Молитва для ракетчика - Козлов Константин. Страница 30

Он пнул ногой лежащего на земле Эриксона, тот застонал и пошевелился.

— Лежать, — Олейник придавил его ногой.

— Надо же, живой! — удивился Елкин.

— Конечно, живой, что ему сделается? — Максим достал из кармана патрон и протянул ему. Игорь повертел его, разглядывая. Пуля у патрона была странной, пластмассовой и полой.

— Я про такую штуку в одной книжке прочитал. Там мужик хотел заполучить в виде трофея оленьи рога, а саму зверюгу убивать не хотелось, вот он и сделал такие пули. Они только оглушают. Кажется, фамилия писателя Хантер, а книжка называется «Снайпер». Мне мужики сделали в одной мастерской по спецзаказу.

— Теперь понятно, — Елкин вернул патрон хозяину.

Тот убрал его в карман и обратился к сидящей на снегу Сандре, внимательно следящей за его объяснениями:

— Ты у нас вроде бы по-русски говоришь, так вот скажи своим приятелям, что остальные патроны боевые.

Сандра отвернулась. Макс взял ее за подбородок и повернул лицо девушки к своему:

— Переводи-ка, подруга, быстренько, что велено, или, может, тебе прикладом?

— This Russian tells, that remaining cartridges are battle (Этот русский говорит, что остальные патроны боевые), — неохотно перевела девушка.

— Верно излагаешь, — кивнул Макс и спросил у арестантов:

— All have understood? (Все поняли?)

Летчики послушно закивали головами. Максим поднял все еще не пришедшего в себя Эриксона за шиворот и подтолкнул к остальным.

— Саня, свяжи этого красавчика, — приказал он Кошкину и подошел к Стасу:

— Ну, так какие будут предложения? Мы здесь по вашей инициативе.

— Тогда можно валить отсюда, к ночи уйдем километров на пятнадцать, — предложил поляк.

— Заводите технику, — распорядился Максим, — уходим. Игорь, Роман и Санька принялись заводить снегоходы, два «включились» сразу, а движок третьего принялся чихать и кашлять.

— Подвиньтесь, мужики, пустите меня, — склонился над ним Елкин, — это дело наше, шоферское. Пока он возился с закапризничавшим движком, Максим взял Стаса под локоть и отвел в сторону, подальше от остальных, так чтобы никто не мог слышать их беседу.

— Как будем решать с нашим делом?

— С каким?

— Ну как же? Ведь это вы вынудили господина Альперовича снарядить нашу экспедицию?

— Будем считать, что возник форс-мажор.

— А издержки?

— Господин Альперович уже получил аванс, получит и остальное. А как он будет рассчитываться с вами…

— Это вас никоим образом не касается, — успокоил собеседника Олейник, — это наши с ним дела.

— Послушайте, а где я вас мог видеть? — насторожился вдруг поляк, — это не вы попались мне возле автобусной остановки, той, что у дома пана Альперовича?

— Вы тогда очень ловко оставили меня с носом, — подтвердил Максим.

— То так, — улыбнулся Стас, — рад, что все хорошо закончилось.

— Я тоже, — подтвердил Макс. Но радость их оказалась преждевременной. Лежащий у поляка в кармане телефон принялся наигрывать веселую мелодию.

— Прошу прощения, — Стас достал трубку и поднес ее к уху. Его шефа было слышно так же прекрасно, как и во время первого разговора.

— Стас, вы уже далеко уехали? — спросил у него полковник.

— А что такое?

— Немедленно возвращайтесь, — категорично прозвучало из трубки.

— Мы пока еще здесь, никуда не уехали.

— Среди экипажа есть девушка?

— Точно так, очень вредная особа.

— С ней все в порядке? — в голосе начальства послышались нотки обеспокоенности.

— Жива, здорова, как и все остальные, — поспешил обрадовать начальника молодой разведчик.

— Она и еще один член экипажа — американцы, их и находящиеся у нее материалы нужно переправить через финскую границу.

— Не понял вас?

— Это приказ, дело большой политики! Что вам непонятно? Их нужно доставить в Финляндию и сдать американскому консулу!

— А что у нее за материалы?

— Это компьютерная информация.

