Всадник. Легенда Сонной Лощины - Генри Кристина. Страница 32

Сандер сидел на дощатом тротуаре перед конторой нотариуса, попирая подошвами проезжую часть, лениво подбрасывал палочку и смотрел, как она падает на землю.

– Что ты делаешь? – спросила я, подходя.

Он вытер нос рукавом.

– Ничего особенного. Мама сказала, что я путаюсь под ногами, и велела мне пойти помочь папе – я, мол, должен учиться у него, чтобы потом тоже стать нотариусом.

Сандер был уже в том возрасте, когда большинство мальчишек начинает осваивать какое-нибудь ремесло, а поскольку он являлся сыном нотариуса, то для него, конечно, не было ничего естественнее, чем перенять отцовскую профессию.

– Но папа беседует с посетителями, и мне делать нечего, – продолжал Сандер. – Они уже давно спорят.

– С кем он там беседует? – спросила я, заглянув в окно.

В нотариальной конторе собралось немало людей, включая Брома и Дидерика Смита. Судя по лицам, они что-то горячо обсуждали.

– Сандер! – Я тряхнула друга за плечо. – Знаешь место, откуда мы могли бы послушать, что там происходит, и чтобы нас при этом не увидели?

Сандер скривил рот и насупился.

– Не-а. Сейчас все уже внутри. Если бы мы вошли до того, как они съехались, то могли бы спрятаться в большом шкафу. Иногда я сижу там, когда мать в дурном настроении.

Он встал и продолжил:

– И вообще, зачем тебе туда? Это же просто скучный деловой разговор. Пойдем поиграем в «соннолощинских» в лесу.

Мне пришлось напомнить себе: Сандер понятия не имеет о том, что случилось со мной после того, как мы увидели тело Кристоффеля. С того утра я будто прожила две жизни, а прошло всего-то два дня.

– В лесу больше небезопасно. Даже днем, даже там, где мы обычно играем.

Я села поближе к нему и шепотом, чтобы никто из прохожих не услышал, рассказала об овце, и о Юстусе, и о монстре.

– Ты его видела? – выпучил глаза Сандер.

– Не только видела, он пытался меня схватить!

И я поведала ему о вчерашнем ночном походе и о том, как на прогалине появилась тварь.

– Но как же ты спаслась?

– Меня спас Всадник, – сказала я и почувствовала, что щеки краснеют. Я что, стесняюсь Всадника? – мелькнуло в голове.

– Всадник без головы? – почти завопил Сандер, и я шикнула на него.

– С головой. И я его не видела. Только слышала, и то существо услышало его тоже.

– Откуда же ты знаешь, что он с головой, если ты его не видела?

– Просто знаю, ясно? – Я двинула его в плечо.

– Но… почему он спас тебя и не спас остальных? – спросил Сандер.

– А ты что, хочешь, чтобы он позволил кому-то оторвать мне руки и голову? – оскорбленно поинтересовалась я.

– Конечно нет. Но ведь странно, верно? Что он спас именно тебя.

«Потому что он присматривал только за мной», – подумала я и поежилась, гадая, с чего я это взяла.

– Так что же нам делать, если нельзя пойти в лес?

Игры и занятия всегда придумывала для нас я. Однако играть сейчас не хотелось. Чего мне хотелось, так это выяснить, что происходит в конторе за нашими спинами.

Мимо прогрохотала пустая телега, и меня опять, как совсем недавно, пробрал озноб. Я подняла глаза и увидела, что с телеги на меня смотрит Хенрик Янссен.

В этот момент дверь нотариальной конторы распахнулась, выпуская Дидерика Смита. Заметив нас с Сандером, сидящих на дорожке, он нахмурился. Сердитый взгляд, конечно, предназначался мне.

– А вот и маленькая ведьма, – прорычал он, схватил меня за руку и дернул, поднимая на ноги – все произошло стремительно, и я даже не поняла, что происходит.

– Я знаю, что Юстус умер из-за тебя. Что ты делала в лесу, а? Колдовала? Плясала? Призывала демонов, чтобы отомстить моему сыну, потому что сама с ним не справилась?

Глаза его были дикими. Изо рта летели брызги слюны. Видно, горе совсем свело его с ума. Однако я с тревогой осознала, что любые обвинения в колдовстве жители деревни воспримут весьма серьезно. Сонная Лощина верила в духов и демонов, потому что жила бок о бок с ними. Деревенские верили в волшебство. А почему бы и нет? Волшебство и Лощина были неразделимы. Волшебство витало тут в воздухе. Неслось сквозь ночь на быстром коне.

