Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 22

– Вздор, – горячо возразил Иван, пораженный совпадением недавнего собственного «прорыва памяти» и темы, поднятой Люцией. – Фантастический вздор и ахинея. Сударыня вы моя! Да с вашим-то жизненным опытом стоит ли верить сплетням?

– Сплетням, наверное, не стоит, – нехотя согласилась Люция, тут же оговорившись: – А впрочем, всяко бывает. Иной раз и самые пустые сплетни могут на что-нибудь сгодиться, учтите! Н-ну, о глупенькой моей дочери и о том, что стал счастливым папашей, его сиятельство, разумеется, не узнал. Хороша бы я была, примчавшись к императорскому двору с беременной дурочкой на руках. Кроме того, сильно сомневаюсь, что отец моих внуков – действительно Ромас. А если бы и так… Догадываетесь, где он сейчас? Коротает век на острове Покоя и Призрения, в дичайшей для человека его происхождения компании с тысячей других калек. Включая преступников и безымянных. Поговаривают, опустился невозможно. «Сик транзит глория мунди». Да, Иван, слава земная, увы, преходяща. Мне его искренне жаль. Может быть, из него получился бы хороший государь. Лучше нынешнего рохли, храни его Фанес. Но история с проваленным дворцовым переворотом случилась, как понимаете, впоследствии. А в год, когда моя бедная дурочка согрешила, он еще был вполне здоров, молодцеват и при титуле. Так вот, заупрямилась доченька, от плода избавляться не захотела категорически. А родами скончалась…

– Соболезную, – тихо сказал Иван.

– Спасибо, – кивнула архэвисса. Посмотрела на него пристально и спросила: – Признайтесь-ка, Иван. Только искренне. Я вас, часом, не утомила? Душещипательные старушечьи воспоминания и так далее…

– Нет, что вы, вовсе не утомили. Мне интересно. То есть…

Иван, вдруг осознав, чту именно произнес, страшно смутился. «Мне интересно!» Экий ты, братец, оказывается, любитель смаковать интимные подробности! Он промямлил:

– То есть, не то чтобы интересно, а… – тут он окончательно запутался и умолк, угрюмо сопя.

Люция похлопала его ободряюще по руке.

– Ну-ну, не переживайте, я поняла. Могу излагать дальше, ничего не тая, вы будете внимательны, как микродаймон линзы, и молчаливы, как камень героона [6]. Что мне и требуется, признаю. Давно требуется. А поскольку я эмансипэ и отчаянная атеистка, то такая роскошь, как исповедь – в храме ли, собственному духовнику ли – мне совершенно недоступна. Словом, назначаетесь, Иван, моей жилеткой для слез, – шутливым тоном распорядилась она. – А я немедленно возобновляю рыдания. В конце концов, от мальчишек я отделалась точно так же, как от их матери. Услала, едва появилась возможность, в прославленный Киликийский морской и кадетский корпус. С понятной перспективой встречаться в дальнейшем максимально редко. Дядек им строгих определила, все честь по чести. Спохватилась, когда у мальчиков уж пушок на губе проклюнулся. И то – знаете, почему? Потому что оба в ультимативной форме отказались возвращаться в казармы после очередной побывки. Я, конечно, рассвирепела, безобразно наорала на них, приказала силой посадить на поезд и успокоилась. Представила, что проблема решена. Не тут-то было! С поезда они преотлично удрали. Подсыпали дядькам снотворного в кофе. Вернулись оба в Арин. Да ни один не ко мне. Валентин к торгашу этому сладострастному – и где только снюхаться успели? – а Виктор на вокзал. Его-то я постепенно приручила… Но вас, как я понимаю, интересует как раз Валентин?

– Не он. Дем Тростин, лавочник, – сказал Иван.

И внезапно, удивляясь сам себе, рассказал единым духом всю непонятную историю с белобронзовыми фламбергами, фехтовальщиком-минотавром, оружейником Логуном, его молодой женой и злосчастным, но, по-видимому, могущественным гиссервом Лео, твердым держателем Ножа Вешнего.

– Так в чем загвоздка? Давайте, я попросту расстрою сегодняшний праздник, и вся недолга! – предложила Люция азартно. – Средств и влияния у меня на это хватит, будьте уверены. Попутно прищучим растлителя. У меня на него, сами понимаете, давнишний зуб, и предлинный!.. Ну, все равно, что бивень мамонта.