— Может быть, передать их при помощи моего оборудования?

— И людей, и материалы нужно переправить через границу, — отрезал шеф.

— Дело в том, пан полковник, что у нас тут случился маленький инцидент.

— Что еще такое там у вас приключилось? — голос начальника стал резким и недовольным. Стас рассказал о попытке захвата летчиками снегоходов.

— Это ничего не меняет, — отрезал полковник.

— В экипаже самолета еще пятеро. Переправить через границу такое количество людей будет не просто.

— Насчет остальных у меня нет никаких указаний. Только двое американцев и материалы, это все, — шеф отключился. Озадаченный Стас засунул телефон в карман.

— Все меняется, — сообщил он Максиму.

— И что, пан шпион, сказал тебе твой полковник?

— Шпион? Полковник?

— Ты от волнения один раз назвал его чин. Раз у тебя начальник военный, — ты работаешь на разведку или какую-нибудь «контору». Итак, в чем дело?

— Двое из этих летчиков американцы, их нужно переправить через границу.

— Э-э, нет! Так не пойдет, — покачал головой Максим, — Об этом и разговора быть не может.

— Тебя смущает, что я работаю на польскую разведку?

— Меня смущает то, что это мероприятие пахнет серьезными последствиями. Даже в наше гуманное время за пособничество экипажу вражеского самолета-разведчика, а другой здесь просто не мог оказаться, всех нас упрячут далеко и надолго. И тебя, несмотря на то, что ты иностранный гражданин.

— То, чем мы должны были заниматься по прежнему плану, если бы не свалился этот самолет, пся крев, тоже не очень стыковалось с вашим законодательством! — возразил ему Стас.

— Одно дело — попасться с ржавыми винтовками, может, мы их нашли и везем сдавать в милицию, как положено честным гражданам, совсем другое — воевать с пограничным нарядом. А граница после падения этого чертового самолета теперь наверняка усиленно охраняется.

— В таком случае вы с господином Альперовичем будете неприятно удивлены.

— Чтобы нас удивить, тебе нужно самому отсюда выбраться, а места здесь глухие, сам понимаешь, — многозначительно нахмурился Максим.

— Ладно, валяйте! Ваши условия?

— Мне нужно связаться с Витольдом Самойловичем.

— Дать тебе трубку?

— Своя имеется! — усмехнулся бывший контрразведчик. Он отошел и принялся звонить в Питер. Несколько минут он объяснял шефу суть сложившейся ситуации. Потом принялся что-то записывать в блокнот. Сверил запись с абонентом, убрал трубку и подошел к поляку.

— Условия такие: если в течение часа на этот счет, — он вырвал лист и протянул его Стасу, — не будет переведено «пол-лимона» американских долларов, мы бросаем все как есть и убираемся отсюда. Хочешь — можешь ехать с нами, не хочешь — можешь оставаться тут. Кроме того, если деньги будут переведены в течение двух часов с того момента, как мы начнем движение, моему шефу должны быть переданы оригиналы тех документов, которыми вы его стращали, и подтверждение подлинности Наполеоновской побрякушки.

— Так это форменный шантаж! — вскипел поляк.

— А то, чем вы занимаетесь, как называется? — возразил Максим, доставая пачку и выщелкивая из нее сигарету. — Это, по-вашему, не шантаж? Короче — вот такие условия, можешь своему полковнику так и передать.

Не прекращая ругаться, разведчик отошел в сторонку и принялся докладывать начальству.

— Скажи ему, если он не согласится, мы на это место еще и ФСБ наведем, — крикнул Макс и закурил. Выпуская струйки дыма, он краем уха слушал беседу Стаса с его начальством. Относительно «полковника» Олейник немного слукавил, польский входил в число языков, которыми он владел вполне свободно. Учил еще в комитете, а пользоваться приходилось уже при работе на антиквара. Были у них в свое время кое-какие интересы в Кракове и Лодзи. Кроме того, профессиональные действия поляка, когда тот склонял антиквара к «сотрудничеству», уже тогда навели Максима на мысль, что они имеют дело с какой-то спецслужбой. Наконец поляк подошел и протянул ему свой телефон:

— Шеф хочет поговорить с тобой!