Рыцарь-маг - Ковальчук Игорь. Страница 37

Но человеку не может везти вечно — эту истину Ги, привыкший к удаче, скоро почувствовал на своей шкуре. Сперва он умудрился попасть в плен к султану Саладину и целый год провел в заключении, правда, довольно комфортном. Потом умерла покладистая Сибилла, которая сквозь пальцы смотрела на постоянные измены мужа, потому что он, любвеобильный, никогда не забывал приласкать ее. И самое главное — не успела родить наследника. Супругу де Лузиньян оплакивал искренне, поскольку ценил спокойных и сговорчивых женщин и, кроме того, предвидел немалые проблемы в связи с ее смертью.

И не ошибся. На горизонте немедленно возник Конрад де Монферра, поспешно женившийся на младшей сестре Сибиллы, веселой толстушке Изабелле. Он заявил, что раз Ги получил корону через жену, а теперь остался вдовцом, то корона по праву должна перейти ко второй наследнице Балдуина, то есть его собственной жене. Вопрос был слишком спорный, чтоб решить его сразу и однозначно, Конрад не скупился на обещания, посулы и подарки, и де Лузиньян почувствовал, что венец правителя уплывает от него все дальше и дальше. Он рассчитывал, что король Английский поможет ему вернуться на трон.

Слухи о ссорах Ричарда с Филиппом Августом распространились повсеместно — у сплетен вообще легкие крылья. Француз как раз поддерживал де Монферра, теперь Ги надеялся, что Плантагенет хотя бы в пику Капетингу признает права старшего зятя ныне покойного Балдуина на корону более законными.

Ричард принял де Лузиньяна как короля Иерусалимского, и это должно было обнадежить, но и намекнул Ги, что первый долг христианского государя — способствовать тому, чтоб Гроб Господень (и, конечно, сам Иерусалим, богатый город, куда прибывали караваны с Востока и где купцы без удовольствия, но послушно отстегивали в государственную казну изрядную долю прибылей) оставался в руках христиан. Против этого нечего было возразить. Тогда Ричад сообщил, что для успеха военного дела очень важно захватить и привести к покорности остров Кипр — удобную перевалочную базу. На это де Лузиньяну тоже было нечего сказать, все верно.

Но теперь из этого следовало, что король Иерусалимский должен помочь королю Английскому этот Кипр захватить, а иначе на дальнейшую поддержку английского правителя может не рассчитывать. Ги, имевший большой опыт придворной жизни, подтекст прекрасно понял. Он, пожалуй, был не прочь повоевать.

Дик осознал, что Комнину не поздоровится. Молодой рыцарь и раньше не обольщался насчет незадачливого императора. Чудо, что он вообще продержался так долго. Должно быть, в Византии совсем худо с войсками и стоящими военачальниками, раз базилевс не смог как следует врезать промеж глаз такому бестолковому внучатому племяннику. Плох тот базилевс, который не может удержать в своей власти государство. Плох тот император, который не привык сперва думать, а уж потом делать.

А Ричард обсуждал с де Лузиньяном доставленное гонцом письмо Филиппа Августа, в котором французский король просил Плантагенета как можно скорее прибыть под Акру и помочь с захватом города.

— Что он там себе думает — что я здесь прохлаждаюсь, что ли? — ворчал король Английский. — А если этот Комнин ударит нам в спину — кому будет хорошо?

Дик молча не соглашался. В то, что Комнин рискнет еще раз высунуть нос из-за своих укреплений, он не верил ни на гран. Духу у императора хватило на хамское письмо, но для того чтобы напасть на более сильного противника, он все-таки слишком умен. Но Ричард обоснованно рассчитывал на двадцать тысяч золотых и, пожалуй, еще какую-нибудь поживу. Он уже прикидывал, какой доход может дать такой большой остров, как Кипр, если выжать его как следует. И эти соображения перевешивали даже память о данной клятве, которая обязывала его нестись на зов Капетинга и помогать ему в войне.

На Дика король поглядывал с неудовольствием.

— Ты должен был обеспечить мир, — заявил он ему, видимо, не зная, кого еще можно обвинить. — Я дал тебе титул за то, что ты помог мне добиться своего. Но я не добился.

