Бессмертные - Ковальчук Игорь. Страница 36

Он не поцеловал ее ни разу. Ни разу не прошептал ни одного ласкового слова. Ничего, что могло бы напомнить ночь двух влюбленных, не случилось между ними, кроме, разве что, самого главного. И может быть, именно это протянуло Моргане руку сквозь тьму, которая окутала ее. Принцесса и сама не ощущала, что в ее душе возник и отвердел стальной стержень, который, конечно, вряд ли мог помочь справиться с ужасом перед отцом или любым другим мужчиной, но обещал в будущем стать лесенкой, по которой она со временем смогла бы выбраться из пропасти, куда ее столкнула судьба.

Когда он закончил, девушка еще долго лежала, закрыв глаза. Потом поднялась, натянула на себя скомканное платье, завернулась в плащ. Окостеневшими пальцами принцесса привела себя в порядок. На брата она не смотрела.

– Прости меня. – Руин смотрел на нее снизу вверх с мукой в глазах. – Прости меня, Моргана.

– За что же? – Она попыталась улыбнуться. Получилась улыбка сквозь слезы.

– Прости.

– Нет, Руин, я тебе благодарна. Спасибо.

Она нагнулась и поцеловала его в лоб. Лишь брат знал, каких усилий ей это стоило. Он слегка отстранился, и поцелуй превратился в простое прикосновение губ, короткое, как искра.

– Не надо, родная. Не надо. Я виноват перед тобой. Мне давно следовало хватать в охапку тебя и маму, и малыша…

– Это Дэйн-то малыш?

– А кто же еще? Но я боялся, что не смогу прокормить вас. Дурак. Все бы я смог. Уж с голоду бы не умерли. Я, дурак, довел до того, что все так сложилось.

– Прекрати. Ты ни в чем не виноват. – Она вытерла лицо краем накидки. – Ни в чем, – и пошла к выходу. Лишь на пороге обернулась. – Я попрошу отца, чтоб он отпустил тебя.

– Нет! Моргана, нет! – крикнул Руин, пытаясь встать – он-то понимал, что означает в устах сестры «попросить» и чего ей будет стоить уговорить Армана-Улла, но принцесса не обернулась. Она боялась, что от ее решимости не останется и следа. Слишком все это было страшно.

В своих покоях она тут же забралась в ванну, а платье выкинула в мусор (откуда его, конечно, извлечет какая-нибудь бойкая служанка, постирает и перекроит во что-нибудь более подобающее ее статусу). Теплая вода успокоила ноющую боль, стерла с лица первые морщинки. Моргана закрыла глаза. Если бы можно было остановить мгновение. Не жить, не чувствовать, не видеть – только лежать в теплой воде, закрыв глаза, и ощущать, как ее нежное прикосновение – единственное из всех возможных, которое тебе не противно – ласкает кожу.

Но это было невозможно. Служанка уже дважды заглядывала в ванную. Пришлось вылезти, позволить себя обтереть и нарядить во что-то очень роскошное и очень дорогое.

Арман-Улл, конечно, не утерпел. Образ прелестной дочери стоял у него перед глазами. Дела были отложены, и правитель заторопился поужинать и хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Он едва дождался, пока слуги приведут перепуганную Моргану и закроют двери, и тут же набросился на нее. Страх и замешательство дочери только подогревали его пыл. Принцесса была воспитана в традициях Провала и привыкла повиноваться мужчинам, а уж своему отцу – тем более. Но его прикосновения отозвались неприятной дрожью во всем ее теле, и, сотрясаясь от омерзения, она отстранилась.

– Ну-ну, детка, что это ты такая скромная, – сопел Арман-Улл. – Черт побери. Да ты во сто крат лучше, чем Дебора. Сочнее, красивее… Ничего, эта ведьма у меня еще получит…

– Отец… – всхлипнула Моргана, заслоняясь руками.

– Ну что?

– Отец…

– О чем-то хочешь попросить? Знаю, знаю. Все девушки одинаковы.

– Отец… Умоляю. Отпусти Руина.

– Всегда только твой братец. И это все, что ты хочешь, детка?

– Да, отец.

– Ты ведь просишь за предателя. За негодяя.

– Отец, я уверена, он не хотел…

– Будешь спорить?

– Нет… – Губы Морганы задрожали. Она закрыла лицо руками.

