Покоряя Эверест - Мэллори Джордж. Страница 45

В свете этого опыта мы можем заново рассмотреть задачу восхождения на Эверест. Безусловно, очень важна переоценка наших прежних суждений о способностях носильщиков. Они оказались куда выносливее, чем мы ожидали. Еще никто до этих пор не поднимал лагерь выше 23 500 футов [347], а эти люди доставляли наши грузы на 25 000 футов [348]. Финч же смог подняться еще выше – на 25 500 футов [349], а некоторые из них даже успешно повторяли этот удивительный подвиг три дня подряд. Также нет никаких оснований предполагать, что, переночевав на высоте 25 000 футов, они не смогут идти на следующий день. Они проявляли удивительно мало признаков усталости. Горная болезнь, сразившая некоторых из них на Северном седле, легко объяснялась тем, что они тогда плотно закрыли двери своих палаток и спали при большой нехватке свежего воздуха, и подобного больше не повторялось. Тот факт, что носильщики оказались столь выносливы и способны на большее, чем мы думали, глубоко изменил подход к решению нашей задачи. Теперь почти не осталось сомнений в том, что мы сможем разбить шестой лагерь, на высоте примерно 27 000 футов [350]. И предел восхождения будет определять не сложность установки лагерей выше в горах, а порог выносливости тренированных альпинистов.

И сколь многого от них можно ожидать после подвигов этого года? Было отмечено, что трое из нас достигли высоты в 26 800 футов [19], поднимаясь всего на 1 800 футов [351] за день из нашего лагеря; но большую часть времени мы провели не с пользой, а в ожидании: плохая погода задержала наш старт, и пришлось спускаться в лагерь, распложенный ниже нашей отправной точки. Так что если мы выгадаем всего пять лишних часов, то, судя по тому, как быстро отряд достиг наивысшей точки, я почти не сомневаюсь, что за эти дополнительные пять часов к нашему рекорду прибавится еще 700 футов [352], и набор высоты за один день составит 2 500 футов [353]. И теперь я должен задать следующие вопросы: во-первых, возможно ли, находясь выше Северного седла, за два дня разбить лагерь на высоте 27 000 футов? И во-вторых – предположим, отряд сумел стартовать с высоты 27 000 футов, но смогут ли они за один день одолеть оставшиеся 2 000 футов [354] до вершины? Конечно, мы пока не можем дать определенного ответа, но, по крайней мере, сам этот вопрос больше не кажется фантастическим. Вряд ли восхождение на 2 000 последних футов до вершины будет намного тяжелее, чем предыдущий подъем на такие же 2 000 футов, но с высоты 25 000 до 27 000. Ибо перепад атмосферного давления там уже незначителен: от высоты 27 000 футов до вершины оно снижается лишь на 0,8 дюйма [355]. Тогда как от уровня моря до высоты 27 000 футов атмосферное давление падает на 19,5 дюйма [356]. Фактором, играющим против альпиниста на этом последнем отрезке, выступят его же усилия в предыдущие дни, после которых он наверняка не сможет полностью восстановиться, и, возможно, пагубное воздействие ночевок в самых высотных лагерях. Но, если бы некий азартный игрок ставил на победу горы, ему пришлось бы значительно снизить коэффициент своей ставки [357] с оглядкой на итоги экспедиции этого года.

Я полагаю, что ряд физиологов весьма склонны уменьшить наши шансы против горы. В прошлом году в Оксфорде сэр Уолтер Рэли сказал мне, что ученые заявили о физической невозможности покорить вершину Эвереста без кислорода; это было доказано экспериментами в барокамере с пониженным давлением. Я же ответил сэру Уолтеру, что физиологи могут хоть взорвать себя в своей дьявольской камере, но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы опровергнуть их проклятую ересь, – или что-то в этом роде. Я, само собой, всегда снимаю шляпу перед учеными, современными олимпийцами, что дышат другим (если не более чистым) воздухом, нежели простые смертные. Но воздух горы Олимп (теперь она кажется мне небольшим каменным бугорком [358]) – это не воздух горы Эверест, а эксперименты с цистернами, из которых откачали воздух, какими бы интересными они ни были, не могут определить, на какой точно высоте в этих гигантских горах будет вынужден остановиться упорный человек. Ибо этот упорный человек может акклиматизироваться к разреженному воздуху, тогда как олимпийцы и другие жертвы тех экспериментов привычны лишь к атмосфере горы Олимп, которая, насколько я понимаю, куда плотнее. Акклиматизация – это базовый фактор. Лучший эксперимент в этом отношении – отправиться на Эверест или какую-нибудь другую высокую гору и самому все испытать. Ученые могут объяснить ваши ощущения, но лучше слушать не их предсказания, а прогнозы высокогорных альпинистов. Мнение человека, который сам пробовал взобраться так высоко, как только он сможет, несравненно ценнее, чем любые выводы, сделанные исключительно в лаборатории. Ценнейшим мнением по этому вопросу, несомненно, обладает Сомервелл (да простит он меня за то, что я упомянул его имя в этом спорном вопросе), который не только сам поднялся на высоту 26 985 футов [359] (если верить показаниям теодолита [360], отличающимся от анероида) без помощи кислородных баллонов, но и хорошо разбирается в физиологии. Думаю, он не станет спорить с моими замечаниями на эту тему.

