Молитва для ракетчика - Козлов Константин. Страница 36

— Больше вопросов не имею.

Карбан занял свое место. Хозяин вынул из горлышка пробку, и Анатолий сразу же почувствовал нежный бархатистый запах. Это была какая-то настойка. По кухне распространился аромат лесных трав и цветов. Хозяин наполнил стопки и предложил тост:

— За знакомство.

Чокнулись и выпили. На вкус напиток был превосходен, но крепостью обладал серьезной. Майор чуть не прослезился. По телу вскоре разлилось приятное тепло.

— Ну и как? — спросил Микко.

— Здорово, а из чего вы ее делаете?

— Секрет фирмы, — улыбнулся врач, — этот старый самогонщик даже мне рецепт не выдает.

— Ты ее можешь пить, сколько хочешь, дети наши живут вместе, внуки общие, так что тебе рецепт ни к чему, он от меня к внукам перейдет.

— Типичный буржуй-монополист, — сделал выводы доктор, — прожил при социализме столько лет, а не перевоспитался.

— Воспитатели хреновые были, — усмехнулся Микко, — шучу, мне обижаться на Советы не за что, вы ешьте, ешьте. Пока не остыло. Тогда война была, а в ней обычно обе стороны виноваты.

— Ну и чем мы были виноваты? — стал задираться доктор.

— Если бы вы в тридцать девятом на Суоми не полезли, то в сорок первом финны были бы на вашей стороне. Не веришь, давай у майора спросим?

— Ну, что скажете? — хитро улыбнулся Волков. Давыдов понял, что у приятелей эта тема обсуждалась уже не раз, и сейчас его просто подначивали, чтобы разговорить. Хозяин тем временем снова налил полные стаканы.

— Не знаю, — покачал головой Анатолий, он решил уйти от прямого ответа. Дело тонкое, тем паче, что егерь-то воевал по ту сторону передовой. Он витиевато начал:

— С одной стороны, большевики Финляндии сначала дали независимость. Я где-то читал, что финны Ленина до сих пор уважают, даже его музей не тронули. С другой стороны, Маинергейм был преподавателем нашей Академии Генерального штаба…

— И Ленин был великий человек, и Маннергейм был великий человек, — кивнул егерь, — но вопрос-то не об этом!

— Кто его знает, как бы все сложилось. Этот период истории у нас не очень охотно освещают. Зато знаю, что после выхода Финляндии из войны, наши части получили приказ с финскими войсками в бой не вступать. До самых границ Норвегии им оказывали сопротивление только немцы.

— Да, выйди Суоми из войны немного раньше, все было бы по-другому, — согласился Микко, — в плен бы я не попал.

— Ты чем-то там недоволен, старик? — поинтересовалась его супруга, разогревающая на плите какой-то чугунок, — Или мне послышалось?

— Что ты, любовь моя. Я абсолютно всем доволен. Особенно тем, что в результате всей этой истории тебя встретил! — рассмеялся хозяин.

— Давайте за хозяйку, — предложил Николай. Давыдов, не раздумывая, встал и стоя опустошил свою стопку. Остальные последовали его примеру.

— Живут, значит, офицерские традиции, — одобрительно заметил врач. Он подцепил вилкой грибок, отправил его в рот, прожевал и продолжил:

— Я ведь тоже офицер запаса. Не терплю, когда кто-то о себе говорит — «бывший офицер». Если бывший, значит, никогда им не был, только погоны зазря таскал.

— А вы где воевали? — спросил Анатолий.

— Капитан запаса Волков Игорь Петрович, можешь звать Петровичем, не обижусь. Командовал ротой в двенадцатой отдельной морской стрелковой бригаде.

— Она, кажется, в Заполярье воевала?

— Верно, а ты откуда знаешь? Кстати, если я на «ты» перейду, не обидишься?

— Нисколько, — ответил Анатолий, — А про вашу часть я в мемуарах Кабанова прочитал, книга называется «Поле боя — берег».

— Он тогда командовал нашим оборонительным районом. Бои там были серьезные.

— Несерьезных боев не бывает, — поддержал друга Микко, — и раз уж начали знакомиться, меня можешь звать просто по имени, у нас так принято, мы же, финны, — индивидуалисты.

— Хорошо, — кивнул Анатолий, — а с Николаем вы что же не знакомитесь?

