Дахштайн - Макс Юлия. Страница 32

– Виновна в колдовстве и общении с Дьяволом! Засим я, представляя священную церковь и инквизицию, оглашаю волю: предать тело огню, дабы очистить душу ее от скверны, – голос Ниотинского звенел в тишине, как стрела, выпущенная из арбалета: тихо и неминуемо смертельно.

Бригитта знала, кто мы, но не сказала ни слова, понимая, что тогда всем ее сестрам конец.

Я опустила ресницы, рассматривая подол платья, а когда подняла взгляд – к ногам ведьмы уже сложили хворост и поднесли зажженный факел. Минута, и тишину разрезал крик боли. Огонь от брошенного в хворост факела сразу же начал жадно лизать голые ступни девушки.

Сама виновата. Люций предлагал работать на него, а девка отказалась, как и другие ведьмы. Я наслаждалась представлением не меньше Повелителя. Впитывала каждый стон и крик горящей ведьмы.

Грегор

Лилит упорхнула с зеркала заднего вида, но Грегор еще несколько минут ждал, надеясь, что она не покинула его. Судорожно выдохнув, кардинал позвал хранителя обратно в машину и молча уставился в лобовое стекло.

«Тогда в Бамберге мы не убили друг друга. Не смогли. Неужели она стала еще более жестокой?»

Грегор мысленно вернулся в тот день, когда начал охоту на ту, что была ему всех дороже. В те времена Ниотинский был уверен, что ведьмы – пособники Дьявола. Вся католическая вера строилась на этом знании. Хотя за колдовство принимали и ересь. Как оказалось потом, еретики всего лишь выражали мнение, отличное от официальной позиции церкви.

Бамберг 1630 год

– Ведьмы больше не принесут вреда вашему славному городу. Я найду всех, – Грегор обернулся на бургомистра.

Лицо городского управляющего показалось Грегору странным. Кто-то на площади кричал: «Сдохни, ведьма», – кто-то испуганно отворачивался. Его же лицо не выражало ровным счетом ничего. Только в глазах плясали блики костра. На Эмилию Грегор старался не смотреть, хотя это было довольно трудно, он, словно посаженный на цепь пес, чувствовал ее присутствие, куда бы она не пошла.

«Как она могла оказаться демоном?» – он спрашивал себя постоянно и не мог забыть о дочери бургомистра. Церковь хранила довольно мало свитков о демонах и их силе. Эмилия приходила к нему во снах, но были ли то сны, или же он околдован? Вопросы, вопросы и ни одного ответа. Грегор не знал, как ее убить. Святая вода не нанесла серьезного вреда, и крест на шее не стал помехой для того, что они творили вдвоем. Связью с Эмилией Ниотинский запятнал свою веру до конца жизни.

Оставался открытым самый важный вопрос: знал ли бургомистр, кем была его дочь, а быть может, и сам являлся порождением бездны? Естество Грегора требовало уничтожить обоих, но он не ведал, как это сделать. Ответы Ниотинский мог получить в тайной библиотеке Ватикана, но, если он вернется, эти двое исчезнут, и ловить их по всей Европе будет непросто.

От размышлений его отвлек пронзительный взгляд Эмилии, который она бросила на вопящую ведьму. Грегор непроизвольно положил руку на эфес меча, лишь убеждаясь в необходимости убить ее. Самая желанная девушка в жизни Ниотинского наслаждалась криками ведьмы, на несколько секунд отбросив маску благочестивой горожанки.

Отужинав в доме бургомистра, инквизитор удалился в гостевые комнаты, ставшие временным убежищем. Когда особняк успокоился и его накрыла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием хозяев и слуг, Грегор, неслышно ступая, прошел к комнате Эмилии и замер в дверях. Его правая рука, сжимавшая массивный крест на шее, разжалась и легла на латунную ручку, а левая, слегка дрожа, держала меч.

«Давай! Чего ты медлишь?» – мысленно поторопил себя инквизитор.

Он уперся лбом в стену рядом с дверью и начал читать «Отче наш», чтобы не сбиться с намеченного пути. Затем Ниотинский тихо отворил дверь и шагнул в спальню дочери бургомистра. Эмилия спала, повернувшись лицом к камину. Рыжие локоны разметались по подушке, будто бледные языки пламени. Длинные ресницы отбрасывали тени на белую кожу. Она хмурилась, словно даже во сне была чем-то встревожена. Грегор вдохнул аромат, витавший в комнате: жженый сахар, перец и горькая ваниль. Застыл, повторяя про себя: «Лик Дьявола может предстать в самой совершенной красоте. Проведи мечом по горлу, а потом отдели голову от плеч. Твой долг – бороться со злом».

