Дитя среди чужих - Фракасси Филип. Страница 92
Он встает и подходит к открытой двери. За ней маячит тускло освещенный коридор, требующий бежать, спасаться. На мгновение Генри кажется, что он вовсе не в заброшенном доме, а у себя, в спальне, Дэйв и Мэри спят прямо по коридору, а ночник разгоняет густую, подкрадывающуюся темноту, тянущуюся по всем коридорам. Ему кажется, если он переступит порог, то почувствует под носками не старое расщепленное дерево, а плюшевый темно-зеленый ковер, смягчающий его путь из спальни в туалет, куда он ходит босиком, в чистой и удобной пижаме, уже желая вернуться в постель, забраться под теплые одеяла и заснуть сном защищенного, любимого и довольного человека.
Он кладет маленькую ручку на холодную дверь, прислушиваясь. Крики прекратились, но внизу есть какое-то движение.
Он слышит, как входная дверь дома распахивается, и Лиам кричит кому-то, наверное, Дженни, ШЕВЕЛИТЬСЯ! Уйти с дороги!
Генри знает, что он кричит не на Пита, потому что Пит мертв.
Мальчик вздыхает и прислоняется к двери, думая, что отдал бы все на свете за чашку горячего шоколада и тарелку теплых панкейков. С беконом и вкуснейшим сиропом. Дэйв и Мэри готовили это каждое воскресное утро, и он жил ради воскресных утренних панкейков.
Шум внизу снова стих, и Генри даже не знает, дома ли Лиам и остальные.
Он думает, что никогда в жизни не чувствовал себя так одиноко, и когда смотрит в коридор, то видит не темно-зеленый ковер и чистые бежевые стены, а потрескавшиеся деревянные полы и облупившуюся белую краску. И хотя они и продолжают взывать к нему, маня спасаться, бежать, убираться, мальчик просто стоит неподвижно.
Ведь что-то приближается.
Много чего-то.
Генри вскидывает голову, на мгновение поднимая глаза к потолку.
– Хорошо,– говорит он.
И, бросив последний взгляд на свободу, он делает шаг назад, в свою тюрьму, и осторожно закрывает дверь.
Жаль только, что он не может ее запереть.
5
– Грег!
Джим падает в грязь рядом с Грегом, который, как пьяный, ползает кругами между домом и сараем.
Какого хрена стало с его лицом?
Лиам наблюдает с крыльца, не зная, что произошло, и не желая – на данный момент – приближаться к этим ужасным крикам. Даже с крыльца он видит, что верхняя часть лица Грега ярко-красная и какая-то размытая. Словно кто-то вылил ему на лицо банку клея, растер и оставил высыхать. Лиам делает несколько шагов по направлению к ним, затем слышит кого-то позади себя и, обернувшись, видит Дженни. Ее лицо – сплошное месиво от осиных укусов, в жирных волосах, вероятно, кишат вши, руки и верхняя часть груди, обнаженные из-за майки, покрыты прыщами от укусов насекомых. Ее глаза выглядят пустыми и тусклыми, рот приоткрыт, а походка слабая. Лиаму кажется, что она похожа на зомби из фильмов, которые он смотрел подростком, где ходячие мертвецы поедали человеческие мозги. Лиам гадает, насколько она сейчас уравновешенна.
Если ее мучали такие же кошмары, как его, то скорее всего не очень.
– Дженни, стой,– слабо просит он, когда она проносится мимо, пока крики ее брата переходят в жалкие всхлипывания. Он морщится, когда Грега, стоящего на четвереньках, рвет в грязь.
– Грег? – зовет Дженни с легким любопытством, будто ее брат вернулся из поездки на день раньше, и она просто удивляется встрече. Но затем ее спина выпрямляется, неуверенность в походке исчезает, и она делает два больших шага к Джиму и своему блюющему, плачущему брату.
Лиам едва может разобрать слова Джима, когда тот пытается разговорить мужчину:
– Что, черт возьми, произошло? Господи, Грег, тебе совсем хреново. Что за херня! Расскажи мне, что случилось!
И так снова и снова, и теперь Дженни поворачивается, бросает на Лиама убийственный, вопрошающий взгляд. Лиам может только пожать плечами.
– У него что-то не так с лицом.
Дженни отворачивается и с удивительной энергией, учитывая, что Лиам всего несколько секунд назад принял ее за зомби, бросается к брату с криками: «Грег! Грег!»
