Мещанин Адамейко - Козаков Михаил Эммануилович. Страница 28

…Подымаясь к себе по освещенной лестнице, Адамейко вынул батистовый платочек и вновь посмотрел на него: он был темно-розового цвета, и посредине выжжена была (след от папиросы) кругленькая дырка.

ГЛАВА XIII

Следователь губернского суда, Дмитрий Кириллович Жигадло (к нему по случайности попало дело об убийстве на С-ской улице), проявил некоторую поспешность в своем старании раскрыть это преступление: данные наружного агентурного наблюдения, несколько позже сообщенные ему, послужили бы наилучшим подтверждением догадок Дмитрия Кирилловича, — и виновный в убийстве все равно не избежал бы своей участи.

Однако Дмитрий Кириллович, не дожидаясь этих данных, поспешил самым внимательным образом начать изучение этого дела, и поспешность, проявленная на сей раз, нисколько не помешала точности раскрытия преступления. Сам же Дмитрий Кириллович впоследствии не без гордости вспоминал все это дело, в котором, — как сам считал, — обнаружил известную тонкость своего внимательного ума. Выбранный им путь раскрытия этого преступления вынуждает и нас (и с нами — читателя) следовать по нему и начать в этой главе наше повествование с того момента, когда следователь Жигадло приоткрыл дверь своего домашнего кабинета и взглянул в соседнюю комнату, откуда послышался шум детских голосов…

Никто в квартире не знал, почему в этот день у детишек Жигадло появились новые гости, никогда раньше не приходившие сюда и неожиданно вызвавшие теперь к себе внимание и Дмитрия Кирилловича и его жены. Только она, жена, была посвящена в планы Дмитрия Кирилловича, да и то — не до конца.

Немало посодействовали Дмитрию Кирилловичу еще два человека, находившиеся в этот день тут же: младший брат Сережа и знакомая нам уже Настя Резвушина. Впрочем, обоим им так и не пришлось быть свидетелями разговоров, которые вел старший Жигадло со своими и чужими детьми.

Правда, Настенька, одолеваемая любопытством, неоднократно пыталась заглянуть в детскую комнату, но жена Жигадло и получивший инструкции от брата Сережа каждый раз, под благовидным предлогом, мешали этому, — и приходилось сидеть в столовой и нехотя пить чай, любезно предложенный хозяйкой.

…Услышав детские голоса, Дмитрий Кириллович через полуоткрытую дверь внимательно оглядел ребятишек и снова сел за свой письменный стол, на котором теперь стояла большая вазочка со сладостями. Глубоко откинувшись на спинку высокого кресла, он закурил, медленно пуская длинные вьющиеся кольца. Несколько секунд они плавно взлетали кверху, сохраняя свою форму, — потом, на мгновение остановившись, застыв, сворачивались быстро петлей и волокнистыми прядями дыма уходили к потолку.

Жигадло с любопытством наблюдал за каждым кольцом (иногда они вплетались друг в друга), перед пуском их, — губы комично вытягивались коротенькой толстой трубочкой — почти так, что глаза видели уже щеточку коротко подстриженных усов, таких же темных, глянцевитых. Он настолько был увлечен этим занятием, что не заметил, казалось, того, как вошел из детской мальчуган, сын Леша, как, крадучись, забрался он под стол, между тумбами, стараясь не задеть там ног отца.

— Ты чего это, Леша? — встрепенулся вдруг Дмитрий Кириллович.

— Тс-с… папа! Мы играем в прятки… Новенький мальчик ищет.

— А-а… Ну, ладно.

Еще одно кольцо, и еще одно — быстро, вдогонку, — и мысль Дмитрия Кирилловича побежала так же быстро, легко, затягивая уже в уме петельки неожиданно принятых решений.

По соседству, в детской, в коридоре, бегали, оживленно перекидываясь словами, споря и смеясь, развеселившиеся ребятишки, и каждый из них, — слышал Дмитрий Кириллович, — громко высказывал догадки, где мог спрятаться «хитрый Леша».

— А я знаю, где он! — как-то спокойней других раздался тоненький звонкий голос девочки.

— Где? Где?

— Он, наверно, там, где папа его или мама, — в тех комнатах. Павлик не пойдет туда искать, потому что он боится.

— А я не боюсь! Я дядю Митю знаю и тетю Соню знаю!… — узнал Дмитрий Кириллович голосок другой девочки, часто приходившей к его детям.

