Жена самурая (СИ) - Богачева Виктория. Страница 95

Как же он был зол и взбешен. Поступок Сатоки он расценивал хуже удара в спину, хуже любого предательства. Он не просто ослушался воли Фухито, он подвел их всех.

Он перехватил взгляд Мамору и скривился. Он надеялся, мальчишка придержит свои восхищения мужеством и преданностью Сатоки-сана, если они у него есть, до момента, пока Такеши не сможет их услышать.

Иначе он не сдержится, и будет, конечно, не прав, но, видят Боги, в которых он не верит, сохранять самообладание уже было выше его сил.

— Об этом никому нельзя знать, — Нарамаро посмотрел на друга. — Нам придется это скрыть.

— Да, — кивнул Такеши и повернулся к Мамору. — Принеси заступ или что-нибудь, чем можно копать.

Мальчишка исчез из поля зрения в ту же секунду.

— Скажем, что отправили его в какой-нибудь монастырь? Попросить еще помощи, — Татибана потер ладонью шею.

— И кого мы теперь оставим с войском?.. — вопрос Такеши повис в воздухе между ними.

Он не спрашивал, но был уверен, что Нарамаро в ту минуту чувствовал то же, что чувствовал он сам: как все вокруг них медленно катится в пропасть.

Смерть Фухито не стала неожиданностью ни для кого из них: все трое знали, что наступит день, и он совершит сэппуку.

Но Сатоки… его смерть была словно удар под дых — нежданной и ошеломляющей. Она несла с собой множество забот и проблем, которые преумножали те, что уже лежали на плечах Такеши и Нарамаро. Им нужно было скрыть его поступок от всего войска, чтобы за ним не последовала волна сэппуку, и определиться с самураем, которому они смогут доверить часть разделенных людей.

Медленно светало. Еще полчаса, и их силуэты станут легко заметны из лагеря даже при тумане — на открытом пространстве они как на ладони.

— Ты топаешь как табун лошадей, — не поворачивая головы, недовольно бросил Такеши, заслышав издалека приближение Мамору. И сразу же наткнулся на укоряющий взгляд Нарамаро, который без слов говорил ему, что следовало быть терпимее к мальчишке.

«Чтобы однажды ночью он напоролся на мой кинжал или привлек внимание врага шумом своих шагов», — Минамото выразительно приподнял бровь.

Мамору принес пару заступов, и они, испачкавшись в грязи так, что ее кусочки застряли даже в волосах, смогли вырыть для Сатоки неглубокую яму.

Такеши все происходящее претило. Они действовали разумно и единственно верно — о сэппуку никто не должен знать, и потому им следовало тайно и как можно скорее предать тело земле. Но в то же время то, что они делали, не было достойным Сатоки прощанием. Он был хорошим самураем и хорошо служил клану Фудзивара всю свою жизнь, а они собирались забросать его тело землей и покончить на этом. Они едва ли смогут указать место его могилы.

Мамору обкусал все губы, пока копал яму и помогал перенести в нее тело Сатоки. В какой-то момент часть внутренностей соскользнула с тела на землю с отвратительным чавкающим звуком, и юноша подпрыгнул от ужаса на месте. Такеши пришлось поднять их и положить в яму.

К тому моменту, как они ее засыпали, все трое с головы до ног и испачкались в земле и изрядно вспотели. Но неудобства телесные были ничем по сравнению с неудобствами душевными, потому что никто из них не был столь циничен и холоден, чтобы остаться равнодушным к содеянному.

На Мамору не было лица, он хлюпал носом, и Такеши не мог поставить это ему в вину.

— Ни одно сражение… ни одна бойня… никогда такого не чувствовал, — вполголоса произнес Нарамаро, когда они направились к лагерю.

Такеши разделял его чувства. Он убивал и пытал врагов, хоронил самураев, видел сожжённые дома и сгоревших людей и множество других страшных вещей, но до этого утра не испытывал подобных эмоций. Если бы он верил в богов, то сказал бы, что будет проклят ими за содеянное.

— Принеси нам воды, — остановившись в нескольких тё от лагеря, Такеши обратился к Мамору. — Нам нельзя возвращаться в таком виде.

Юноша медленно кивнул и послушно поплелся вперед. Минамото проводил его внимательным взглядом и нахмурился. Ему очень не понравилось состояние Мамору.

