Дитя среди чужих - Фракасси Филип. Страница 49

Он хватается за ручку двери – небольшая часть его сознания ошеломлена тем, что эти идиоты не заперлись, очевидно, недооценив его желание сбежать – и дергает.

Яркий дневной свет режет глаза, окрашивает крыльцо в ослепительно белый цвет. Но прежде чем Генри успевает поднять глаза, чтобы найти машину, звук которой он слышал из спальни, огромная тень закрывает солнце,– внезапное и ужасающее затмение, преградившее ему путь. Он смотрит в лицо тени, и его бьющееся как отбойный молоток сердце замирает. Хриплое дыхание застревает в горле, как комок застрявшего мяса.

– Привет, Генри,– говорит Фред, и массивная рука сжимает плечо Генри с такой силой, что у него подгибаются ноги.

– А-ай,– скулит Генри, ненавидя себя, но эта рука подобна тискам, сильные пальцы вжимаются в ткани и мышцы ниже плечевой кости – давят, разминают,– и Генри хочется упасть на колени.

Но он этого не сделает.

Остальные подходят сзади, тяжело дыша и переступая с ноги на ногу. Пит заговаривает первым.

– Джим,– здоровается он, и Генри слышит голос человека, который очень напуган.– Ты рано.

– И хорошо,– отвечает здоровяк.

Джим, вот его настоящее имя. Никакой не Фред. И он не говорит, не ведет себя как Фред. Он даже не выглядит как Фред. Зрение Генри привыкло к солнцу, и теперь он разглядывает мужчину, которого считал обычным уборщиком последние месяцы своей короткой жизни.

– Ну что,– говорит Джим,– никто не хочет объяснить мне, что это за херня?

Генри поворачивается, как кукла, под гранитными пальцами Джима. Он морщится, но молчит, пока его ведут обратно в дом.

«Это не важно,– думает он.– Шанс все равно был ложным».

– Джим, я…– Лиам не кажется напуганным, но все же больше не звучит, как крутой мужик, растерял этот глубокий тон австралийского мачо. Генри кажется, его голос звучит выше, чем обычно. Он смотрит на него и видит грязно-желтые, темные и зеленые вкрапления – он взволнован и смущен.

Хорошо. Надеюсь, он убьет тебя за промах. Надеюсь, он убьет вас всех.

– …черт, чувак. Прости. Я бы поймал этого паршивца… еще пара секунд…

– Ага,– отвечает Джим и грубо толкает Генри к Лиаму. Грег, шедший за Джимом, заходит в дом без слова, не желая участвовать в этой херне, чем бы она ни была.

Лиам сильно хватает Генри за шею – не так сильно, как Джим, но достаточно, чтобы потом проявились синяки.

– Он услышал двигатель и вскочил. Слушай…

Джим поднимает свою огромную лапу и машет головой.

– Пофиг. Все хорошо. Иди запри его и возвращайся. Надо поговорить.

– Ладно,– отвечает Лиам.

Прежде чем Лиам успевает увести его на лестницу, Генри в последний раз внимательно рассматривает всю группу.

Пит выглядит разозленным, но напуганным, как ребенок, на которого злым родителям настучал старший брат. Дженни держит за руку мужика, который ехал с Генри в фургоне. Они с Дженни улыбаются друг другу, и Генри гадает, не женаты ли они. Еще он думает, что этот человек с растрепанными черными волосами и дебильными усами немного глуповат и, скорее всего, отвечает за простые задания. Как пешка.

Джим выглядит сердитым, огромные волны алого и черного исходят от него, как клубящаяся дымчатая мантия, и он бросает на Генри яростные взгляды, пока тот быстро оценивает комнату.

– Подожди,– говорит Джим, и Лиам перестает толкать Генри к лестнице, крепко держит его и смотрит прямо перед собой – на Джима.

Генри опускает глаза, но Джим садится перед ним на колени. Твердый палец надавливает ему на подбородок и заставляет снова поднять взгляд, чтобы встретится им с Джимом.

– Ты думаешь, что знаешь меня, но это не так,– медленно произносит Джим голосом, который Генри не узнает.– Вся эта хренотень с Ф-Ф-Фредом? Это все чушь собачья, братец.

Глаза Генри расширяются, когда лицо Джима действительно превращается – на долю секунды – в лицо Фреда, уборщика, того, с кем Генри был заперт в подсобке, того, кого он спас от града камней.

