Рыцарь-маг - Ковальчук Игорь. Страница 38

Молодой рыцарь смотрел на поющего под лютню правителя Англии и думал о том, что если бы Ричард тогда, двадцать два года назад, вместо того чтобы волочь его мать, Алису Уэбо, в постель силой, просто спел ей балладу, она, может быть, не устояла бы и сама.

Дик размышлял, а вино в последнем кувшине все убывало, убывало, наконец его не осталось вовсе, и король, давно уже оставивший лютню и мурлыкавший себе под нос стихи собственного сочинения на какой-то невероятный мотив, уснул прямо за столом. Так что молодому графу Герефорду и королевскому постельничему пришлось совместными усилиями доволакивать государя до кровати, раздевать его и укрывать тяжелым парчовым одеялом.

А на следующий день войска английского короля и рыцари иерусалимского государя выступили из Лимассола, отправившись в погоню. Дик уже привык сам собирать свои вещи, хотя по логике это должен был делать Трагерн как оруженосец. Но у молодого друида были свои представления о том, как надо путешествовать, он никогда не выходил в путь без котелка, миски, кружки и двух смен одежды. И как рыцарь-маг ни объяснял ему, что в походе воину не нужно ни то, ни другое, ни третье, ни четвертое, как ни указывал, что вместо миски есть шлем, вместо кружки — ладонь, вместо запасной рубашки — солдатское терпение, а большие котлы возят кашевары на телегах, спартанская скудость поклажи новоиспеченного графа Герефорда осталась за пределами понимания Трагерна.

Выступили утром. Король Ричард подгонял своих людей так, словно спешил на помощь другу или, наоборот, торопился убежать из Лимассола. «Видно, молодая королева не так хороша в постели, раз наш государь сразу после первой брачной ночи несется воевать, — шутили между собой солдаты, если были уверены, что десятников или рыцарей поблизости нет. — Ему следовало бы взять Алису французскую. Пусть и не слишком добродетельная женщина, но, уж раз из-за нее дерутся, может, она показалась бы ему немного интереснее...» Самое милое дело — посудачить о делах и проблемах сильных мира сего и представить, будто им в жизни тоже не всегда везет. От этого солдатская каша становится намного вкуснее.

Сперва армия двигалась по отличной дороге от Лимассола до Хирокитии на Ларнаку (войско Ги де Лузиньяна в то же время готовилось захватить Эпископи и Курион, от которых не ожидали особого сопротивления). Киприоты не слишком торопились умирать за императора, но и на франков косились хмуро. Чужаки, приходящие на Восток с крестами на плащах, были известны своей алчностью и жестокостью, но пока что они не грабили, забирали лишь овес для лошадей и лишь немного еды — столько, сколько могли съесть за раз. Привыкшие к размаху грабежей, селяне восприняли скромные требования пришлецов с удивлением.

Хирокитии, жившей торговлей, война даже на один день была ни к чему, и потому она сдалась немедленно, то же случилось и в Ларнаке. Правда, купцы, сдавая город, выдвинули некоторое количество требований, но поскольку они не поскупились на дары королю, а Ричард очень торопился, он не поскупился на обещания. В глубине души он считал, что клятвы, данные простолюдинам-купцам, — это не клятвы, данные рыцарям, которые нарушать нельзя. В случае с представителями низших сословий, никогда не проходивших посвящение, верность данному слову зависела от желания знатной и тем более коронованной особы.

От Ларнаки король Английский повернул на Лефкосию, все еще по отличной дороге, но уже не столь легко и непринужденно. Периодически его солдаты вступали в бой с киприотами: англичане, принужденные в доспехе махать мечом под лучами обжигающе-жаркого солнца, зверели и по возможности срывали зло на местных жителях — если, конечно, хватало времени. Поселян спасало то, что Плантагенет действительно торопился. Он наступал Комнину на пятки и уже знал, что он следует по той же дороге, по которой теперь идет Ричард. Что ж, надо полагать, он не меньше, чем английский король, рассчитывал на отличный Ларнака-Киринийский тракт. Но с ним шло слишком мало воинов.