Когда она подходит ближе, брат наклоняет к ней голову, и его лицо – или то, что от него осталось,– освещается солнечным светом. «Где его глаза?» – праздно задумывается Лиам – слишком праздно,– когда наступает шок, вопрос звучит так же бесстрастно, как если бы у Грега пропали ботинки, а не большая часть лица.
Дженни, конечно же, все еще кричит. Кричит и кричит. Джим пытается поднять Грега на ноги, наполовину ведя, наполовину волоча бедолагу в дом.
Лиам поднимает глаза, щурится на новый день, пораженный тем, какое небо яркое и голубое. Ему вспомнилась песня, которая была хитом несколько лет назад: «Мистер Голубое небо» [8]. Лиам думает, что вот он, мистер Голубое Небо, наверху, смотрит вниз на эту жалкую кучку придурков и хохочет во всю свою большую синюю глотку.
Джим кричит Лиаму, чтобы тот шевелил жопой и пришел на помощь; Дженни плачет и помогает Джиму тащить ее уничтоженного брата обратно в дом.
«Будто здесь можно помочь,– думает он настолько же праздно.– Будто тащить этого уродца, который раньше был Грегом, из грязи в эту богом забытую дыру хоть отдаленно имеет смысл».
Джим поднимает Грега на крыльцо, а Лиам даже не может смотреть на месиво обожженной кожи, торчащее на шее Грега. Он видит комок желтых соплей размером с желудь, прилипший к щеке, и чертовски уверен, что это глазное яблоко, но не может принять эту мысль, иначе его стошнит, а разум треснет, нарочитое спокойствие шока разорвется на части, как старая бумага, обнажая ухмыляющийся призрак чистого ужаса за ней. Кто знает, вдруг он сейчас начнет бродить, как чертов зомби, пожирающий мозги, из…
– АААУУУУУУУ! – из леса, но близко.
Все застывают. Джим встает как вкопанный. Даже Дженни на секунду замолкает. Все они поворачиваются к линии деревьев в двадцати ярдах.
– Хм,– выдыхает Лиам, чувствуя, как холодные пальцы страха ползут по спине.
На краю поляны стоит собака.
Она не то чтобы огромная, и это не волк. Лиам видел волков, и это не он. Это даже на собаку-то не очень похоже, скорее, на долговязую старую дворняжку. Тощую. Одичавшую. Даже издалека Лиам может разглядеть темные углубления грудной клетки сквозь спутанный серый мех. Животное буквально состоит из кожи, костей и жилистых мышц. Мех на загривке стоит дыбом, а черные глаза – искры, мокрые камешки, отражающие дневной свет. Лиам думает, что это дикая собака; наверняка бешеная и определенно голодная.
И да, она оскаливает зубы.
– Давайте просто затащим его в дом? – просит Дженни плаксивым от жара и эмоций голосом, совершенно наплевав на паршивую дворнягу. Грег стонет в знак согласия, а Джим кряхтит, обхватывая Грега большой рукой за талию и почти поднимая на крыльцо.
По поляне разносится еще один вой, но Джим не останавливается, проталкиваясь мимо Лиама в дверной проем. Лиам слышит звук падающего на пол тела, крик Грега от боли и страха, протесты Дженни и громкие проклятия.
Но Лиам не сводит глаз с собаки.
Точнее, теперь с собак.
К первой подошли еще трое, все стоят в футе друг от друга, все оскалившиеся.
И все смотрят на Лиама.
Один из новоприбывших, черный лабрадор с грязно-белым пятном на груди, поднимает морду к небу и воет: АААУУУУУУУ!
Теперь со всей поляны: один… потом второй… все больше и больше откликаются с деревьев собственным воем, призывом к действию. Лиаму кажется, их дюжина, может, и больше. Внезапно он не может отделаться от мысли, что их окружают. Пронзительный, ненасытный настрой воя и само количество откликов заставляют сердце Лиама биться быстрее, а кожу покалывает от страха.
Боже милостивый, ну что теперь?
Лиам подобрал пистолет до того, как последовал за Джимом на улицу, и теперь плавно достает его из-за пояса, позволяя небрежно болтаться сбоку, пальцы танцуют на спуске, пока мужчина раздумывает, в кого из рычащих, бешеных дворняг выстрелить сначала.