— Я с ними познакомился, когда ты в училище еще плац подметал, — успокоил его Карбан.

— Георгиевич надо мной с лейтенантской поры шефствует, — пояснил Анатолий некоторую фамильярность своего подчиненного.

— Кстати, как тебе мясо? Что молчишь, не понравилось? — вдруг спросил хозяин.

— Вкусное, да вообще все просто здорово приготовлено, — недоуменно пожал плечами Давыдов, — а что?

Мясо было обыкновенным, вроде бы говядина, может, чуть жестковата. Остальные загадочно заулыбались.

— То, что это — медвежатина!

— А-а, вкусно.

— Молодец! Бывают неженки такие, что сразу начинают харчи метать.

— Чего метать-то, я ж его уже съел? Лишние заморочки, — сообщил Анатолий тоном античного философа.

— Ладно, мужики, прекращайте моего шефа испытывать, — сказал Карбан, — он у нас парень тоже не простой. Про заваруху на Северном посту слыхали?..

Беседа снова свернула в «милитаристское» русло, теперь уже бесповоротно. Хозяин и врач вспоминали Отечественную, Карбан — службу в Африке, Давыдов только слушал, рассказчиками все были отменными. Когда пошли спать, было уже далеко за полночь. Анатолий пошел к флигелю, в котором разместили на ночлег его воинство. У входа его громко окликнули:

— Стой, кто идет?

— Я иду, майор Давыдов.

Из темноты обозначилась длинная тощая фигура, в которой Анатолий безошибочно определил Соколовского. Тот взял оружие в положение «на ремень» и доложил:

— Товарищ майор, за время несения дежурства происшествий не случилось, патрульный по позиции рядовой Соколовский.

— По чему патрульный?

— По позиции. А как это все назвать? — он оглядел двор и прилегающие окрестности.

— Пусть будет позиция, — согласился Анатолий, — а это что?

Он показал рукой на черную тень.

— Это усиление, собака местная. Она не мешает.

— Дежурьте, раз не мешает, — разрешил Анатолий и шагнул в дверь. Стараясь не греметь впотьмах, Давыдов забрался в спальный мешок и тут же уснул.

Растолкал его Карбан. Спать хотелось неимоверно. В окнах было темно.

— Вставайте, сир! Вас ждет завтрак, личный состав уже на кухне.

— Спасибо, — зевнул Анатолий, — доброе утро, а который час?

— Полшестого, в шесть выступаем.

Участников вчерашнего «банкета» Давыдов обнаружил за столом. Он поздоровался и сел на свободное место. Есть не хотелось. Заметив это, врач посоветовал:

— Ешь как следует, первый привал сделаем еще нескоро.

После того как допили кофе, собрались и подготовили снаряжение, Микко принес Анатолию унты [59].

— Надевай вместо ботинок, там снега по пояс. В этой городской обувке много не навоюешь.

— Да я чулки от ОЗК [60], с валенками…

— Обувай, кому говорю! Ты уж поверь моему опыту…

Выступили сразу после завтрака. Каждому достался увесистый вещевой мешок, кому с провизией, кому со снаряжением. Старики оказались при оружии. Врач — с тульской вертикалкой, а егерь — с карабином с длинным стволом и прикрепленной к нему трубой оптического прицела. Первым пошел егерь, за его лыжами оставался широкий след. Как только они отошли от дома метров на двести, их окружил дремучий темный лес. Сразу возникло какое-то странное ощущение тревоги. Свет бледного месяца почти не пробивался сквозь полог, сотканный из переплетавшихся друг с другом разлапистых ветвей гигантских елей. В лесу царила тягостная тишина, нарушаемая только бряканьем оружия и скрипом лыж. Тропа лишь смутно угадывалась, и если бы не егерь, сам Анатолий ее никогда бы не нашел. Уж не известно, какими ориентирами или чутьем руководствовался Микко, быть может, он полагался на чутье бегущей впереди лайки. Для своего возраста шел он довольно резво. Давыдов еще с училищных времен помнил простую истину, что на марше обычно больше изматываются замыкающие: им приходится то догонять, то плестись мелким шагом, это сбивает ритм движения и человек устает. Сразу выяснилось, что Русин и Соколовский стоят на лыжах впервые. Пришлось сделать остановку.