Простить и поверить (СИ) - Эн Вера. Страница 49

Но позавчера Ленка слишком явно дала понять, что этому никогда не бывать, что у нее на уме другой и что этот другой пользуется у нее куда большим уважением и доверием, чем Дмитрий Корнилов. И ему следовало это принять и стать ровно тем бывшим одноклассником, кем он для Ленки и был все это время. Просто существовать где-то – словно бы рядом, но по-настоящему – в параллельной Вселенной. Просто дежурно здороваться и столь же дежурно прощаться, пока все та же судьба не разведет их дорожки в разные стороны окончательно.

И пока все действительно не будет кончено. Потому что сейчас вопреки всем доводам, наблюдениям и выводам Дима жаждал только одного: снова завоевать свою Черемуху, завоевать, как двенадцать лет назад, и больше никогда не отпускать! И не имело значения существование Жнеца и всех остальных мужчин в ее жизни! Ленка всегда принадлежала ему, а он дарил ее какому-то хрену лишь потому, что не мог договориться с собственной совестью! А если Ленке будет с ним плохо? Жнец же никогда не оценит настоящую Черемуху: иссушит, сломает, выпьет все соки – и оставит умирать без всякой жалости. И Дима собирался ему это позволить?

Тогда он просто трус и дерьмо, и все, что с ним случилось, заслуженно. Расплата за первую трусость, когда он слишком долго собирался рассказать Ленке про спор со Жнецом. За вторую несчастья накроют с головой, но вовсе не страх заставлял сейчас перечеркивать все, что придумалось за последние сорок восемь часов. Дима должен был еще раз испытать судьбу – прямо, открыто, предложив Ленке себя, как в юности. Если пошлет – что ж, она хотя бы будет знать, что ничего не сгорело, а он, быть может, научится все же говорить о том, что было на самом деле важно. Отличный первый шаг на дороге к возрождению. А возрождаться уже было пора.

Тем более что этого безумно хотелось!

Забавно способны меняться мысли на прямо противоположные, стоит лишь взглянуть на ситуацию под другим углом. Уж не Ленка ли научила его такому фокусу? Она умела переворачивать сознание с ног на голову.

Усмехнувшись этому выводу, Дима зашел в сервис и первым делом бросил взгляд на Ленкин кабинет, в котором всегда горел свет. Она приходила около половины восьмого, до начала Диминой смены, и за месяц с лишним ее работы у него уже выработался рефлекс мысленно здороваться с невидимой Черемухой.

Сегодня в кабинете было темно, и Дима даже взглянул на часы, прикидывая, не заявился ли он на работу слишком рано и что могло случиться в ином случае.

Ответ, как обычно, пришел совсем не оттуда, откуда его можно было ждать.

– Принимаю ставки, – раздался от стойки охраны голос сменщика, и Дима, выдернутый из собственных мыслей, недовольно повернулся к нему. – Придет сегодня начальство али не придет.

– Почему оно не должно прийти? – заставил себя пропустить мимо ушей его скабрезный тон Дима, потому что в душе просыпалось непонятное пока беспокойство.

Сменщик передернул плечами.

– Вчерась не было, – доложил он. – Сказались нездоровой и взяли день за свой счет. Только я вот думаю, что одним днем тут не обойдется. Мужика-то от электрошокера обычно неслабо таращит, а тут – дама-с…

Дима резко выдохнул и сжал кулаки в надежде, что ему послышалось.

– Какого, мать твою, электрошокера? – деревянным голосом спросил он. Ясности не прибавилось ни на грош, а ужас против воли подбирался к сердцу.

Сменщик посмотрел на него с подозрением. Но ответил все тем же залихватским тоном:

– Которым Дуденко Елену нашу Премудрую угостил. Ну, в следующий раз трижды подумает, прежде чем по ночам в сервис наведываться. Знает ведь, что здесь охрана…

На этом месте столбняк отступил. И мысли не возникло, что сменщик врет: слишком хорошо Дима знал Ленку, чтобы сомневаться в ее отчаянности. Когда надо, она способна на совершенно сумасшедшие поступки, лишь бы убедиться в собственной правоте.

Вряд ли представляя, какая ее здесь поджидает опасность. Дима же не предупредил. Он в это время протирал диван, третировал Кирюху и лелеял свои обиды.

В висках застучала кровь; Дима шагнул к сменщику и схватил его за грудки.

– Что с ней?!

Кажется, его тон и вид были достаточно убедительны, чтобы тому расхотелось дурковать.

– А я почем знаю? – уже вполне серьезно передернул плечами он, пытаясь заодно избавиться от Диминых рук. Но тщетно. – Раз звонила, значит, жива. Остальное сам выясняй: я тебе для того и сказал, чтобы ты разобрался.