До сих пор мы рассматривали только задачу подъема на Эверест без кислорода. Подняться на гору с кислородом – совсем другая задача. Здесь авторитет – Финч, и обсуждать детали не в моей компетенции. Напомню только, что мы с Сомервеллом намеревались применять кислород, планируя третью в этом году попытку восхождения. Опираясь на слова Финча, Брюса и еще двух альпинистов, использовавших кислород до Северного седла, мы считали, что дальше пойдем скорее с кислородом, чем без него. Эту возможность мы обсуждали весь долгий день 4 июня, лежа на насыпи в Лагере I, наблюдая за облаками и снегом, и решились на новый штурм – чтобы наконец отразить еще неизведанную внезапную опасность или проиграть трудностям. Задача восхождения на Эверест с помощью кислорода казалась нам не такой уж непосильной. Учитывая, сколько уже проделано, это хороший способ увеличить наши шансы. А, вероятно, самым значимым фактом было то, что трое из нас, поднявшись на высоту всего на 2 000 футов [361] ниже вершины, не ощутили особого недомогания.

Мы должны принять во внимание и два других фактора, поскольку они усложняют задачу покорения Эвереста: сопутствующие опасности и погоду. Экспедиция этого года напомнила, как важно не терять бдительность, трагически продемонстрировав опасность схода лавин на пути к Северному седлу. Насколько горестен тот инцидент, знают лишь те, кто в деле проверил этих семерых храбрецов, кто соприкасался с их неунывающими упрямыми душами, знал их неугасимое доброе чувство юмора и неизменную готовность прийти на помощь, искренне исходящую из их безотказных и верных сердец. Беспристрастный судья может сказать, что тот несчастный случай произошел из-за недостатка знаний о свойствах снега в этой части Гималаев. И, отметив, что невозможно знать о снеге достаточно, я буду вынужден согласиться с этим суждением. В любом случае этот горький урок нельзя забывать, и тогда можно полагать, что другой отряд не постигнет та же участь.

О других опасностях необходимо сказать больше, поскольку они существенно влияют на организацию любого восхождения на гору. Я напомню всем, как упадок сил у Морсхеда поставил под угрозу наш план спуска. Тут, конечно, не может быть сомнений в решимости самого Морсхеда: его товарищи не испытывают к нему ничего, кроме сочувствия и признательности за его необычайную храбрость. Причины его недомогания остались неясны. Его сердце не пострадало. Возможно, это было связано с обезвоживанием из-за недостатка жидкой пищи. Во время старта с Северного седла Морсхед казался здоровее остальных, и его изнеможение для всех нас стало полной неожиданностью. И в связи с этим я думаю, что будущий отряд должен учитывать, что нечто подобное может случиться с любым из них. На большой высоте даже сильнейшего может сразить ужасная мышечная слабость, и он не сможет восстановить силы там, наверху. Опасность в таком случае вряд ли можно переоценить: все расчеты времени собьются, и над отрядом нависнет серьезная угроза встретить ночь вне лагеря, возможно даже, на высоте около 27 000 футов [362]. Единственная действенная мера предосторожности на такой случай – иметь в запасе еще одну, резервную группу в лагере, откуда стартовали первые альпинисты. Еще одна опасность, которую я упоминал и в прошлом году, касается носильщиков. Следует помнить, что, хотя они и весьма деятельны, они не профессиональные альпинисты. При благоприятных условиях они, вероятно, смогли бы самостоятельно спуститься, скажем, с высоты 26 000 футов [363] без серьезных инцидентов. Но даже при хороших условиях это вредная практика: они склонны идти вразброд и даже не догадаются присматривать друг за другом. К тому же они не любят использовать веревку. Но на изрезанном расселинами Северном седле для подстраховки необходимо использовать веревку, да и условия не всегда благоприятны. Поэтому нужно взять за правило, чтобы кто-то сопровождал носильщиков, даже если путь уже проложен и доступен. И это опять же говорит в пользу расширения личного состава: гораздо большее количество участников будет эффективнее действовать как минимум на высоте до 25 000 футов [364].