Арман-Улл поморщился. Он терпеть не мог женских слез. Но дочь была так прелестна, что он был готов на все, лишь бы она не плакала. Тем более если представится возможность заодно избавиться от ненавистного сына.

– Так что – хочешь, чтоб я отпустил твоего братца? Ну а где твоя ласка? Где послушание?

Трясущимися руками девушка спустила с плеч платье. Властитель сглотнул. От его взгляда принцессе стало жарко и противно. Она разделась, стараясь не смотреть в лицо Арману-Уллу.

– На колени, – хрипло приказал он. Девушка опустилась на пол. – Целуй! – Он подставил ей свой сапог.

Моргана поцеловала. Состояние ее уже было таково, что ей стало почти все равно, что делать. Она думала только об одном – о брате. А если будешь противиться, то все окажется напрасно.

– Ну ладно. – Правитель алчно разглядывал дочь. – Ладно. Сделаю, как ты просишь. Но помни – если не будешь повиноваться, Руин умрет. Прикажу найти и убить, ясно? Найдут и убьют.

– Отец… – Она попыталась обнять его колени, что правителю пришлось по вкусу.

Он жестом приказал ей лечь на ложе, а сам, посвистывая в приятном предвкушении, подошел к двери. Выглянув, подозвал начальника охраны.

– Так, принца Руина отпустить и выкинуть за пределы Провала, – сказал он громко, чтоб слышала дочь – и тут же наклонился к офицеру и прошептал:

– Заковать принца в магические блоки, рассчитанные на архимага, – промурлыкал Арман-Улл. Офицер лишь кивнул в знак того, что слышал и все понял. – И выкинуть куда-нибудь на Белую сторону. В самое сердце Белой стороны. Пусть покорчится перед смертью как следует.

И отвернулся, довольный, что так ловко обрек нелюбимого сына на мучительную смерть, да еще и сумел извлечь из этого выгоду. Моргана никогда не узнает, что ее любимого брата умертвили так жестоко, ведь для мага низкого уровня, каким считался Руин, блоки архимага – это смерть, причем невидимая и бескровная. Блоки, рассчитанные на высокий уровень, слабого мага высасывают досуха.

А уж о Белой стороне и говорить нечего. Черному магу в средоточии белой магии будет так же «уютно», как мыши в банке с серной кислотой. Эти две магии несовместимы, их насильственное сближение вызывает отторжение одной и другой. А если чародеи окружен чуждой магией со всех сторон, то его отторгает все окружающее пространство и сама жизнь.

Чем это заканчивается, нетрудно догадаться.

Потирая ладошки тонких паучьих лапок, властитель повернулся к постели, на которой куталась в простыни принцесса.

Офицер, служивший в личной гвардии правителя, за свою долгую карьеру слышал и не такие приказы, но на этот раз даже его слегка покоробило. Все-таки Арман-Улл говорил о собственном сыне. Пусть нелюбимом, пусть посмевшем выступить против него, но все же. На мгновение у офицера появилась мысль пырнуть принца кинжалом, прежде чем выкидывать его на Белую сторону – это было бы милосерднее. Но в тот же миг он понял, что это будет смерти подобно. А если Арман-Улл узнает? А если предадут подчиненные – по инструкции в одиночку проводить казнь запрещено…

В том, что принц Руин приговорен отцом к казни, офицер ни на миг не засомневался. Но своя рубашка ближе к телу. Кроме того, отец волен делать все, что угодно, со своим отпрыском. Захочет – убьет, причем с фантазией, какая ему придет в голову.

Офицер молча поклонился закрывающейся двери.

А в своих покоях Арман-Улл неторопливо направился к ложу. Он обошел постель кругом. На лице властителя застыло странное выражение, от которого его черты казались гипсовой раскрашенной маской. Порой даже его глаза стекленели, и если бы девушка взглянула на него, она решила бы, что перед ней не отец, не живое существо, а голем. Но она не смотрела. Стиснув зубы и кулачки, маленькие, как у ребенка, принцесса боялась даже подумать о том, что сейчас произойдет.

Арман-Улл потянул на себя простыню, под которой она лежала. Он наматывал шелковую ткань на кулак с таким видом, словно это были дочерины косы. В мерцании свечей – их на весь покой было всего пять-шесть – кожа ее отливала светлым перламутром. Полусвет и живые блики огня доводили красоту девушки до запредельного совершенства. Моргана казалась драгоценным украшением, брошенным на покрывало кровати. Девушка сжалась.