Рыцарь-маг - Ковальчук Игорь. Страница 49

В общем, письмо не имело никакого значения. При наличии живого и вполне разговорчивого посланца, доставившего документ, его никто и никогда не читал. Это было не принято. Письмо обычно играло роль своеобразной верительной грамоты, а печать, подвешенная на шнурке, удостоверяла, что этого чужеземца действительно отправил на переговоры тот или иной государь.

Саладин все равно не вышел из шатра — его разморило. Слуги подали ему сберегаемое в специальных сундуках прохладное питье, в жару это как раз то, что нужно, и сыну султана пришлось самому передавать послу слова отца. Он сказал — через переводчика, разумеется, — что его благородный отец считает, что государям не подобает так просто вступать в переговоры. Что необходимо предварительно условиться, обменяться слугами и подготовить подходящее место. Что неблаговидно сперва посидеть, побеседовать, поесть из одного блюда, а потом разойтись и немедленно продолжить войну, как ни в чем не бывало. Что необходимо заключить мир хотя бы ненадолго, а до того времени никто не мешает отправлять друг другу послов с любыми посланиями, в любых количествах, в любое время дня и ночи.

Король Ричард был до глубины души изумлен таким ответом и немедленно приказал гонцу зазубрить следующее послание. Тихонько ругаясь себе под нос, несчастный посол по жаре поплелся обратно в лагерь сарацин.

Там его уже встретили как старого знакомца.

Отбарабанив слова ответа, гонец покосился на кувшин с прохладительным питьем, стоящий перед сыном султана, и тяжело вздохнул.

Истинным содержанием устного послания короля Английского было недоумение. Разве благородный султан не знает, что война — это самое достойное занятие для мужчины? Он, англичанин, это прекрасно осознает. Он горд, что встретился на поле боя с таким достойным противником (в кои-то веки можно получить подлинное удовольствие, сражаясь против настоящего военачальника, достойного воина и замечательного государя). И разве мир или там война могут как-то повлиять на отношения настоящих мужчин? Так что он не видит ничего неблаговидного в том, чтобы сперва встретиться за пиршественным столом, а потом сразиться: и то и другое — истинно мужские развлечения.

Малек Адель, как истинный мусульманин, был невозмутим и выслушал эту тираду с каменным лицом. Пообещал, что непременно передаст слова благородного франка своему отцу.

Но переговоры все откладывались. Франки и сарацины чуть ли не каждый день встречались в бою, но теперь куда старательней выбирали время — либо ранним утром, либо поздним вечером. Как только солнце поднималось слишком высоко и начинало жарить, звучал сигнал отступления и две армии расходились до следующего дня. А жители Акры за высокими городскими стенами доедали последние припасы и с бессильной яростью ждали, когда же это все закончится.

В один из таких утренних рейдов король Англии был ранен. Дика не было рядом, он на другом фланге командовал двумя сотнями, в которые постепенно превратилась его былая полусотня. Небольшой отряд разбух, и государь, видя, что граф Герефорд — прекрасный командир, разрешил ему сформировать две сотни, поделившись своими солдатами

А откуда еще было юному рыцарю взять воинов? Всех солдат — если, конечно, не считать наемников — приводили на войну сеньоры. Именно они собирали по деревням молодых парней, именно они вооружали их и кормили. Чем больше солдат, тем больше уважения вызывает сеньор, тем более он могуществен и — тем большее жалованье получает от короля. Но у его величества остаются лишь те воины, которых он собрал с собственных ленных владений, не более того.

Ричард I Плантагенет никогда не испытывал недостатка в ленных владениях — Нормандия, Анжу, Аквитания, Пуатье... Словом, земель у него было достаточно. Солдат, конечно, тоже.

Дик узнал о ранении короля лишь после схватки. Отведя своих людей к лагерю и позаботившись о том, чтоб их накормили, он добрался до своего шатра. У входа, присев на бревне, его ждал Монтгомери.

— Где ты шляешься? — недовольно спросил он вместо приветствия.

Дик небрежно поклонился, пристроил на бревне шлем и стал стаскивать кольчугу.

— Что-то случилось?

— Естественно. — Эдмер покосился на шлем, забрызганный кровью. — Сколько сарацин сегодня на твоем счету?