Вдох-выдох, чтобы начать соображать. Кажется, сменщик был на его стороне, а значит, следовало воспользоваться его словоохотливостью в своих целях.

Сожрать себя за сволочизм Дима еще успеет.

Он разжал руки и кивнул, прося прощения. Затем спросил:

– Дуденко петушился?

Сменщик, очевидно, не сразу понял, что он имел в виду. Потом помотал головой.

– Мишка нажрался и выложил, – поделился он. – Полночи меня доставал, прежде чем я сумел его домой отправить. Но хоть как-то развлек: в мои-то смены никто в сервис не вламывается.

Он посмотрел с каким-то намеком, но Диме было некогда с этим разбираться. Словно девятым валом, накрыло потребностью немедленно увидеть Ленку, убедиться, что с ней все в порядке, что она не пострадала, что ей не причинил вреда этот электрошокер, который Дима завтра же засунет Дуденко в глотку и заставит проглотить. Может, тогда вернется способность нормально дышать. Сейчас же воздух застревал где-то в ребрах и в горле, и от этого болела голова, и внутри тоже что-то болело.

Черт бы тебя побрал, Черемуха! Я свихнусь из-за тебя раньше, чем разберусь во всей этой истории! Но я разберусь, можешь не сомневаться! Утру тебе нос!

И заставлю понять, что без меня ты не сможешь!

– На час подмени! – скорее приказал, чем попросил Дима и, не слушая ответа сменщика, почти бегом устремился к двери. По дороге почти столкнулся с Милосердовым, но на его: «Дмитрий, что-то случилось?» – тоже не ответил. Этот однозначно узнает все раньше других, особенно если имеет-таки отношение к нападению на Лену, и вряд ли ему понравится услышанное. Но пока у Димы были другие дела. И он вроет в землю каждого, кто встанет у него на пути.

До Черемухиного дома было десять минут быстрым шагом. Звонить Дима не хотел, понимая, что ничего не сумеет объяснить по телефону, и до дрожи желая увидеть Ленкино лицо. Совершенно опустошающая мысль о том, что Ленка пострадала из-за него, придавливала к земле похлеще гусениц буровой машины, которая однажды чуть не отправила на тот свет. Если бы Дима не цеплялся так за свой долг Милосердову, Лена бы не пошла за помощью к Жнецу и не осталась бы одна в самый сложный момент. И пусть вина Жнеца тут была ничуть не меньше, чем его, она интересовала Диму в последнюю очередь. Со своей совестью тот пусть сам договаривается, а Дима договариваться не хотел. Он хотел защитить свою Черемуху от всех на свете неприятностей и не собирался снова позволять ей оставаться без поддержки, что бы ни пришлось услышать сейчас от нее по поводу своего демарша. Обещал ведь уже, что будет рядом, и не сдержал слово. Но пусть Ленка припомнит все его грехи, начиная с первого класса, это не заставит Диму уйти, по крайней мере пока он не заставит ее выслушать себя и осознать, что отныне ей придется считаться с ним.

Дьявол, как было просто в юности, когда Дима просто ставил Ленку в известность о своем решении и она соглашалась, не сомневаясь, что именно он прав и что он действительно разберется с проблемой, сколь бы сложной та ни была. Главное, и сам Дима считал точно так же и, что характерно, не ошибался. Вернуть бы ту уверенность хоть на час, чтобы не дрожало так внутри, пока он, перепрыгивая через две ступеньки, взбирался на шестой Ленкин этаж. Почему не воспользовался лифтом, черт его знает. Может, не мог ждать, пока тот спустится к нему откуда-то сверху, а потом будет невесть сколько закрывать двери и невыносимо вальяжно подниматься по шахте. Может, хотел по дороге хоть немного растрясти дурь, которая не давала покоя, снова и снова подкидывая отвратительные мысли о том, какую боль ощутила Ленка от удара электрошокером, как страшно и плохо ей было и как много она пережила в одиночестве, когда некому даже пожаловаться и услышать слова поддержки. А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы Дима не психанул, а принял ее доводы, проанализировал их и, быть может, додумался бы подменить ее в этом ночном вторжении. Он сумел бы заставить Черемуху отрядить эту роль ему, в этом не было сомнений, если бы не бросил ее, не предал ее доверие, как когда-то уже было. И с чего он вообще взял, что Ленка откроет ему дверь? Может, она видеть его не хочет и никогда больше даже не взглянет в его сторону? Может, она вообще решила забить после случившегося на все это свое расследование и вернуться в Москву, не дав Диме даже возможности еще раз ее увидеть? Может, ей так плохо, что она не способна встать с кровати, а рядом ни одного родного человека, чтобы хоть как-то облегчить ее страдания? И не на работу она собирается, а рыдает от боли и бессилия в подушку и не знает, что ей делать, и не надеется, что хоть кто-нибудь…