– Мне бы не хотелось доводить до крайностей, – рискуя поссориться с зубастой бабулей непутевых близнецов, воспротивился Иван. – Во-первых, Лео, может статься, вовсе ни при чем. В моем деле, – уточнил он. – Поэтому мне непременно надлежит переговорить с ним лично. Ведь если он виноват, то отмена лаймитских гуляний все равно ничего не изменит. В лучшем случае отодвинет время нового покушения, да и то не наверняка. Если Лео невинен – тем более бессмысленно. Во-вторых, пострадают лимонады, которые вообще ничем перед нами не провинились. И, в-третьих… А вдруг на самом деле явится сегодня этот их лучезарный божок с полным лукошком благодати? Нет, ну вы подумайте – первосортное благо из самой сердцевины мира! Для вас, для ваших внуков и ваших мандариновых плантаций. Для почтенных аринцев и правоверных лаймитов. Кому от этого станет худо? И вообще, – заключил он, – я убежден: всего надежней действовать не скоропалительно да наобум, а соответственно обстоятельствам. Чтобы не напортачить.

– Значит, предлагаете руководствоваться священным принципом врачей: «Главное не навреди»?

– Именно так.

– Хорошо, уговорили, – блеснула глазами Люция. – В конце концов, кто помешает мне накрутить хвост этому вечно юному гиссерву чуточку позже?

Иван с удивлением подметил, что совсем уже перестал обращать внимание на ее внешность. Привык и даже как будто стал находить в ведьмовских чертах какой-то особый шарм. Впрочем, иначе и быть не могло – старуха ему неимоверно понравилась.

Архэвисса взмахом хлыстика подозвала недвижимо стоящего поодаль безымянного. Изменившимся голосом, глядя подчеркнуто мимо, приказала:

– Эва Виктора поторопить, сказав, что в противном случае он рискует пропустить ужин. Упомянуть, что будет ужин максимально кратким, ждать я никого не намерена. Распорядиться подавать на стол. И сию минуту велеть запрягать Мегеру! Коляска – загородная. Да живо там!

Последняя фраза была явно лишней. Вышколенный слуга улетучился скорей, чем ноктис, попавший под заревой солнечный луч. Люция довольно усмехнулась и спросила, чрезвычайно ли она похожа на жестокую рабовладелицу. Иван в тон ей сказал:

– Да сударыня, изрядно. Однако ж, прогрессистка все равно видна.

Люция в голос расхохоталась.

Мегера была черна, как вороново крыло, высока в холке и, по-видимому, очень зла. Она храпела, трясла головой и казала зубы – почище иной собаки. Люция предупредила имяхранителя, что кобыла абсолютно не выносит незнакомцев, и потому следует держаться от нее на расстоянии. Могла бы не предупреждать. Ивану казалось, он и без того видит пылающие над конским крупом письмена, обращенные лично к нему: «Если жизнь дорога – не приближайся!».

«Ну, прямо-таки анекдотично, – думал он, влезая в коляску и косясь на лошадь (которая также косилась на него, причем крайне неодобрительно), – и эта ведь туда же! Что за напасть? Одни только поезда меня кое-как выносят. Проклят я, что ли? Демоном каким-нибудь взнуздан и оседлан? Не-ет, дайте закончить с этим делом, ей же ей наведаюсь к экзорцисту!»

Втроем в бричке было тесновато. Она была рассчитана на одного, много двух седоков средних габаритов. Видимо, архэвисса привыкла обходиться в поездках без спутников. Поместились так: она за вожжами, посредине; мужчины по краям. Иван сидел слева, и в один бок ему упирался кожаный валик подлокотника, а в другой – твердое угловатое железо: воинственная старушка прихватила в дорогу старинный двуствольный пистоль. Пружинный пистоль был заряжен и стоял на предохранительном взводе; длинные стволы начинены стрелками с парализующим составом на остриях. Приходилось надеяться, что древние внутренности оружия не износились до последней степени. И на то еще, что где-нибудь на кочке пистоль вдруг не выплюнет в бедро Ивану жало, способное утихомирить в мгновение ока медведя-шатуна. Впрочем, приключиться с ними могло всякое, и терять в случае чего драгоценные мгновения, чтобы зарядить этого современника пращей и баллист, представлялось неразумным.