Не возмущаясь, холодно и почти равнодушно молодой рыцарь возразил, что отношения королей — не его дело, в договорах он ничего не понимает и понимать не может. Это было резонно и правильно, воин и не должен разбираться в политике. Ричард задумался ненадолго, после чего заявил, что новоявленный граф Герефорд должен отработать щедрый дар и представить на суд неверного вассала. Дик ответил, что это требование, пожалуй, неосуществимо, что он не Господь Бог и вытащить Исаака Комнина из-под земли в одиночку не способен. Против этого опять же нечего было возразить.

Король приказал принести большой кувшин вина и закуску и запер дверь на засов, оставив в покоях только одного слугу. Молодой рыцарь самолично разлил вино по кубкам и дал знак слуге, что они, пожалуй, обойдутся и без него.

— Хорошо, не можешь достать мне Комнина. А что ты можешь сделать? — спросил Ричард, нагнувшись к Дику, словно говорил с ним о некоей тайне, и по сильному запаху рыцарь-маг догадался, что государь осушил уже не один кубок.

— Я могу попробовать выяснить, где он находится.

— Этого мало... Хотя... Послушай, говорят, маги умеют вызывать огненные бури. Это правда?

— Не знаю.

— Ты не умеешь, так? Только огненные шары кидать умеешь?

— Не только. Но огненную бурю устроить не могу.

— Как же ты будешь помогать мне брать замки? — Король, похоже, хмелел все сильнее и сильнее.

— Как смогу, государь.

— Ты должен сделать так, чтоб Комнин оказался в моих руках.

— Государь, если вы пообещаете вольности местным жителям, они сами принесут вам голову императора.

— Вольности, отлично. А как я буду собирать с них налоги? Вольности рас... развращают народ. Народ должен трудиться и платить, тогда он хорош. А если он получает вольности... — Ричард погрозил пальцем.

Дик пожал плечами.

— Тогда придется брать замки один за другим. Но Кипр — остров маленький, замков здесь, наверное, не так много.

— Ты отправишься со мной, слышишь? Будешь гоняться за Комнином вместе со мной. Слышишь?

— Да, государь.

— Я не рассчитывал, что все так затянется. Я хочу, чтоб твоя магия послужила мне не хуже, чем твой меч, черт возьми! Я знаю, ты можешь больше, чем показал мне. Ты можешь намного больше. Так сделай! Сделай, черт возьми! И пей, что ты смотришь на бокал, будто там отрава? Пей, или я обижусь.

Молодой рыцарь пил, стараясь держать себя в руках и не напиваться. Король же себя не стеснял. Когда очередной кувшин опустел, Ричард потянулся не за следующим сосудом, а за лютней, валявшейся на постели, начал играть, потом вдруг запел. Дик окаменел, слушая.

Король Английский слыл неплохим певцом, хотя, казалось, это и не подобало венценосцу. Баллады, которые он слагал, были, может быть, и не вершиной поэтического искусства, но слишком хороши для короля и рубаки, а потому многие не верили, что он пишет их сам. Но Дик почему-то не сомневался. И теперь ему казалось, что он видит самую сокровенную сущность Ричарда, тайную, которую не замечают его подданные и собратья-короли. Плантагенет был жестоким человеком, а порой, когда его захлестывала ярость, даже зверем, а не человеком, он забывал и о рыцарстве, и о благородстве, и о милосердии. Когда его пьянила кровь, он желал только убивать.

Но глубоко в его душе до сих пор цвел прекрасный цветок. В это невозможно было поверить, но, слушая, как поет его отец, Дик знал, что это так. Должно быть, красота Ричардова голоса и незатейливой любовной песни его сочинения растет из того же корня, откуда берет начало его магическая сила. Та самая, которую смог унаследовать его первый бастард. О да, о королеве-матери Альенор Аквитанской не зря болтают, будто бы она одержима дьяволом: во-первых, венценосная красавица была настоящей мегерой, во-вторых, за свою жизнь не выстояла до конца ни одной мессы, и, кроме того, она поистине прекрасна — самой настоящей красотой демоницы. У нее тоже дивный голос и — как рассказывал Гвальхир — кровь древних магов в жилах.