Эмилия тем временем подложила ладонь под голову и тихо вздохнула, все так же хмуря идеальный лоб.

– Грегор, – прошептала она во сне.

Услышав свое имя, слетевшее с губ девушки, Ниотинский почувствовал, что внутри него рухнула плотина из запретов и слепого служения Церкви. Уверенность в том, что он поступает правильно, улетучилась, словно ее пожрал огонь в камине. Грегор опустил руку с занесенным мечом.

Он осторожно попятился к двери и, оказавшись по другую сторону, вытер потный лоб, а после тихо вернулся в свою комнату. Инквизитор понимал, что перешел границы дозволенного, как только ответил на первый поцелуй Эмилии. Помнил он и Святое писание, которое гласило: «А Я говорю вам: даже тот, кто взглянул на женщину с похотью, согрешил, нарушив мысленно верность Богу» [20].

Наутро Грегор решил немедленно созвать суд над девушками, подозреваемыми в колдовстве. И не где-нибудь, а в только что построенном костеле.

– Ваше Преосвященство? – выглянул из своих комнат бургомистр, потирая сонные глаза.

– Прошу вас вместе с дочерью прийти на суд в церковь. Через два часа.

Грегор, бросив это, развернулся на каблуках и отправился прямо туда. Пока он шел по размытой дождем улице, прохожие, видя багряную мантию на плечах, провожали его напуганными взглядами. Дамы в белых чепцах спешно приседали в реверансе, избегая смотреть Ниотинскому в глаза, а мужчины почтительно касались полей шляп в знак приветствия. Улицы Бамберга дышали выпечкой, свежим бельем и дорожной грязью. Грегору Европа была милее всего. Даже такая, увязшая в похоти, еретиках и ведьмах, словно старая карета в грязевой яме, – все же она казалась ему лучше, чем странные новые города на краю мира, которые, кажется, строили в Новом Свете.

Костел встретил высокими стенами с имитацией колонн и удлиненными стрельчатыми окнами огромных размеров. Стекла были обрамлены массивными рамами и украшены витражами. Здание построили недавно, и Грегор, ступив внутрь, еще слышал запах свежей древесины от скамей, потолочных балок и алтаря. Пятнадцать девушек сидели в огражденной от прихожан клетке, настороженно шепчась между собой. Инквизитору следовало для начала проверить каждую на принадлежность к ведьмовскому роду. У святой Церкви существовала целая система экспертиз.

Когда костел забился горожанами, Ниотинский встал возле алтаря. В этот момент через распахнутые двери вошла Эмилия с отцом. Грегор снова ничего не смог прочитать по лицу Люца Хёле, а вот его дочь вела себя так, как и рассчитывал инквизитор. Девушка слишком крепко сжимала локоть отца, сминая в складки ткань костюма, ее губы сжались в нитку. Она шла, неестественно сильно выпрямившись, ступала, словно через толщу воды.

Грегор не позволил себе лишнего, только его мышцы напряглись, как будто он готовился драться.

Эмилия опустилась на скамью в первом ряду, бургомистр встал рядом. Грегор хмурился, чувствуя себя частью большой постановки. «Если Эмилия – нечисть, она должна поддерживать свою братию?» Инквизиция довольно мало знала о сверхъестественном. Ниотинскому казалось, что его знания о ведьмах и демонах – всего лишь маленький камень, отколовшийся от целой горы.

– Да начнется суд!

Первую девушку вывели из клетки и поставили возле алтаря. В зал втащили припадочного мужчину, и обвиняемую заставили дотронуться до него. Как только рука девушки коснулась лба проклятого, который заходился в судорогах, тот резко обмяк, повиснув на служителях Церкви.

– Ведьма! – Грегор вынес приговор, не обращая внимания на слезы и крики родных обвиняемой.

Осужденная, гордо выпрямившись, плюнула в инквизиторов, за что получила звонкую пощечину и затихла, зло смотря из-под спутанных, черных, как уголь, волос.