Нужно было заткнуть Смиту рот, пока не стало поздно. Положение Брома и Катрины могло защитить меня до определенной степени, лихорадочно думала я, но если Смит примется болтать налево и направо, что я причина смерти Юстуса, то я влипла, беды не оберешься. Пускай большинству все равно, но изрядное количество людей уже считает меня странной из-за того, что я ношу мальчишескую одежду, и если они решат, будто моя манера одеваться указывает не на сумасбродство ребенка, а на нечто куда более зловещее, то…

Впервые я хоть отчасти осознала, чего именно боялась Катрина, почему она так старалась втиснуть меня в общепринятые рамки. В таких маленьких деревнях, как наша, того, кто не вписывается, изгоняют.

Я не размышляла о том, что следует делать дальше. Знала лишь, что нужно остановить Смита – и остановить немедленно.

Я ударила кузнеца кулаком в лицо. Моим кулакам, конечно, далеко до кулаков Брома, способного уложить противника в мгновение ока, но и я умела бить быстро и сильно. Нос Смита хрустнул под моими костяшками, и он отпустил меня, отшатнувшись, и прижал ладони к лицу.

– Чертова сучка! – прорычал он.

– Больше не прикасайтесь ко мне, – предупредила я.

И сама удивилась спокойствию своего голоса. Я как будто утратила связь с собственным телом, как будто наблюдала за собой со стороны. В дверях конторы, слева от меня, появился Бром, хотя осознавала я это весьма смутно. Смиту повезло, жутко повезло, что я оттолкнула его. Если бы Бром узнал, что Смит снова хватал меня, то наверняка прикончил бы кузнеца прямо на месте.

– Я уже говорила, что не имею никакого отношения к смерти вашего сына, – сказала я. – Я сочувствую вашему горю, но не стоит бросаться дикими обвинениями, это не принесет вам никакой пользы.

Когда Смит схватил меня, Сандер вскочил, и я слышала сейчас его хриплое дыхание у моего правого плеча. Сандер не любил столкновений, особенно – столкновений со взрослыми.

– Бен, не надо… – прошептал он.

– Идите домой, минхер Смит, – сказала я. – Думаю, вам следует тихо оплакивать сына у себя дома.

– Ты совсем как твой отец и совсем как он. – Смит ткнул пальцем в сторону Брома. – Вы твердо уверены, будто у вас есть право указывать людям, что им делать, что говорить, как думать. Но вот что я тебе скажу, Бен ван Брунт, – я знаю, что ты сделала, и ты за это заплатишь. Заплатишь!

Произнося эту речь, Смит приблизил лицо почти вплотную к моему. Я чувствовала идущую от него табачную вонь, видела, как бешено вращаются его глаза. Жена Смита умерла, рожая Юстуса. Кроме сына, у него никого не было. Я жалела этого человека, жалела – но не настолько, чтобы сносить оскорбления.

– Я ничего не сделала. И не смейте больше обвинять меня в том, чего я не сделала, или заплатить придется вам.

Не знаю, что на меня нашло. Я была тощим четырнадцатилетним подростком, а он – взрослым мужчиной. Я не могла сделать ему по-настоящему больно. Бром мог, а я нет. И я не угрожала ему Бромом. Слишком поздно я осознала, что сказанное мной можно истолковать как угрозу колдовством – если ты уже склонен верить в подобные вещи.

Кровь отлила от лица Смита.

– Ведьма.

– Еще раз назовешь мою внучку ведьмой, и тебе не понравится то, что будет потом, – предупредил Бром.

– Все в порядке, опа. Минхер Смит уже уходит.

Это я произнесла тоном Катрины в образе полноправной хозяйки дома. Смит перевел взгляд с Брома на меня и попятился, спотыкаясь.

– Ты заплатишь, – повторил он. – Все узнают, какова ты, и ты заплатишь.

Несколько прохожих остановились, чтобы поглазеть на нас. Бром ступил на тротуар, медленно огляделся по сторонам – и все зеваки внезапно вспомнили о своих делах и поспешили прочь. Все, за исключением Хенрика Янссена, который стоял, привалившись к дому, в нескольких футах от дорожки. Я встретилась с ним глазами, и он выпрямился, оторвался от стены и подошел ближе, не обращая внимания на свирепый взгляд Брома.