Имяхранитель - Козаев Азамат. Страница 73

– Выходит, ты знала, что это он крушит стены? – сердито спросил имяхранитель.

– Скорей догадывалась, – сказала Сонюшка и поднялась с банкетки, обитой тисненым бархатом.

Полотенце, лежавшее на ее бедрах, упало. Иван заморгал и поспешно развернулся на пятках – успев, тем не менее, отметить, что волоски на лобке девушки аккуратно подстрижены, а в пупок продето крошечное золотое колечко с алым камешком.

За спиной раздался торжествующий смешок, зашуршала ткань.

– Мовеф смотфеть, – спустя минуту-другую сказала она.

Иван с некоторой настороженностью обернулся.

Теперь на ней была легчайшая туника в античном стиле и изящные сандалии с ремешками, высоко охватывающими голени. Во рту она держала добрый десяток длинных черепаховых шпилек, которыми ловко скрепляла пышную прическу. «Персефона», – с удовольствием подумал Иван и спросил уже значительно миролюбивей:

– Тогда почему мне никто не потрудился сказать, чьих это рук дело?

– Фо-первыф, – сказала она, не разжимая зубов, – я не быа на сто просентоф уфе’ена. А во-вторых (последняя шпилька заняла надлежащее место), хотела посмотреть, на что способен хваленый имяхранитель.

– Ну и как, посмотрела? Не напрасно хвалят?

– По-моему, вполне законно. Мне даже хочется тебя чмокнуть от восхищения.

– За чем же дело стало?

– Думаю, за твоей щетиной, – рассмеялась она.

Иван смущенно хмыкнул и потер колючую щеку, соображая, чем бы парировать. Может быть, заявить, что несколько часов назад щетина была лишь немногим короче, и это вовсе не мешало им целоваться? Пожалуй, пойдет, решил он, но высказаться не успел. Под ногами завозился очнувшийся Планид. Иван опустился на одно колено и стал с любопытством ждать, как тот поведет себя дальше.

– Все-таки стоило сообщить мне о догадках в отношении него сразу, – сказал он. – Глядишь, не пришлось бы воевать.

– Наверное, ты прав, – легко согласилась Сонюшка. – Здорово ему досталось? Скоро оклемается?

– Ну, – в раздумьях пробормотал Иван, – до полной кондиции дойдет минут через десять. Полагаю, так.

Александр приподнял голову, тихо застонал и звучно брякнулся лбом об пол. Снова затих.

– Или через пятнадцать, – в голосе имяхранителя возникло сомнение.

– Тогда ждать не станем. Идем, нам пора.

– Далеко ли?

– К парадному крыльцу. Сейчас состоится торжественное отбытие из храма императрицы-матери. По регламенту я обязана на нем присутствовать.

– Ты-то понятно, – сказал Иван и скроил озадаченную гримасу. – А босой, небритый обломок в купальных панталонах?..

– Ничего страшного, – Сонюшка беспечно махнула рукой. – Прости, Иван, но главное значимое слово в отношении тебя – именно обломок. Ее величество вряд ли сильно поразилась бы, будь ты вообще без штанов.

– Благодарю за прямоту.

– Ой, только давай без поз, хорошо? Не первый день на свете живешь. – Она присела на корточки, звонко похлопала ладонью по икре. – Кусай, а ну-ка, вылезай оттуда, мальчик! Давай-давай, живенько!

Зверь выбрался из-под столика и вперевалочку подбежал к девушке, от которой немедленно получил порцию энергичных ласк, более похожих на взбучку. Но кажется, ему это нравилось.

– Это действительно мангуст? – спросил Иван.

– Не совсем, – ответила Сонюшка, продолжая с силой трепать уши Кусая, – хоть и родственник. Это выдровая циветта, иначе мампалон. Вообще-то он водоплавающий, но здесь перешел на сухопутный образ жизни. В бассейн и даже в наш форельный ручей забирается крайне редко. Наверное, незачем – и без того девчонки кормят до отвала. Да, Кусайка? Хорошо ты у нас жрешь, негодник?

– Все-то ты знаешь, – со смесью восхищения и иронии сказал Иван.

– К сожалению, не все, – сказала она, поднимаясь с корточек. – Например, я не знаю, кого выберет императрица-мать.

– А для тебя это по-настоящему важно?

