Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур. Страница 132

«Если не можете продержаться, отступайте, куда сочтете нужным. Буллер».

А что может принести завтрашний день, если не повторение сегодняшнего кошмара? Они проиграли.

Жан-Поль закрыл глаза и прислонился спиной к валуну. Глазной нерв начал настойчиво пульсировать, он не мог остановить тик.

Глава 30

Сколько же осталось людей? Возможно, половина. Не знаю. Половина уехала, всю ночь он слышал стук копыт их лошадей, уносящихся вдаль, шум и треск фургонов и не мог удержать их.

Жан-Поль пристально посмотрел на гору, окрашенную восходящим солнцем.

— Шпионский холм, — с отвращением произнес он, но очертания горы плыли как в тумане, потому что он не мог сосредоточиться. Его глаза покраснели и воспалились от стольких бессонных ночей. Он тяжело залез в седло. Каждый мускул, каждый нерв молили об отдыхе. Только бы поспать немного, только бы поспать.

С дюжиной преданных командиров Жан-Поль всю ночь пытался остановить дезертиров, которые обескровили его армию. Он ездил из лагеря в лагерь, ругал их, умолял, стыдил. Со многими ему повезло, с другими — нет, однажды устыдили его самого. Он вспомнил старика с длинной белой растрепанной бородой, желтое, морщинистое лицо. При свете костра можно было разглядеть слезы в его глазах.

— Трех сыновей отдал я тебе сегодня, Жан-Поль Лероукс. Мои братья пошли на эту чертову гору, чтобы забрать их тела у англичан. Трех сыновей! Трех прекрасных мальчиков! — Он встал на ноги, набросив на плечи одеяло. — Ты назвал меня предателем, Лероукс. Ты сказал, что я испугался. — Он замолчал, справился с дыханием и продолжал, хотя голос его стал хриплым. — Мне семьдесят восемь лет, и ты первый говоришь мне это. Хотя, даст Бог, и последний. — Он снова замолчал. — Мне семьдесят восемь лет. Семьдесят восемь. И ты говоришь мне это! Смотри, Лероукс! Хорошо смотри! — Он опустил одеяло, и Жан-Поль застыл, увидев слипшиеся кровавые бинты, скрывавшие грудь старика. — Завтра утром я буду с моими мальчиками. Сейчас я жду их. Распишись на наших могилах, Лероукс! Напиши на них слово «предатель»! — На губах старика показалась розовая слюна.

Жан-Поль по-прежнему смотрел на гору. Усталость, стыд, боль неосуществленных планов оставили неизгладимые следы на его лице.

Когда туман рассеется, он увидит на вершине англичан, и ему придется возвращаться туда с половиной своих людей. Он пришпорил лошадь и направил ее вверх по склону.

Солнце позолотило туман, и он стал рассеиваться.

Неожиданно ветер донес до него веселый смех. «Нет, слишком рано англичане развеселились, — думал он. — Неужели они считают, что мы не вернемся?»

Подстегнув лошадь, которая с трудом карабкалась по осыпающимся камням и гальке, он будто пьяный развалился в седле и позволил везти свое тело.

Веселый гул нарастал, все более приводя его в недоумение. Впереди он увидел фигурки пляшущих, размахивающих шляпами людей. Слышались крики:

— Они ушли!

— Они наши!

— Мы победили! Слава Богу, мы победили! Англичане ушли!

Люди окружили его лошадь и стащили с седла. Он чувствовал, что подгибаются ноги, но его несли, дотащили до холма. Жан-Поль сел на валун, невольно созерцая богатый урожай битвы. Английские санитары-носильщики получили разрешение прийти на его гору и теперь работали в траншее, а буры расчищали вершину.

Четверо бюргеров подошли к Жан-Полю, держа за концы серое шерстяное одеяло, служившее носилками. Они пошатывались под тяжестью груза.

— Кто знает его? Ответа не последовало.

Они положили тело рядом с остальными. Один из бюргеров вынул из скрюченных пальцев мертвеца широкую тирольскую шляпу и накрыл ей лицо. Потом выпрямился и спросил:

— Кто похоронит его? Если нет ни друга, ни родственника, он будет погребен в общей могиле.

Жан-Поль встал и подошел к телу. Подняв его шляпу, он снял с головы свою и поменял их местами.

— Я. Я похороню его, — тяжело вздохнув, произнес он.