Ги де Лузиньян вскоре сообщил, что встал под стенами Буффавенто, но Ричарда это известие не заинтересовало. Он был уверен, что, как только в его руках окажется император, Кипр упадет в его ладони, как спелый персик.

В общем, так оно и случилось. Комнин сперва представлял собой посланника византийского базилевса, которого здесь почти никто не любил, потом превратился в самовластного владыку, о чем его, понятное дело, никто не просил. Он драл немалые налоги на снаряжение армии и боевых кораблей, запретил торговлю, покумился с Саладином, с мусульманином, — за что ж было его любить? В армии Комнина служили те же киприоты, которые обрабатывали землю и работали в городах, и если бы императора не стало, поспешно разошлись бы по домам — кормить семьи. Ни одному нормальному человеку не захочется умирать на войне, если можно спокойно заниматься своими делами. Правда, землю острова топчут сапоги чужаков, но и Исаак Комнин чужак, и его сановники в большинстве своем чужаки. Кого же выбрать?

Так что поселяне пока не торопились с выбором — ждали и наблюдали. Они надеялись, что потом, если франки начнут уж слишком настойчиво распоряжаться и обирать крестьян, их удастся сбросить в море.

Что ж, какое-то основание верить в это у них было.

Прошло немного времени, прежде чем Ричард добрался до Лефкосии, где осаду пришлось организовать по всем правилам, поскольку сдаваться горожане и не подумали. Сперва государь Английский обрадовался, решив, что в городе как раз находится Комнин, но потом до него дошли слухи, что император надежно окопался в Киринии, и он разозлился. Ричард уже несколько дней чувствовал себя не слишком хорошо, страдал от жары, к которой не мог привыкнуть, и, пожалуй, был готов перебить всех жителей непокорного города — чтоб другие боялись. Стремясь приблизить момент триумфа, он сам лез вперед, злясь, что тараны никак не могут вышибить ворота. В конце концов, король приказал позвать графа Герефорда.

— Отправляйся! — махнул он ему рукой, когда в пределах досягаемости звука не осталось ни одного постороннего. — Захвати мне этот город. Ступай.

— Государь, — осторожно возразил Дик, — вы хотите невозможного. Как же я могу захватить этот город?

— Тебе доступна магия. — Глаза короля горели, в его взгляде молодому рыцарю почудились искры адова огня, и он отвернулся. — Примени ее. Пусть даже город будет стерт с лица земли, все равно.

— Если он будет стерт с лица земли, чем же вы будете править?

Ричард слегка насупился. Он, не отрываясь, смотрел на непокорного вассала, и сила его взгляда была такова, что пес, наверное, под этим гнетом пополз бы на брюхе, а человек подавился возражениями и бросился выполнять любой приказ. Взгляд государя Ричарда не только давил и грозил — он опьянял, за короля, обладающего такой силой, хотелось отдать все, что можно, пожалуй, даже умереть. В минуты гнева, прибегая к дарованной ему судьбой власти над людьми, сын Генриха, наследник первого Плантагенета по отцовской линии и могущественных колдунов и друидов Галлии по материнской, становился зверем — но зверем могучим.

Только в этот раз коса нашла на камень. Сын ни в чем не уступал отцу, и младший Ричард мог поспорить со старшим в силе взгляда. Король Английский смотрел гневно и настойчиво, привыкнув к подчинению и не зная поражения, в глазах молодого бастарда светилась уверенность в своей правоте.

И он победил.

Правитель Англии понял, что, если продолжать спор, в следующий миг придется доставать меч из ножен и рубить, А рубить-то как раз не хотелось. К юному рыцарю, облагодетельствованному им, Плантагенет испытывал непонятное расположение. Кроме того, мальчишка хоть и юн и упрям, но сложнейшие задачи выполняет с удивительной легкостью.

Справедливости ради надо признать: все выгоды от использования молодого Уэбо вспомнились Ричарду последними. Если не хочется убивать непокорного — значит, и не надо. Король осадил собеседника холодным взглядом.

— Ладно, допустим, убивать всех не стоит. Но открыть мне ворота этого города ты обязан. Ты уже доказал, что только тебе такие задачки под силу.