Гильотина в подарок - Ковалев Анатолий Евгеньевич. Страница 64
По поводу своего нового романа Артур Бадунков заявил следующее:
– «Пушечное мясо» еще не сделано. Нужно внести кое-какие поправки. И я, само собой, не буду ничего говорить, потому что боюсь, как бы не сглазить! Ведь это моя двадцатая книга. Само собой, цифра. Само собой, отметина…
Константин ждал его на набережной. Там они условились встретиться. Путь от метро не близкий, и Полежаев запыхался, пока бежал.
– Опаздываешь! – вместо приветствия недовольно пробурчал Еремин.
– Автомобилисту никогда не понять пешехода! – развел руками писатель.
– Ладно, пешеход. Некогда отдыхать. Уже половина восьмого! Не дай Бог закроет свою лавочку пораньше!
Они прыгнули в машину. Ее пришлось оставить в глухом незнакомом дворе. До магазинчика, расположенного в узеньком, горбатом переулке, было пять минут ходьбы.
Константин на бегу прояснял обстановку:
– У меня вышла маленькая накладка. Человека, которого я собирался поставить у черного входа, пришлось перебросить на другую операцию. Елизарыч заболел. Так что будь осторожен. С тылов ты не прикрыт. Я буду вести наблюдение из подъезда напротив.
– По-моему, все эти предосторожности напрасны, – беспечно заметил Антон.
– Я так не думаю. Магазин принадлежит фирме Грызунова.
– И что с того? – по-прежнему не понимал Полежаев.
– Ничего. Просто мне это не нравится. Куда ни ткнешься, всюду нарываешься на Сергея Анатольевича!
– Он известный бизнесмен.
– Помалкивай! – все больше раздражался Еремин. Оттого ли, что приятель не придавал значения серьезности момента, от усталости ли… – Вот мы и пришли.
Впереди маячила витрина в одно окно, с каким-то хламом внутри.
– Если что – кричи и бей стекло! – напутствовал сыщик.
– Да иди ты!
– Ни пуха!
– К черту!
Еремин шмыгнул в ближайший подъезд.
До закрытия магазина оставалось пять минут. Переулок напоминал кадр вымершего города из фантастического фильма.
Антон сделал несколько быстрых шагов и открыл дверь. Заиграл знакомый мотив. «Вперед, сыны Отечества!»
Магазинчик, представлявший собой миниатюрный убогий закуток с единственным прилавком, наполненным в основном столовыми принадлежностями, казался естественным продолжением вымершего переулка. Воздух затхлый, заплесневелый. Стена напротив прилавка завешана платьями и сорочками, пиджаками и жилетками десятых, двадцатых и тридцатых годов нашего века. Все это, видно, хранилось в сундуках каких-то особо бережливых бабушек. Еще он успел разглядеть полку с фарфором и подсвечниками.
– Магазин закрывается.
Продавец действительно был похож на волка. Какой-то едва уловимый хищный блеск в глазах под белесыми бровями. И эта странная шея, будто на нее наложен гипс.
Продавец вынырнул тихо и незаметно откуда-то сбоку. И Полежаев теперь в тусклом свете старинной хрустальной люстры заметил, что в глубине закутка имеются две двери.
– Магазин закрывается, – повторил безразличным голосом продавец, но и сквозь это безразличие прорывалось презрение к покупателю.
– Дело в том… – начал писатель.
Но тот его перебил:
– Вы разве не поняли? Магазин закрывается. Приходите завтра. – В руках он держал табличку «Магазин закрыт».
– Меня прислала Патрисия Фабр! – выпалил Антон.
Лицо волка сразу изменилось: челюсть, что называется, отвалилась, а верхняя губа поползла к носу. Так улыбаются волки и некоторые продавцы.
– С этого надо было начинать.
– Я хочу взглянуть на гильотину.
– Одну секундочку! – засуетился тот. – Я только повешу на дверь табличку, чтобы нам не помешали!
Он вышел из-за прилавка и бочком протиснулся к входной двери. В закутке было непросто разминуться человеку с человеком, а тем более – с волком.
Запираться хозяин не стал, только повесил табличку. Видно, все-таки рассчитывал на быстрый уход посетителя, а может, преследовал еще какую-нибудь цель. Во всяком случае, Антону было так спокойней, с незапертой дверью. Ведь , за ней – Еремин.
