На берегу Севана - Ананян Вахтанг Степанович. Страница 2
Увлекательно, талантливо рассказывает Ананян в своих книгах о счастливой, содержательной жизни советских детей, их любви к Родине и стремлении стать ее полезными гражданами.
А. Гюль-Назарянц.
ВСТУПЛЕНИЕ
Длинной грядой скалистых отрогов пересекает Армению Малый Кавказский хребет с девятью сотнями больших и малых вершин.
Высоко-высоко в горах, в огромной, образованной скалами чаше, лежит озеро Севан.
Здесь Малый Кавказский хребет разделяется на две ветви. Горы разбегаются, но, кольцом охватив Севан, сходятся снова. Лежащее в их лоне озеро похоже на кусок лазури, упавшей с неба, чтобы смягчить и оживить мрачный облик склонившихся над водами вершин.
А вершины эти кажутся сказочными великанами, вступившими в хоровод вокруг озера. Стали плечом к плечу, взялись за руки, повернулись друг к другу и, начав танец, окаменели…
Только в одном месте между горами и остался проход – то ли в хороводе разошлись нечаянно, то ли не успели сплести рук танцоры-исполины. Вот и воспользовалась этим и вырвалась из озера бурная река Зангу.
Но было время, когда на месте этого большого озера расстилалась обширная, цветущая долина и река Зангу получала начало не там, где разорвана цепь в хороводе окаменевших великанов.
Тогда Зангу стекала с далеких восточных вершин хребта и была в три раза длиннее теперешней.
Старое русло Зангу ученые нашли на дне Севана. Река стремилась по долине, среди горных склонов, сейчас голых, а тогда покрытых густыми, пышными лесами. В лесах водились огромные медведи, а на горных лугах паслись стада благородного кавказского оленя и быков-туров, украшенных большими изогнутыми рогами. Останки этих животных нередко находят археологи, делая раскопки на берегах озера, а сети рыбаков приносят гигантские рога давно исчезнувших оленей-исполинов.
Как же случилось, что цветущая долина оказалась залитой водой? Как образовалось здесь озеро?
Одна из гор, стоявших на краю долины, была всегда очень неспокойной: вздрагивала, урчала, порой дымила и выбрасывала пепел.
«Дали-даг» назвали ее, что значит «Бешеная гора».
И однажды раскаленная лава, веками кипевшая внутри горы, вырвалась и побежала по ее склонам. Лава залила долину, преградила течение Зангу, сгрудилась и застыла. Выход из долины был закрыт. Реки и ручьи, раньше питавшие Зангу, постепенно затопили долину и образовали величественное горное озеро.
Говорят, что в те далекие дни, когда взбушевался Дали-даг и залил лавой долину, у подножия горы находилась маленькая, зарывшаяся в землю деревушка.
В ужасе замерла деревушка, потрясенная бедствием. Пугливо жались в своих углах населявшие ее люди. И великий страх перед могуществом природы, ее разрушительными силами остался навсегда в их сердцах.
От своих предков унаследовали этот страх перед стихией и сменившие их поколения.
Не умея объяснять явлений природы, люди покорно подчинялись им и поклонялись и Дали-дагу и образованному извержением вулкана бурному озеру.
Озеру, однако, они поклонялись не только потому, что, приходя в ярость, оно разбивало рыбачьи челны и топило людей, а черными ночами рычало и билось, как раненый лев, но и потому, что весенними тихими утрами смотрело оно на их деревушку с ясной, чистой и спокойной улыбкой.
Любили люди озеро за то, что оно кормило их, было для них источником жизни.
На склонах Дали-дага, упираясь вершинами в облака, стоят Черные скалы.
Люди поклонялись и Черным скалам, потому что тысячи бед насылали они на жалкую деревушку.
Когда небо сердилось на землю, оно собирало тучи на вершинах Черных скал и побивало градом тощие крестьянские поля. В глубинах каменных громад порой раздавался оглушительный грохот. Огненные языки пробегали по ребрам утесов, и на землю падал раскаленный пепел, сжигавший поля и луга…
Источником несчастий казались людям Черные скалы.
Внутри них есть таинственная пещера с узким входом. Могильным холодом несет из нее. Слышатся в ее глубине тяжелые, глухие вздохи, стоны… Не это ли «врата ада»?..
