Страж червонной дамы (СИ) - Прягин Владимир. Страница 8

— Да что ты? У меня последние сутки — прям-таки день сюрпризов. Мало того, что кто-то меня собрался прикончить, так ещё и сопляк вдруг учит меня манерам. Причём за мои же деньги, что характерно.

— Ещё раз — попрошу вас без оскорблений…

— А я тебя попрошу — не тявкай! И если не в состоянии работать нормально — гуляй отсюда, я не задерживаю.

Она раздражённо смешала карты, так и не вскрыв ни одну из них. Червонная дама затерялась под грудой картонных прямоугольников. Сама же Зарницына буравила Петра взглядом, глаза её гневно сузились, а черты лица проступили резче. Сейчас она выглядела на свой настоящий возраст.

— У нас осталась пара часов до переговоров, — сказал ей Пётр, старательно усмиряя эмоции. — Давайте их используем с толком. Расскажите мне больше про «ЗарТранзит»…

— Вчера на пароме, — холодно сказала она, — я на это уже потратила кучу времени перед сном. Общее представление ты составил, а в тонкостях всё равно не разберёшься так быстро. Твоя задача — быть рядом и молчать с умным видом, как ты умеешь. На этом всё. А теперь — будь добр, закрой дверь с другой стороны. Мне нужно привести себя в порядок и подготовиться.

Он поднялся и молча вышел из комнаты.

Подумал без воодушевления — работу по найму он представлял себе вообще-то иначе. Нет, он не ждал, конечно, лихих погонь и драк со злодеями каждый день. За годы учёбы ему успели вдолбить, что будни тень-стража — это, как правило, утомительная рутина плюс ежеминутная бдительность. Но от клиентов он ожидал элементарного уважения. И никак не настраивался на то, что придётся выслушивать оскорбления от стареющей стервы, которую он же и охраняет…

Впрочем, сейчас было неподходящее время для рефлексии.

Требовалось разобраться с подсказками. Ну, или хотя бы попробовать.

Он разыскал мать Насти. Она опять возилась на кухне — перебирала рис, рассыпав его на клеёнчатой скатерти. Утреннее солнце заглядывало снаружи, пласталось по подоконнику.

Увидев Петра, хозяйка сказала:

— Молодец, что зашёл. Я спросить хотела — обедать во сколько будете? Что твоя мадам любит? Так-то я котлеты хочу сготовить, но мало ли. Может, она и мяса не ест. Причуды у всех свои…

— Обедать сегодня — вряд ли, — прикинул он. — Граф мою клиентку, скорей всего, возьмёт в оборот до вечера. Сначала владенья свои покажет, потом усадьбу. Ну и угостит там чем-нибудь графским наверняка.

— А на ужин что?

— Это вам лучше у неё спросить лично. Только попозже, а то сейчас она немного не в духе… А я к вам тоже с вопросом. Заинтересовали ваши семейные фотографии — они во всех комнатах, так что мимо пройти не мог…

— Это да, — кивнула хозяйка. — Мой-то Гордей фотографироваться любил, особенно с дочкой. Чтобы, значит, вспомнить потом, как она росла. В ателье ходили с ней каждый год. Он повторял всё время — серьёзные дела, мол, следует доверять профессионалам. Любимая была присказка…

— А вот с коллегами ваш муж почти не снимался. Фото только одно. Ну, по крайней мере, из тех, что вывешены.

— Это друг его, одногодок. Мартын Пахомов, тоже инспектор. Гордей его уважал, говорил — Мартын не предаст, не скурвится. Выпивал с ним, куда ж без этого. И ругал, правда, тоже. Спрашивал — почему до сих пор не женишься, живёшь бобылём? А тот посмеивался, отвечал каждый раз — женат-де на любимой работе…

Тут хозяйка решила, что негоже просто так сидеть за столом, и вновь поставила чайник. Пётр, само собой, ничего против не имел. На стол вернулось варенье, и он отдал ему должное, слушая рассказы вдовы.

Задавал наводящие вопросы время от времени, пытаясь понять, как старое фото может относиться к его текущим проблемам. Но ничего существенного не выяснил. Мартын и Гордей были добросовестными служаками — вот, собственно, и всё, что хозяйка знала об их работе.

Аккуратно закруглив разговор, он вышел на улицу. Постоял у калитки, прощупывая пси-фон.

В голову лезли посторонние мысли.