— Он друг или родственник. Умник Поль?

— Друг.

— А как его зовут?

— Не знаю. Он просто друг.

Глава 31

Соул Фридман беспокойно расхаживал от стены к стене. Он пришел на полчаса раньше времени и теперь «мучился в комнате ожидания госпиталя Грейс. Лейтенант сел на стул с прямой спинкой и стал от нечего делать крутить шлем, уставившись на плакат: „Джентльменов настоятельно просят, не курить!“

Соул просил Рут пойти с ним, но она сослалась на головную боль. Kaк ни странно, но он был рад. Ее присутствие наверняка затруднило бы общение с Сином Коуртни. Он не хотел вежливого трепа о погоде и самочувствии, а в присутствии Рут уже нельзя было вставить крепкое словцо.

Вчера, в первый день отпуска, он, не умолкая, говорил о Сине. Сколько раз она навещала его? Как он? Сильно ли он хромает? Не кажется ли Рут, что он замечательный парень? Дважды она отвечала «ну, не такой уж и плохой» и «да, очень хороший». И в этот момент Соул заподозрил правду. Син не понравился Рут. Сначала он с трудом поверил в это, однако попытался продолжить разговор. Но любой однозначный ответ подтверждал его подозрения. Конечно, она не говорила об этом открыто, но это было очевидно. Рут чувствовала неприязнь к Сину, близкую к ненависти.

Теперь Соул сидел и думал именно об этом. Он не мог допустить, что Син обидел ее. Если дело только в этом, то впоследствии Рут будет вспоминать об инциденте со смехом.

Нет, решил Соул, тут что-то не то. Как пловец перед погружением в ледяную воду, Соул набрал полные легкие и погрузился в бездонное море женских мыслей. Неужели Син мог спорить с ней? Может, не уделял ей достаточно внимания? (Рут привыкла, что все поклоняются ее красоте.) Могло ли быть так, что Рут… С другой стороны, Син… Соул с трудом продирался сквозь дебри «если», «может», «а вдруг». И тут в последнее мгновение его осенило.

Рут ревновала!

Соул откинулся назад на стуле, удивленный глубиной собственного открытия.

Его любимая, темпераментная жена ревновала к их дружбе с Сином!

Радостно хихикая, он стал строить планы, как успокоить Рут. Ему надо поменьше превозносить Сина. Он должен свести их вместе и в присутствии Сина уделять жене особое внимание. Он должен…

Потом его мысли переключились на Рут. Даже мысли о ней заставали его врасплох, он чувствовал себя нищим, выигравшим главный приз в лотерею.

Он впервые увидел ее на летней встрече в клубе любителей скачек в Йоханнесбурге и влюбился с расстояния в пять шагов. Поэтому, когда их представили, его без устали моловший язык словно налился свинцом, он ерзал на стуле и молчал. Когда она одарила его дружеской улыбкой, лицо Соула засияло, его бросило в жар, он не мог совладать с собственными чувствами.

Той ночью один в своей спальне он разрабатывал план действий! На его осуществление было выделено пятьсот гиней, что составляло половину сбережений. На следующее утро он начал сбор информации.

Рут было восемнадцать, она гостила у родственников в Йоханнесбурге. Визит должен был продолжаться еще шесть недель.

Девушка происходила из богатой семьи пивоваров и содержателей гостиниц, но была сиротой и находилась под опекой дяди. Живя в Йоханнесбурге, она каждый день выезжала, посещала театры и танцы, но каждую пятницу ездила в синагогу на улице Джиппи.

Первым делом он нанял лошадь и сопровождал ее на прогулке с кузеном. Рут не запомнила его и собиралась проехать мимо, но его язык, отточенный за три года практики в Йоханнесбургских барах, наконец ожил. Через две минуты она уже звонко хохотала, а через час пригласила на чай к родственникам. На следующий день он заехал за ней в великолепном экипаже. Они отобедали в отеле Канди и поехали на балет в компании друзей Соула.

Через два дня она поехала с ним на бал ассоциации адвокатов и обнаружила, что он — прекрасный танцор. Облаченный в новую модную вечернюю одежду, некрасивый, но подвижный, с выразительным лицом, на дюйм выше ее пяти футов пяти дюймов, умом и интеллигентностью завоевавший себе большое количество друзей, он замечательно оттенял ее красоту. Когда он провожал ее домой, у девушки был задумчивый, но мечтательный взгляд.