— Лешка, выходи! А то мы не будем с тобой играть…

— Выходи, герой… — улыбнулся, наклонившись, Дмитрий Кириллович.

— Тише же, папа! А то мне искать придется!… Тс-с, — шепотом из-под стола.

Дмитрий Кириллович встал и, подойдя к двери, широко распахнул ее. Лицо его широко улыбалось, а глаза старались быть добрыми и ласковыми.

— Папа! Папа! У тебя Лешка? У нас было условие, а он… Мы так не хотим!

Он отыскал глазами приземистую фигурку мальчугана и подошел к нему…

— Это ты — Павлик?

Тот кивнул молчаливо головой.

— Пойдем: я тебе покажу, где Леша. Раз он не выполнил условия игры, вытащим его, башибузука!…

— Ага! Ага! — смеялись и кричали дети. — Вот тебе, Лешка!…

Все с шумом бросились в кабинет, и через минуту сконфуженный, но веселый Леша был наказан щипком своей сестренки.

— А я тебя, Женька, так ущипну, что… материя порвется!

— Ну, ну, ты, буян буянович!

Опять громкий хохот ребят покрыл слова Дмитрия Кирилловича.

— Как тебя зовут? — обратился он к девочке, все время старавшейся держаться возле Павлика. Как и он, она с любопытством осматривала большую комнату, установленную тяжелой кожаной мебелью, и украдкой посматривала на высокого «взрослого», не чуждавшегося теперь детского общества.

— Меня — Галей, — ответила доверчиво и твердо.

— Вот за то, что ты первая догадалась, куда спрятался Лешка, — вот тебе первой и угощение…

Дмитрий Кириллович взял с вазочки кусок пастилы и протянул его девочке.

— А нам… нам, нам!

— Всем дам… немного позже. Продолжайте игру и можете теперь прятаться все и в этой комнате.

«Прятки» продолжались.

Дмитрий Кириллович и сам несколько раз принимал участие в игре — советами, укрывательством прятавшихся, и «Лешин папа», такой добрый и жизнерадостный, — очень понравился Галочке. Он настолько был общителен с детьми, что она, при случае, не постеснялась в игре взобраться на диван, на котором сидел «Лешин папа», и клубочком спрятаться за его спиной.

Вообще, все нравилось в этом доме Галочке Суховой, и только удивлялась, почему не приходит в эти комнаты «тетя Настя», так неожиданно приведшая сюда ее и Павлика. Но эта мысль песчинкой пропадала в ворохе общих радостных впечатлений.

Нравилось в «Лешином папе» и то, что он совсем по-хорошему, ласково расспрашивал ее про игры детей на Обводном, о том, какое платье, какого цвета она хотела бы иметь, есть ли сапожки у Павлика, хочет ли она учиться в школе.

А когда он сказал, что обязательно обо всем этом поговорит с ее «папой Федей и мамой Олей», — Галочка радостно, но удивленно посмотрела на него:

— А папа и мама вас знают, дяденька?

— Я их знаю… — уклончиво, но не меняя задушевного и веселого тона, ответил Дмитрий Кириллович. — Я — Знайка-Всезнайка-Никому-не-Болтайка! — шутил он, и Галочка звонко смеялась.

Ей было так весело с «Лешиным папой», что она пропустила даже одну игру и осталась с ним у письменного стола.

Тогда— то Дмитрий Кириллович, развлекая девочку целым потоком шуток и прибауток, осторожно вдруг бросил:

— А дядя Ардальон, может быть, сегодня сюда придет… Он тоже очень добрый…

Опять недоумение.

— А он и к вам приходит?

— Да-да, деточка… И к нам и к вам. Ведь он у вас часто бывает?

— Ну да! Как познакомился с папой, — так почти каждый день приходил. Вот теперь что-то не приходит… Дяденька, можно мне вот этого?… Я и Павлику половину дам!

Она ткнула пальцем в пастилу.

— Хорошо, Галочка. Ешь. А потом я тебя еще чем-то угощу… тоже вкусным.

И он продолжал:

— Чего ж это дядя Ардальон к вам не приходит? Ай-ая, нехорошо так, я ему скажу…

— Пускай лучше не приходит, — покраснела неожиданно. девочка.

— Почему?

— Так…

— Ведь он добрый?

— Ну… добрый. Только это раньше.

— Когда раньше?

— Когда у папы денег не было.