— Нисколько. Этого убили мои солдаты. Так в чем дело?

— Его величество ранен. — Монтгомери махнул рукой в сторону королевской палатки. — Государь велел позвать тебя, хоть я не понимаю, зачем ты ему понадобился. Лекаря он прогнал.

Дик сунул кольчугу в кожаную сумку, завернул шлем в промасленную холстину, распустил ремешки стеганого подкольчужника.

— По крайней мере, его величество позволил себя перевязать?

— Я сделал это сам... Полагаю, ты слышал, что король желает тебя видеть, верно? Так будь добр поторопиться.

— Я уже готов.

— В таком виде? — Эдмер Монтгомери оглядел серый от пота и грязи подкольчужник, запыленные сапоги, лицо, испятнанное засохшими струйками пота.

— Вы же сами сказали, милорд, что меня ждет король. Разве у меня есть время на мытье?

Монтгомери фыркнул и отвернулся.

Когда Дик вошел в шатер короля, Ричард был без сознания и над ним колдовал лекарь. Под глазом у лекаря лиловел великолепный синяк, выражение лица было мрачное, оно и понятно, но свое дело целитель делал быстро. Он уже снял повязку — Ричард был ранен в плечо, совсем рядом с шеей — и накладывал мазь. Молодой граф Герефорд присел у королевского изголовья.

Лекарь посмотрел на него со сдержанным недовольством.

— Если вы, сударь, здесь не просто так, — сказал он, — подержите миску.

Молодой рыцарь протянул руку и подставил ладонь под чашу с теплой водой. Пальцы другой руки он украдкой прижал к яремной вене. Пульс был неровный. Лекарь колдовал над раной, а Дик тем временем стащил с шеи цепочку с камнем («Осторожней, молодой человек! — окрикнул лекарь. — Взялся, так держи!») и, зажав ее в пальцах, прикоснулся к плечу короля.

Камень нагрелся. Он вытягивал из крови Ричарда уже зародившуюся и крепнущую лихорадку, и краснота, залившая было раненое плечо и шею, медленно сошла на нет. Дик взмок — управлять артефактом, даже таким хорошим, как магический камень, оказалось непросто, или, может быть, он просто не умел это делать как следует. Магия наполняла каждую его клеточку, и в какой-то момент он ощутил неясную опасность извне. Рыцарю-магу пришло в голову, что, возможно, чутье предупреждает его — пользоваться магией опасно, но руку с камнем не убрал, мысленно воспроизводить магические формулы не прекратил. Он чувствовал ток крови Ричарда, никак не желавший замедляться, и понимал, что, если отнимет руку, короля вряд ли что спасет.

Лекарь зашил рану, наложил лекарство и поверх — стягивающую повязку, но его руки были руками самого обыкновенного человека. Он мог помочь раненому государю очень немногим.

И Дик продолжил.

В его сознании словно разверзлась бездонная яма, и оттуда, из зловещей темноты, взглянули человеческие глаза, мерцающие, как два драгоценных камня. Неестественно блестящие глаза. Их обрамляли длинные, черные как смоль ресницы, но взгляд был знакомый. В эти глаза Дик уже однажды смотрел. Он попытался защититься ладонью, думая, что если не будет видеть чужих глаз, то и они не увидят его, но не мог поднять руки. Вспомнил, что его руки заняты, и опустил веки.

Но видел все равно.

— Я знаю, что ты там, — произнес мягкий и тоже очень знакомый голос. — Я найду тебя.

— Далхан, — предположил Дик, уверенный, что не ошибся.

Возражений не последовало. Подтверждения он тоже не услышал, но его и не потребовалось. Рыцарь-маг уже знал, что он прав. Просто знал.

— Я тебя найду. Ты слишком неосторожен.

— Тебе-то что с того?

— Ты обдумал мое предложение? Неужели целая жизнь стоит меньше, чем возможность спасти английского кровопийцу?

— Это мой отец, — вырвалось у Дика, и в следующий момент он порадовался, что не произнес это вслух.

— В самом деле? Разве твой отец не тот человек, кто тебя вырастил? Неужели ты признаешь отцом человека, который отличился только одним — тем, что изнасиловал твою мать?