– Именно,– продолжает Джим и ухмыляется, обнажая два ряда крепких, белых зубов.– Это все было ради тебя, Генри. Для этого момента. Я и все остальные, мы тут ради тебя. Черт, да тебе должно быть лестно. Мы очень усердно трудились,– лицо Джима напрягается.– И долго. Ты меня понимаешь?

Генри кивает, понимая, что сейчас лучше не перечить, успокоить всех, защитить себя.

– Так что если ты будешь вот так бегать, пытаться сбежать и станешь проблемой? Черт, парень, мне придется тебя убить, а я этого не хочу.

Генри сглатывает, усилием воли не отводит взгляд от Джима, старается успокоиться.

– Я уже слышал эту речь. Лиам мне сказал. Вам не надо угрожать мне каждые пять секунд.

Джим какое-то время молча изучает Генри, смотрит через его плечо на Лиама, затем встает, снова играя в затмение.

– Ладно, тогда мы друг друга поняли. Но я уточню еще кое-что, сынок,– говорит Джим, и Генри снова опускает глаза. Он дрожит от страха и знает, что Лиам это чувствует. Рука сжимается на его шее, но не больно. Предупреждение? – Если ты еще раз побежишь, я сломаю тебе ногу. Мне не нужно возвращать тебя целым и невредимым, Генри, чтобы получить желаемое. Надо лишь оставить тебя в живых. Сломанная нога? – Джим пожимает плечами.– Она лишь избавит меня от неприятностей. Я не потеряю ни цента.

Генри ничего не говорит.

– Лиам и такое тебе говорил? – спрашивает Джим.– Сомневаюсь. Лиам любит сначала стрелять, а потом думать. А я? Мне нравится работать руками.

Словно доказывая это, Джим кладет руки на каждый из бицепсов Генри и сжимает. Генри не кричит и не ноет, но слеза стекает по его щеке, когда боль огнем пронзает его мышцы.

Затем, секунда за секундой, Генри отпускают, и Джим отворачивается, направляясь на кухню, а остальные идут за ним. Генри бросает на них быстрый взгляд – Пит улыбается, Дженни выглядит скучающей, другой – Грег? – ничего не понимает. Судя по всему, это его стандартное состояние.

Затем Генри разворачивают и грубо толкают к лестнице.

– Шевелись,– говорит Лиам.

Генри шевелится.

Лиаму просто ужасно не повезло. Из всех моментов, когда ребенок решил его подставить, он выбрал ту самую минуту, когда появился Джим. Что ж, маленького засранца слишком изнежили, это очевидно. Лиаму все равно, умеет он читать мысли или делать сальто назад, с этого момента больше не будет никаких промахов, никаких поблажек.

Никакого мистера Добряка.

Он сильно толкает Генри, когда они входят в комнату, и мальчик спотыкается и падает на пол.

– Крутой,– бормочет он, вставая и отряхивая джинсы.

– Что? – спрашивает Лиам, его шея горит от надвигающейся ярости.

Но Генри не обращает на него внимания, идет прямо к койке и ложится спиной к Лиаму.

– Вы, ребята, совершаете ошибку,– тихо говорит Генри, глядя в стену, его маленькое тело вжалось в тонкий матрас.

Лиам заходит дальше в комнату.

– И почему же, Генри? Потому что нас заберут копы? Я так не думаю, приятель. Тебе бы лучше осознать, насколько глубоко ты сейчас в дерьме. Это не игра, и если ты так и будешь выпендриваться, поверь, что бы ты ни думал обо мне, этот человек внизу просто…

Генри переворачивается, тупо смотрит на Лиама, его глаза пусты, лицо вялое. Ждет.

– Он сделает то, что говорит, Генри. Он переломает тебе кости, если понадобится. Он убьет тебя, если до этого дойдет. Поумней уже и не высовывайся.

Генри смотрит на него, полуприкрыв глаза, но сосредоточившись. Лиам почти чувствует, как маленькие пальчики копаются в его сознании, обследуют мысли.

– Мы здесь не одни,– говорит Генри, и Лиам чувствует, как по спине бежит холодок.– Тут есть что-то еще. То, о чем вы не знаете.

Лиам пристально смотрит на Генри, тяжело и часто дыша через нос, пытаясь сдержать закипающий гнев. Он отказывается поддаваться на уловки мальчика, но в то же время – по совершенно непонятным причинам – верит ему.

Генри садится на койке и теперь почти что улыбается.