— Нужно было его отослать, — Нарамаро, казалось, прочитал его мысли. Он также задумчиво смотрел вслед мальчишке.

— Без него мы бы провозились дольше и не успели вернуться.

Умывшись принесенной Мамору водой, они вернулись в лагерь, что уже начал просыпаться и готовиться к новому дню. Самураи разводили огонь, чтобы согреть рис и питье — после промозглой ночи хотелось чего-нибудь горячего.

К тому моменту Мамору перестал дрожать и клацать зубами, успокоился и почти взял себя в руки. Почти — и потому Такеши отвел его в свою палатку, всучил в руки чашку саке и заставил выпить все до капли.

— Чуть позже мы огласим о разделении войска. Часть направится к поместью Тайра в обход через леса, часть, конная и не обремененная поклажей, направится напрямую, а часть вместе с повозками, ранеными и больными продолжит продираться через грязь, — скрестив руки на груди, произнес Такеши. — Первую возглавлю я, вторую — Нарамаро, третью должен был возглавить Сатоки, но… Ты пойдешь вместе со мной.

— Да, Такеши-сама, — от выпитого саке щеки Мамору слегка порозовели, вернув себе естественный цвет. Его лицо больше не напоминало белое полотно.

— Мы пойдем налегке с предельно малым количеством вещей. Собери, что сочтешь нужным, для меня и себя.

— Хорошо.

Минамото внимательнее вгляделся в его лицо и, помедлив, произнес:

— Ты не должен тревожиться из-за сделанного. Ты выполнял мой приказ. Боги за такое не наказывают.

— Вы ведь не верите в них, да? — Мамору бросил на него быстрый взгляд исподлобья.

— Не верю, — подтвердил Такеши. — Я не верю ни во что, кроме своего меча.

Глава 42. Поместье Тайра

Такеши принял решение вести людей через перевал Курикара, на одной из вершин которого стоял маленький минка, где жил старик, когда-то его спасший. Такеши хорошо запомнил единожды пройдённый путь через земли Тайра и сейчас следовал по нему. До равнины перед перевалом они скакали верхом, а после, отпустив всех лошадей с одним из самураев в обратную дорогу, направились пешком.

Неприятные воспоминания преследовали Такеши на каждом участке пути. Воспоминания о собственной слабости, о собственном страхе. Он до сих пор его не изжил вопреки уверениями старика-ямабуси. Он не чувствовал себя спокойно на открытом пространстве, и потому отрезок пути по полям через размякшую землю дался ему вдвойне тяжело. Теперь же, когда над ними нависали снежные вершины Курикара, Такеши не ощущал былого беспокойства.

С Нарамаро они рассчитали, что его отряду потребуется девять дней на то, чтобы достичь поместья Тайра с северной стороны. Один день они добавили на случай непредвиденных сложностей, и условились, что Нарамаро начнет атаку на восходе солнца одиннадцатого дня, предупредив об этом Такеши зажженным костром, дым от которого будет виден издалека.

С каждым утром они продвигались вглубь перевала, и Такеши видел, что его люди беспокоились. Даже Мамору шел, насупившись, подняв до щек воротник куртки из грубой ткани. Дурная слава перевала Курикара была хорошо известна каждому жителю страны — от великих даймё до простых крестьян.

Говорили, что в давние времена перевал служил местом казни, и в пропасть сбрасывали неугодных людей, или же тех, кто совершил преступление. Говорили, что когда дует ветер, то он доносит из пропасти стоны погибших. Говорили, что на закате отвесные стены перевала кажутся алыми не из-за особого оттенка глины и камня, а из-за пролитой здесь крови.

Самураю не полагалось быть суеверным, и потому Такеши мало трогали досужие рассказы старух, которыми только и можно было, что стращать не в меру расшалившихся детей. Но похоже среди его отряда были войны, воспринявшие истории о перевале Курикара слишком близко к сердцу.

В тот раз, когда Такеши проделал этот путь в одиночку, ему некогда было вслушиваться в свист ветра и различать в нем людские голоса; некогда было любоваться багряной каменной породой. Теперь же времени у них было с излишком, и в долгом пути самураи принялись вспоминать рассказы старух.