Всего сутки назад он завтракал с однокашниками, сидя в интернатской столовой, а теперь оказался за сотни вёрст, в чужом доме и в окружении незнакомых людей. Местные обитатели понятия не имеют о его интернате. И совершенно не парятся по этому поводу. Если бы он, Пётр, не заехал сюда по стечению обстоятельств, то они не узнали бы до конца своих дней, что есть на свете такой вот парень с неплохо развитыми мозгами, профессиональными навыками и жизненными ценностями, с амбициями и планами…

Этот простенький факт почему-то вдруг поразил Петра.

Он даже головой помотал, чтобы отогнать неуютное ощущение.

И невольно задумался — а хотел бы он сам, к примеру, поселиться вот здесь, на Соловьиной улице? Среди нормальных людей? Ходить на какую-нибудь необременительную работу, пока жена — провинциалочка вроде Насти — хлопочет дома и утирает носы детишкам…

Он усмехнулся.

Нет, у него другая дорога.

А тут, в глуши, он взвыл бы со скуки через несколько месяцев.

Хотя Настя — красотка, этого не отнять, а ножки у неё — так и вовсе на зависть всем манекенщицам, которых показывают в телепрограммах. С такой девчонкой даже в столице не стыдно было бы появиться…

Мимо по улице проехал автомобильчик (кто-то из местных, никакой угрозы в пси-фоне), бибикнул коротко, и Пётр вынырнул из раздумий. Посмотрел на часы — до знакомства с графом осталось совсем недолго.

Вернувшись в комнату, он проверил оружие. Впрочем, он знал и так, что восьмизарядный «аспид» — в порядке, а патроны — в наличии. Ещё имелась парочка амулетов — самых простых, без привязки к ауре. Сложные конструкции он с собой не таскал, они сбивали бы его собственное, врождённое пси-чутьё — живую сигнализацию, как выразился директор.

Подойдя к комнате Зарницыной, Пётр вежливо постучал:

— Пора.

— Я готова.

Не соврала — подготовилась она хорошо. Стиль, выбранный ею для рандеву, был сдержан и строг, но в нём ощущалась нотка неуловимого шика. Туфли на каблуках, узкая юбка средней длины, жакет, подчёркивающий талию и полную грудь. Ненавязчивый макияж, пронзительные глаза и тёмные волосы, собранные в высокий и гладкий хвост. Скупые жесты и лёгкое покачивание округлыми бёдрами — без малейшей фривольности, но с хищно-упругой грацией.

— Так и будешь на меня пялиться?

Показалось, что даже голос у неё изменился, стал более глубоким и ровным. Эмоции из него почти улетучились, осталась констатация фактов. Пётр постарался ответить в таком же тоне:

— Вы замечательно выглядите.

— Я в курсе. Поехали.

Когда он выводил «барракуду» из гаража, пси-фон опять непонятно вздрогнул — всего на пару секунд, но Пётр успел засечь. Ситуация нравилась ему всё меньше и меньше.

Он вырулил на проезжую часть и прибавил газу. В зеркале заднего вида мелькнула Настя — она стояла возле калитки, глядела вслед. В её взгляде ему почудилась грусть.

Автомобилей на улицах было мало, никаких пробок. Пётр быстро и без проблем выехал из города. Вдоль шоссе тянулось жнивьё — коричневато-жёлтое, с лёгкой прозеленью. Солнце припекало почти по-летнему, и в открытой машине было комфортно.

— Госпожа Зарницына, — сказал Пётр, — как мы и договаривались, я буду молчать, пока ко мне не обращаются напрямую. Но я очень ваш попрошу — если вдруг ситуация обострится, выполняйте мои команды беспрекословно. Это не мой каприз, а необходимость.

— Я тебя поняла, — сказала она спокойно, даже не взглянув на него. — Делай свою работу.

Впереди показался холм — тот самый Сутулый взгорок. Его и впрямь немного перекосило. Восточный склон был более пологим, чем западный. От шоссе ответвлялась грунтовая дорога — и поднималась прямо на холм, хотя могла без труда его обогнуть.

Пётр сбросил скорость, сворачивая.

Воздух вокруг словно загустел, наполнился электричеством — так воспринималась опасность, которая пропитала пси-фон. Под сентябрьским небом с редкими облаками собиралась невидимая гроза.

— Последний шанс, чтобы проявить осмотрительность, — заметил Пётр нейтрально. — У меня теперь почти нет сомнений — покушение действительно будет. И очень скоро.