Мещанин Адамейко - Козаков Михаил Эммануилович. Страница 29

— А-а… — равнодушно протянул Дмитрий Кириллович, но темные зрачки глаз как-то по особенному сверкнули. — Дядя Ардальон, наверно, просил денег у твоего папы, а он ему не дал…

— Нет, не так, дяденька! — оживилась девочка. — У папы моего нету денег.

— Вот какая ты Всезнайка!

— Ну, да… Если бы у папы было много денег, — и мне и Павлику купили бы платье и башмаки. Папа так мне раз пообещал…

— А вот ты говоришь, Галочка, — «когда у папы денег не было». Значит, теперь уже есть?

— Ну, да. Ему ведь дали на Шестой Роте! Я с папой туда ходила.

— Да, да… — закивал Дмитрий Кириллович. — Ты права, умница: пособие в учреждении папа получил. Так, так.

На одну минуту он был сбит ответом этой маленькой свидетельницы, чьи показания, однако, не были занесены в «дело» об убийстве гражданки Пострунковой. Разговор о деньгах приобретал теперь не тот смысл, неожиданно всплывшая улика оказалась ложной.

Но первая неудача не могла остановить Дмитрия Кирилловича; к тому же еще оставался повод для продолжения расспросов:

— Почему дядя Ардальон «только раньше был добрый»? А я думал, что он и теперь такой… Как же, по-твоему, Всезнайка? Почему?

— Ну… так, — упорствовала девочка.

— Ах, ты такая «такалка»! Ты мне скажи: я дяде Ардальону не буду рассказывать. Мы с ним не дружим.

Галочка подняла голову, одно мгновение о чем-то соображала и, посмотрев доверчиво на ласково улыбавшегося «Лешиного папу», неожиданно сказала:

— Он нехороший выдумщик Он наврал про моего папу. Потом… он велел папе пойти в пивную, и они пили там. И Павлик там заболел — вот что! И потом он еще врал… и обманул меня, только вы ему не говорите, дяденька, когда он к вам придет.

— Нет, нет, детка. Он ведь у меня… очень редко бывает и мы с ним не дружим. Аи, выдумщик, ах, какой нехороший выдумщик! — возвращал Дмитрий Кириллович ее мысль к этому слову. — Я с ним и так уже хотел, понимаешь, рассориться, а теперь — так уже наверно! — ободрял он девочку. -Вот так: выдумал и наврал? Ну и дяденька, а?!

В комнату вбежала дочь, Женечка.

— Папа, пусть Галя идет к нам играть! Идем, идем к нам… Это грозило разрушить все планы Дмитрия Кирилловича.

— Иди… иди, Женечка: Галя через пять минут придет. И принесет вам вот все эти сладости. Марш!

И, когда ушла, повторил опять:

— Ну и дяденька… А я думал, что он хороший… А ну-ка, расскажи!

— Я его боюсь… — жаловалась девочка. Он пришел и наврал такое страшное, — тако-о-ое нехорошее, дяденька. За такое в милицию берут…

— А что?

— Он сказал, будто папа мой кого-то убил.

— Ох, какой глупый и нехороший! Нет, его не надо любить…

— Я его потому и не люблю, хоть он угощение мне приносил… и даже Милке нашей давал, собачке. Я вам теперь все расскажу, — уже не старалась сдерживать себя Галочка: она рада была, что доброму «Лешиному папе» можно пожаловаться на «дяденьку», который однажды так напугал ее.

Ее внезапная детская словоохотливость как нельзя лучше помогла Дмитрию Кирилловичу; чтобы вызвать еще большее доверие к себе, он взял Галочкину руку в свою и ласково ее погладил. А заметив, что на платьице ее остались следы от сахарной пудры пастилы, — он стер их своим носовым платком, как поступил бы заботливый и внимательный отец.

Ничто уже не могло поколебать доверия к нему этой маленькой свидетельницы.

— Разве можно говорить про моего папу, что он убил? А тот дяденька сказал. Мама с ним спорила, а папа испугался и молчал… Мне стало жалко папу… я заплакала. А потом я хотела пойти к Павлику, а дяденька Ардальон меня не пустил. Вот он какой! И все время говорил, как будто убил мой папа, и его фамилию называет.

— Ах, какой глупый выдумщик! — повторил опять сочувственно «Лешин папа».

— Ну, да! А еще сладкие булочки и коржики и пирожки давал… Он, наверно, притворялся, будто добрый.

— А когда это он про твоего папу выдумал?

— Как это… когда?

— Ну, например, давно или недавно… После того, как ты с папой на Шестую Роту ходила?