– Сюда, пожалуйста! – Продавец открыл перед ним одну из двух дверей в глубине магазинчика.
Они прошли в такой же примерно закуток, служивший, по-видимому, комнатой, в которой принимался на комиссию товар. Она была обставлена могучей мебелью сталинских времен. Такая, наверно, стояла в кабинетах наркомов.
Продавец стряхнул со стола в выдвижной ящик какие-то бумаги и принялся рыться в сейфе, приговаривая:
– Сейчас-сейчас, одну минуточку! Неделю уже никому не показывал, а все из-за этой вашей француженки. Просила погодить, не продавать. Казалось, что непременно купит. А сама вот прислала вас. Видно, с деньгами туго. Я подумал, вещица все-таки французская. Оттуда привезена. Кому же ее, как не ей?..
За разговорами он поставил на стол небольшой предмет, размером со среднюю вазу, завернутый в красную тряпицу.
– Вот она, родимая!
Он сдернул тряпицу жестом иллюзиониста, и перед Полежаевым предстало нечто в массивном золотом футляре.
– Это еще не весь фокус, – предупредил хозяин и бережно приподнял футляр.
На его лице застыла волчья улыбка с отвалившейся челюстью. Он стоял, поглаживая золотой футляр, как поглаживал бы рыжего котенка. Антон приблизился на шаг. Это была миниатюрная гильотина. Орудие казни, превращенное в предмет мирной роскоши. Как и футляр, гильотина оказалась золотой, только перекладина переливалась бриллиантами, да топорик был серебряный. И еще: дно золотой корзины, которая предназначалась для отрубленных голов, было кровавым, то есть рубиновым. Вещь довольно безвкусная, в духе циничного восемнадцатого века.
– Понимаете, для чего? Понимаете? – с жаром вопрошал продавец. Видно, гильотина возбуждала его до крайности.
Антон покачал головой.
– Ведь это чернильница! Чернильница! – ткнул он пальцем в кровавое дно корзины. – Сюда наливали чернила! Представляете? А об серебряный топорик точили гусиные перья!
Хозяин радовался, как ребенок, пока посетитель не задал мучающий его вопрос:
– Сколько стоит?
И тогда прозвучала цифра, от которой у писателя зашевелились волосы на голове. Такой подарок для невесты был ему не по карману. И продавец это сразу понял. Его эйфория сменилась суровым заявлением:
– Передайте этой девчонке: если она завтра не купит, я продам другому! От покупателей, слава Богу, отбоя нет!
– Что-то незаметно! – съязвил Антон, припомнив картину вымершего переулка.
И в тот же миг входная дверь магазинчика сыграла «Марсельезу».
– Это что еще такое? – возмутился хозяин. – Одну секундочку! – бросил он Полежаеву и вышел.
Антон только усмехнулся ему вслед, решив, что у «железного Еремина» не выдержали нервы.
«Какого черта вам тут надо? Магазин закрыт!» – услышал он раздраженный голос продавца. В ответ раздалось что-то невнятное, булькающее. Еремин так не говорил. Потом вдруг неожиданно все смолкло. Никаких голосов. Только странный скрип половиц, будто те двое за дверью о чем-то договорились и беззвучно крались к двери. Антону стало немного не по себе.
Так продолжалось минуты две, а потом тишину взорвал грохот бьющегося стекла.
Полежаев бросился к двери и рванул ее на себя, предварительно отскочив в сторону на случай перестрелки. Но выстрелов не последовало. Лишь революционный призыв: «Вперед, сыны Отечества!»
– Это я, Антон! – услышал он знакомый голое.
Следователь стоял у прилавка с пистолетом в руке. А перед ним распластался на полу продавец. Глаза у бедняги вылезли из орбит. Язык вывалился. Шею стянула удавка.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Он ушел через черный ход! – крикнул Еремин.
– Кто?
– Некогда разбираться! Оставайся тут!
В два прыжка Константин оказался у двери, соседствующей с приемкой, и исчез за ней.
Тут же раздался рев мотора.
Полежаев перескочил через труп и приник к разбитой витрине.
Из подворотни на бешеной скорости вылетел «форд» темно-синего цвета. Визжа тормозами, он развернулся к магазину задом так, что рассмотреть лицо шофера было невозможно. На секунду-другую «форд» застыл, а потом рванул с места.