец. Не пишите о том, сколько людей погибло.

— Но его величество продиктовал мне…

— Тогда измените фразу. Добавьте что-нибудь подходящее. — Дику было жаль священника, хотя никакого уважения к нему он не испытывал. — Например: «в числе прочих погибли пятеро рыцарей…». Или так: «Я сам видел, как погибли пятеро рыцарей…» Ну что-нибудь вроде этого.

Говеден поднял посветлевшее лицо и несколько мгновений смотрел на собеседника.

— Благослови тебя Бог, сын мой, — с облегчением произнес он, поднял руку и осенил молодого рыцаря крестом, знаком благословения. — Именно так я и сделаю. Иди с миром.