– Это важно для всего Пераса, имяхранитель, – неожиданно серьезно проговорила Сонюшка.

Церемония прощания с императрицей Клавдией вызвала у Ивана приступ самого настоящего бешенства, подавить которое стоило неимоверных трудов. Слишком уж явно происходящее напомнило ему аукцион, проводимый Колон-коллегией для арендаторов безымянных.

Как-то раз Ивану довелось присутствовать на одном из таких торгов. Отвратительное зрелище, напоминающее картинки рынка рабов из учебника истории. И хотя сами безымянные, коих придирчиво отбирали арендаторы (большей частью эвпатриды с сельскохозяйственных островов), были к собственной судьбе вполне безучастны, имяхранитель покинул аукцион со стойким предубеждением против современной экономической политики Пераса.

Сегодняшнее действо развивалось по сходному сценарию. Старая императрица неспешно двигалась мимо ряда Цапель и рассматривала их цепким взглядом покупателя. Реакция девушек на внимание государыни разительно отличалась от поведения безымянных на аукционе, и это было еще хуже. Видеть откровенную радость человека, ставшего товаром, – мало приятного. Когда Клавдия на миг остановилась подле Сонюшки, гнев имяхранителя достиг наивысшего градуса. Иван вдруг подумал, что зря так рьяно бросился прошедшей ночью на горгов. Нанеси лунные псы Сонюшке несколько малоопасных царапин, и императрица-мать прошла бы мимо нее с куда большим равнодушием, чем мимо прочих девушек. Он уже почти настроился высунуться из-за спины Сонюшки с заявлением, что она отнюдь не Цапля (обломку простительна любая беспардонность), когда ее величество пожала плечом и шагнула дальше.

По-настоящему надолго коронованная особа задержалась только возле Феодоры. Даже тренированная годами дворцовой жизни мимика не сумела скрыть восхищения, которое испытала императрица при виде этой чаровницы. Когда Клавдия о чем-то вполголоса спросила у гетеры – слова были плохо различимы, но в голосе императрицы отчетливо звучала симпатия, – Иван почти физически почувствовал, как ревниво затрепетали десятки девичьих сердец. Ему стало понятно, кого придется отныне сопровождать буквально по пятам, оставив нейтрализацию горгов целиком на совести «диких».

Сонюшка, видимо, подумала о том же: она еле заметно топнула ножкой и шумно задышала.

Когда экипажи монаршего кортежа скрылись из виду, Ипполита повернулась к Цаплям, начавшим шуметь и двигаться, и с нажимом заявила:

– Милые мои журавушки! Я знаю, какие мысли вас волнуют. Понимаю, что ваш здравый смысл задавлен сейчас чувствами, первое из которых – надежда. Понимаю, что свойственное Цаплям милосердие к ближнему сейчас шатается и гнется под напором зависти, скорее всего, беспочвенной. Понимаю, и поэтому прошу вас об одном, постарайтесь не наделать глупостей. Кое-кто из вас уже натворил много такого, о чем наверняка будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Берегитесь, берегитесь злых соблазнов, сестры мои и дочери. А сейчас, – тон ее смягчился, – пожалуйте отдыхать. Кто хочет, может отправляться в Гелиополис, насчет транспорта я уже распорядилась.

Взмахнув девушкам рукой – «расходитесь», настоятельница двинулась к Ивану.

– Секретарь сказал, что вы полчаса назад чрезвычайно настойчиво рвались ко мне, да еще тащили с собой еле живого Планида. Что-то случилось?

Иван кивнул.

– Что-то действительно важное?

– Да.

– Сонюшка, это так?

– Думаю, вам следует принять имяхранителя, эвисса. Безотлагательно.

Чего-то в этом роде, видимо, следовало ожидать. Полноименный – почти всегда более хрупкое создание в части нервной организации, нежели обычный человек. А уж сросшийся с Именем сиамец, каким являлся Александр, особенно. Нельзя сказать, что он был помешанным в полном значении слова, но легкие проявления душевной болезни временами у него обнаруживались.

Он и сам это вполне здраво осознавал. Именно этим объяснялись его частые запои, надрывное пение и непременный флер смертной обреченности даже в самых лирических стихах. Если бы не Ипполита, он, верно, уже давно покончил бы с собой или ввязался в какую-нибудь историю, которая закончилась его гибелью.