Номер 11 - Коу Джонатан. Страница 8

Мы вернулись на кухню и принялись уплетать печенье – на нашу долю осталось изрядно.

– О чем они там балаболят? – спросила ба. Кажется, о дедушкиных друзьях она была не слишком высокого мнения.

– Я особо не вслушивалась, – призналась я. – Обсуждали, как что-то забродило на рынке в субботу.

– Меня обозвали этническим меньшинством, – с озорным смешком, но и с гордостью сообщила Элисон.

– Как грубо.

– По-моему, она не хотела тебя обидеть, – встряла я. – Просто отметила, что ты из другой… культуры.

– Ерунда, – отрезала бабушка. – Элисон принадлежит той же культуре, что и мы. Правда, деточка?

– Ну, не совсем, – сказала Элисон. – Я из Лидса. – Взяв последнее печенье с заварным кремом, она целиком запихнула его в рот. – И вообще, черный у меня только папа, и я его почти не вижу. А мама белая, как и они, и о чем тут разговаривать, непонятно.

– Именно, – сказала бабушка.

Мы помолчали.

– А кто такие консерваторы? – спросила я.

– Хм, консерваторы – это те, кто хочет, чтобы все оставалось как есть. Они считают, что мир в целом устроен правильно и от всяких новшеств только хуже будет.

Поразмыслив, я кивнула:

– Это хорошо. Мне нравится, когда все остается как было. И Тони Блэру нравится, разве нет?

– Мистер Блэр – председатель Лейбористской партии, – сказала бабушка, – и в былое время лейбористы верили в так называемый социализм. Социалисты полагают, что мир можно сделать куда более дружелюбным для всех и каждого, но сперва надо многое в нем изменить, а кое-что и извести. Например, некоторые традиции или вещи, что слегка устарели.

– Неужели он все еще в это верит? Не может быть.

– Уф… кто его знает, во что он верит.

– А ты сама, бабушка, на чьей стороне?

– Если начистоту, Рэйчел, – бабушка вздохнула, – пожалуй, я скоро примкну к тем, кто все реже видит разницу между ними.

Она отвернулась – наверное, потому, что пыталась сдержать слезы, но ни я, ни Элисон не оценили ее тактичности, поскольку попросту не замечали, в каком она состоянии. С нашей точки зрения, разговор становился скучноватым, а у нас в запасе имелись более сногсшибательные новости.

– О-о-ой, ба, догадайся, кого мы встретили в лесу! – воскликнула я. – Бешеную Птичью Женщину. Она нас жутко напугала.

Элисон выразительно глянула на меня, напоминая, что та запретила об этом рассказывать. Но поскольку секрет был уже выдан, она присоединилась к моему повествованию:

– Мы просто гуляли, не шалили, а она вдруг как выскочит из-за дерева. По-моему, нарочно, чтобы напугать нас. С нами чуть инфаркт не случился.

– Бедненькие, натерпелись страху. Она и впрямь вредина, никогда не знаешь, что она выкинет… – Ба поджала губы. – Если она нарочно напугала вас, значит, мне нужно… кто-то из нас должен пойти и побеседовать с ней, иначе… – Бабушка умолкла, перспектива скандала ее явно не радовала.

Мне стало жаль ее:

– Не волнуйся, ба. Не надо никуда ходить. Правда, Эли?

Я посмотрела на подругу, ожидая поддержки, но Элисон вместо этого поинтересовалась:

– А где она живет?

– В тупичке, – бабушка открыла воду и принялась мыть тарелки, – что примыкает к улице Ньюбегин. Называется Лишний переулок, потому что никуда не ведет. Там когда-то жила миссис Бейтс. После ее смерти дом по завещанию достался мисс Бартон.

– Но почему она завещала ей дом?

– Да, многие этому удивляются. И не только удивляются, но и возмущаются, что довольно глупо с их стороны.

– Конечно, – согласилась я, – ведь это их совершенно не касается.

– То-то и оно. Но люди бывают очень… вздорными.

– А какой номер дома? – допытывалсь Элисон, сохраняя, впрочем, небрежный тон, но я понимала, что расспрашивает она с какой-то тайной целью.

– Так сразу и не вспомню. Но этот дом сразу узнаешь. Он до самой крыши увит плющом, а вокруг лавровые кусты и бог знает что еще. И все накрыто сеткой, под которой живут птицы.