Еще сравнительно недавно так думали, с трепетом поглядывая на Черные скалы, старики села, выросшего на месте древней бедной деревушки, поклонявшейся водам озера и горе Дали-даг.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОДНАЖДЫ УТРОМ НА БЕРЕГУ САМОЙ КОРОТКОЙ РЕКИ В МИРЕ
– Дедушка, позволь… Дай мне разок самому закинуть сеть! – приставал к деду Камо.
– Эй, внучек, на все сноровка нужна. Не сумеешь, только напугаешь да разгонишь рыбу.
– Дедушка, дай! – настаивал Камо.
– Ну ладно. Только погоди, сначала я сам закину… Видишь, стайка показалась.
И дед, стараясь не спугнуть рыбу, закинул сеть.
– Давай вместе вытянем! – упрашивал Камо.
– Внучек, тащить тоже с умом надо, – ворчливо отказывался дед от помощи мальчика. – Дернешь сразу – вот рыба и ушла. И тут сноровка требуется.
Взявшись за конец сети, дед осторожно потянул ее к себе. Сеть задрожала в его руках.
– Дедушка, поймали! А много-то как!.. Армен, скорее, помоги! – радостно закричал Камо.
Подбежал стоявший невдалеке Армен, товарищ Камо. Старик и мальчики напряглись и вытащили сеть на берег.
Большие серебряные рыбы с красными, как кровь, пятнышками на боках извивались на молодой зеленой траве, покрывавшей берег, и широко разевали рты, словно им не хватало воздуха.
Армен бережно взял крошечную рыбку и бросил ее назад в реку. Рыбка упала в воду белым брюшком вверх и мгновение не шевелилась. Потом она глотнула воды, сделала несколько движений, перевернулась, вильнула хвостиком и скрылась в речной глубине.
Мальчик улыбнулся.
– Дай мне еще маленьких, – попросил он у товарища. – Выпустим, пусть себе живут, растут…
– Дай тебе волю, ты и больших выпустишь, – добродушно сказал Камо.
– Да это не малек, – поднял голову дед. – Мальков сейчас в реке нет. По цвету эта рыбка похожа на форель, вот Армен и принял ее за маленькую форель. У нас ее называют «бочак». Сколько бы она в воде ни оставалась, больше не вырастет, всегда будет маленькой. Такой ее и ловят, такой и едят. Сорт такой…
Дед засмеялся и, укладывая рыбу в корзинку, заметил наставительно:
– А у тебя, Армен, сердце очень мягкое. Из человека с таким сердцем охотника не выйдет. Какой это охотник!.. В молодые годы и я был таким, как ты, жалостливым. А потом, в старое время, такой насмотрелся жестокости, что сердце зачерствело…
– Уф, уф, уф! Вы, я вижу, тут спозаранку что-то вкусненькое раздобыли? – послышалось позади них.
Подпрыгивая на здоровой ноге и размахивая длинным крючковатым посохом, к ним подбежал школьный друг Армена и Камо – весельчак и шутник Грикор. Еще в детстве, в поисках вороньих яиц, Грикор взобрался на тополь, росший у старой мельницы, сук подломился, Грикор упал, повредил ногу и с тех пор хромает.
– Ты, дед, еще разок закинь сеть, – сказал он, – на мое счастье. Сколько бы ни наловилось, в один присест съем, честное слово!
– Нет, внуки, от такой ловли толку мало, – покачал головой дед. – Надо бы… Да вот гляньте-ка! – вдруг сказал он, не закончив начатой фразы. – Гляньте-ка, сколько народу вышло на поля!
Прикрыв ладонью глаза, дед орлиным взглядом окинул широкую равнину, расстилавшуюся у подножия гор.
С грохотом двигались тракторы, шли плуги, взрывая землю и покрывая серо-зеленую гладь равнины ровными рядами широких борозд.
– Да, – продолжал дед, возвращаясь к прерванному разговору, – одной ручной сетью столько народу не накормишь. Надо неводом… А ну, Камо, раздевайся!
Мальчик сбросил с себя одежду. Холодок раннего весеннего утра мгновенно покрыл его кожу пупырышками. До чего же приятным и здоровым было это ощущение!
– Ну, берись за конец и входи в реку. Смело входи! – сказал дед, подавая Камо один край невода, а другой оставляя себе.