— Ну, да — после, — совершенно уверенно сказала девочка, — он пришел потом и все это говорил.

— Значит, это недельку или немного больше назад было? Или меньше?

— Недельку…

— А ты знаешь, Всезнаечка, сколько в неделе дней?

— Знаю, — улыбнулась Галочка. — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь!

— Правильно. Вот молодец! Ну, а Павлик, — он ведь раньше заболел?

— Ну, да… когда в пивной сидели…

— А раньше, до пивной, ты дядю Ардальона когда-нибудь видела? Знакома была?

— Нет, дяденька. Он с папой тогда и подружился. И приходил часто. И приносил нам сладкую булочку и пирожки. Но я его боялась: зачем он про папу такое сказал…

— Подожди, деточка, — мягко остановил ее Дмитрий Кириллович. — Значит, дядя Ардальон приходил к вам после того, как выдумал так нехорошо про твоего папу?

— Приходил.

— А вот ты помнишь, Галочка, сказала мне: «Как познакомились, — часто приходил, а теперь не приходит»… Вспомнила?

— Ну, да…

— Как же это так, Всезнаечка? Вот, например, Женечка моя приходила сюда…

— Конечно, приходила.

— Ну, вот… А потом я вдруг скажу тебе: нет, Женечка не приходила…

— Как же это так? — рассмеялась девочка. — Вы этого не скажете. Вы — взрослый… — пояснила она неожиданно.

— Вот именно! — уронил он осколочек своей мысли, уже несколько минут интересовавшей его; Дмитрий Кириллович внимательно посмотрел на свою юную собеседницу. — А знаешь, что? — весело обратился он к ней. — Они там в прятки играют, а я вот сейчас такую игру придумал… Мы их потом позовем… и научим. Хорошо?

— Хорошо, — улыбнулась Галочка.

— Вот что… ты должна мне рассказать подробно, — понимаешь? — когда вошла сюда Женечка, что она сказала, к кому первому она обратилась?… Потом: кто ей ответил — ты или я? И что ответил. Когда она ушла? Кто за ней затворил дверь? Где ты сидела и где я? Понимаешь?

— Понимаю.

— Ты рассказывай все подробно, — все, что вспомнишь. Если правильно расскажешь, — ты выиграла и получишь… получишь что-то приятное. Неужели ты действительно выиграешь? — подбадривал он девочку.

— Ей-богу, выиграю! — не утерпела Галочка. — Вот, дяденька, как вошла ваша Женечка, — все сейчас расскажу!

— А, ну-ну!

— Как вошла она, так я сейчас подумала: «Какое на Женечке хорошее платье, а она идет прятаться под стол: а там запылить можно!…» Потом вы, дяденька, сказали ей, что нельзя так. Она меня давай звать, чтобы я тоже шла играть. Так? А вы ей сказали: «Иди одна, Галя скоро придет и принесет вам вот это сладкое». Так, дяденька?

— Дальше… Дальше.

— Она пошла жмуриться… прятаться в другое место. А я ей сказала: «Женечка, я приду через пять минут играть». Потом вы закрыли дверь и сели туда, на диван. Ну, выиграла я?

— Не совсем! — улыбнулся Дмитрий Кириллович. — Ты немного ошиблась. Может быть, ты и подумала, что Женя хочет спрятаться в этой комнате, но она этого не делала и я ей не запрещал: это я Лешку раньше отсюда вывел. Ничего ты ей не говорила, ни одного слова. Говорил только я, а ты, наверно, только подумала, что через пять минут принесешь туда сладости. Ну, вспомни теперь… Так ведь было?

— Правда, так… — смутилась девочка.

— Но все-таки ты свое получишь! — ласково погладил ее по щеке Дмитрий Кириллович. — Ну, вот теперь ты другое вспомни: приходил к вам дядя Ардальон после своей нехорошей выдумки? Подумай, подумай — и скажи.

Лицо Галочки сделалось напряженным, темные бровки сбежались, а глаза устремлены были в одну точку. С полминуты оба молчали.

Дмитрий Кириллович с внутренним трепетом ждал ответа: если Адамейко приходил после смерти своей соседки и в квартире Сухова шла речь об убийстве, — то можно было уже отпустить эту маленькую свидетельницу, не сознававшую, какую громадную услугу оказывает она следователю Жигадло!

Девочка рассказала — неожиданно для него — больше, чем мог ожидать Дмитрий Кириллович.

Подготовляя встречу с ней, он надеялся только добыть подтверждение одной из косвенных улик против Ардальона Адамейко, для чего и ждал случая предъявить Галочке нечто спрятанное пока в ящике письменного стола.