– Птицы?

– Ну да. Настоящий вольер с попугайчиками, канарейками и прочими разными птичками.

– И пустельгой? – с надеждой спросила я.

– Нет, пустельги там больше нет. Не знаю, куда она подевалась.

Так мы выудили из бабушки то немногое, что она знала про дом с птицами, но и эти скудные сведения распалили наше любопытство. Когда мы поднимались к себе в комнату, чтобы обсудить наши дальнейшие планы, я уже точно знала, что предложит Элисон.

– Мы же не будем заходить внутрь, – уговаривала она меня. – Просто интересно глянуть на этот дом. И разве тебе не хочется посмотреть на птиц и все такое?

Она не ошиблась: мне не терпелось увидеть, где живет Бешеная Птичья Женщина, даже вопреки тому, что эта затея пугала меня до смерти. И ближе к вечеру мы с Элисон двинули к Лишнему переулку.

Идти было недалеко. Длинная улица Ньюбегин с односторонним движением тянулась от Вествуда к центру города. Лишний переулок начинался двумя высоченными домами, сжимавшими его с двух сторон, и был таким узким, что, шагая рядом, мы едва не задевали стены. Но постепенно он расширился до короткой мощеной улочки с просторными старинными домами. Дом, что мы искали, сразу бросался в глаза. Он стоял немного на отшибе, от ближайшего соседа его отделяла длинная низкая стена, огораживающая большой, неухоженный, даже запущенный сад. На калитке – поржавевшие цифры. Номер 11.

Вероятно, дом был кирпичный, но со стороны переулка понять это было невозможно. Фасад полностью затянула листва – в основном плющ, но там были и другие вьющиеся растения, не знаю какие. Они наползали друг на друга, сплетались, вились по чужим плетям, образуя густые зеленые джунгли, а в этих зарослях порхали, кружились или сидели на ветках десятки птичек. Среди них мы заметили редких экзотических с ярким оперением, но по большей части это были обычные птицы – воробьи, дрозды и тому подобное. С фасада дом накрыли темно-зеленой сеткой, не позволявшей птицам вырваться на волю. По сути, это была огромная зеленая клетка на свежем воздухе, но птицы выглядели счастливыми, и их звонкий многоголосый щебет резко контрастировал с угрюмым обликом дома, где жила Бешеная Птичья Женщина. Плющ налезал и на окна, некоторые заросли листвой целиком, я подумала, что за этими «шторами» круглые сутки темно. Я была довольна, что мы отправились в эту экспедицию и посмотрели на птиц, но все же от такого дома хотелось бежать куда подальше и надеяться, что он не явится тебе в страшном сне. Только безумец согласится жить здесь, думала я, да что там, даже зайти за ограду не возникало желания, даже подойти на шаг поближе.

Мои размышления прервала Элисон: лихо толкнув калитку, она вошла в сад.

– Ты что делаешь? – зашипела я. – Мы же собирались только посмотреть, и все.

Элисон улыбалась вызывающе:

– Так ты идешь?

– Куда?

– Да ладно тебе, давай хоть заглянем в окна на первом этаже.

– Зачем? Какой в этом смысл? Что тебе здесь нужно?

Но ноги сами понесли меня вперед, и не успела я опомниться, как уже стояла в саду перед домом, а сердце билось в груди с такой силой, что причиняло боль.

– Забыла, что я видела в лесу вчера?

– Может быть, видела, – пробормотала я себе под нос. Сходство между гибелью Дэвида Келли и тем человеком, что так вовремя попался на глаза Элисон, по-прежнему казалось мне подозрительным.

– Проблема в том, – говорила Элисон, пробираясь средь россыпи камней на садовой дорожке, – что твоя Птичья Женщина в этом замешана, голову даю.

– С чего ты взяла? – опешила я. Воображение явно завело Элисон слишком далеко.

– А зачем, по-твоему, ей понадобилось пугать нас? Чтобы прогнать из леса, ясное дело.

Мы были уже почти у входной двери, как Элисон споткнулась о массивный булыжник и едва не упала.

– Вот же блядь, – поморщилась она.

Страшного с ней вроде ничего не случилось, однако она села и принялась растирать ногу.

– Что с тобой?

– Нога после того, как я рухнула с дерева, все болит.

– И сейчас ушибла то же место?