Дахштайн - Макс Юлия. Страница 42

Лилит

Шагнув за порог апартаментов, Дэн вцепился в мои плечи, притягивая к себе. Завладев губами, терзал их, раздвигая и просовывая язык в рот. Неистово целуясь, мы дошли до кровати. Он толкнул меня и навалился сверху. Я довольно застонала и выгнулась ему навстречу. Прошептав «Лилит», Дэн куснул за шею, накрывая своим ароматом: цитруса и сандала. Он отмечал каждый кусочек кожи, целуя и прихватывая зубами.

Я избавила Дэна от свитера, джинсов и белья. Игра в страсть, наконец, увлекла и меня.

– Скажи, что хочешь стоять рядом со мной и быть таким же, как и я, – потребовала я.

– Хочу быть таким же, как и ты.

Юный Фауст с маниакальным блеском в глазах подтянул мои бедра к своим, заставив только удивленно и восхищенно ахнуть. Мой рот тут же был закрыт жестким поцелуем. Поджарое мужское тело придавило к кровати. Мои ноги настойчиво растолкали и забросили на бедра. От предвкушения по телу пробежала сладкая дрожь. Подхватив меня удобнее, Дэн резко вошел. Заглушив поцелуем громкий стон, который вырвался из моего горла.

Вцепившись жадными губами в рот, он протолкнул язык глубже, фактически повторяя им движение бедер. Дэн ускорился, и я ощущала, как с каждым движением внутри все сильнее сворачивался в тугую пружину комок наслаждения. Громче всхлипывала и крепче впивалась когтями в спину.

Наше дыхание давно сбилось, а в мышцах пульсировал приятный жар. Фауст оставлял укусы и засосы на моей шее, более не сдерживаясь. Я почти перешла в свой истинный облик.

Чувствуя, как разрядка в скором времени неминуемо накроет нас обоих, я немного оттолкнула его и, сменив позу, оседлала. Крепко сжав его ногами, стала двигаться все быстрее и быстрее. Мое тело задрожало и выгнулось от нахлынувшего удовольствия. То же самое случилось с Дэном. Он застонал, и на вершине наслаждения я резко полоснула когтями по шее мальчишки. Кровь из артерии окрасила постель, брызнула на мое лицо. Все еще сидя на Дэне верхом, я облизала губы и крикнула:

– Tu ad partem gehennae! Et sicut daemonium oriri! [30]

Тело Фауста обняла темнота, вливаясь в него, просачиваясь через поры.

Утро наступило быстро. Отель впитал следы ночи, попавшие на стены. Белье сменила я. Нагой мальчишка крепко спал, распластавшись поверх одеяла в одной из двух спален моих апартаментов. Коньячные кудри выделялись темным пятном на белой подушке. Ему потребуется некоторое время, чтобы окончательно переродиться. Любопытно, каким станет Дэниэль? Изменения начинались с физической формы, заканчивались душевной. По крайней мере, так говорил Повелитель, а я была склонна верить его опыту. Мне приказано проследить, чтобы переход прошел «как надо».

Я присела на кровать, провела пальцами по гладкой смуглой спине Дэниэля. Полюбовалась лопатками, где с ночи остались глубокие борозды от моих когтей с уже запекшейся кровью. Красиво. Был в мальчике внутренний стальной стержень, который так приятно уничтожать. Хотя я всего лишь слегка согнула его, сломаться он должен совсем скоро и самостоятельно.

Ужас Дэна в сарае позабавил меня, и я не удержалась: сыграла с ним в «кошки-мышки». Услышала его аромат, едва вышла на задний двор. Все остальное было чистой импровизацией: обычно мы не тащим постояльцев в сарай.

«Обычно я не приглашаю людей в свои апартаменты», – невольно пронеслось в мыслях.

Я вышла на террасу, сильнее запахнув на груди шелковый халат. Внизу проходила горная дорога. Расчищенная от снега автотрасса казалась траурной лентой на фоне гор. Возле дороги вершины были округлые и густо заросшие лесом. Издалека казалось, что это широкие спины огромных мохнатых медведей с зелеными шкурами, припорошенными снегом. Остальное пространство занимали горы, их склоны и пики. Выше них – только небо. Острые пики устремлялись ввысь один за другим, и не было им конца. Далеко на горизонте не видны каменные гиганты, а лишь их поддернутые дымкой очертания, словно голубоватые призраки на фоне неба.

Люди ехали в горы, чтобы быть ближе к небу, ближе к Богу. Но сами того не подозревая, оказывались рядом с Дьяволом. Ослепленные окружающей красотой, они забывали, что это вовсе не то место, где ты можешь доверить свою жизнь другим. Это место, где ты можешь ее лишиться.

Мне нравились Альпы за возможность здесь быть собой. Жить и играть с едой, которая сама едет сюда.

Печать резко обожгла шею, словно туда ткнули раскаленной кочергой. Повелитель зовет. Приведя себя в надлежащий вид, я вышла из апартаментов, аккуратно закрыв за собой дверь на ключ, и вошла в лифт, надавив на кнопку минус второго этажа.

Посмотрела в отражении на распухшие от укусов мальчишки губы и недовольно скривилась, а затем тут же вернула на свое лицо маску. Повелитель не любил наблюдать эмоции подчиненных, а я не могла его разочаровать. Хотя Вильгельму, этому средневековому аристократишке, прощалось все. Нужно, конечно, отметить, что он и не был в полном служении у Господина. Лишь укрылся в «Дахштайне» на время, принося пользу и отрабатывая выпитое и съеденное, так сказать. Мне не терпелось избавиться от Вильгельма, но Фер Люций благоволил ему, что было для меня постоянным поводом для размышлений.

Еще раз взглянув на себя в зеркало, убедилась, что выгляжу подобающе. Всматриваясь в зрачки, глубоко вздохнула, машинально заставляя лицевые мышцы застыть в одном положении. Из лифта я вышла уже в привычном виде марионетки Господина.

Вход в шахты никак не освещался, но это и не нужно: все, кто знал об этом месте, людьми и не являлись.

Чей-то крик разорвал тишину и впитался в стены. Люций сегодня работал. Стук каблуков гулким эхом отражался от камня.

В шахте горели факелы, что скорее было прихотью Господина, чем потребностью. Пахло влажным воздухом, пропитанным солью и ужасом.

На дыбе посредине был растянут человек, уже готовый попрощаться с душой. Этому орудию было несколько столетий. Господин предпочитал старые методы, мне же больше нравились инструменты двадцать первого века. На стенах висели всевозможные орудия пыток: кнуты, свитые из тяжелых кожаных ремней, щипцы, клещи, «груши» [31], «утробные кошки» [32], ручные пилы, кандалы и тиски.

По сути, нам не нужны были инструменты, но казалось символичным пытать людей их же изобретениями. Это добавляло обычной смерти обычного человека некую изюминку.

Фер Люций занимался своим делом дальше, хотя прекрасно слышал меня. Его широкую спину обтягивала белая рубашка, рукава которой были подвернуты, так как Господин не любил пачкать одежду.

– Дэн?

– Отдыхает.

– Как прошло?

Я пожала плечами, не вполне понимая, что он хотел от меня услышать. То, что я сделала с Дэниэлем, происходило далеко не каждый день, чтобы судить о процессе.

Повелитель рассмеялся, глядя на меня, очевидно, последний вопрос был шуткой. Я же в который раз поразилась тому, как он любит, создавая правила, сам их нарушать, но не прощает такую вольность другим.

– Следи за ним. Этой ночью должен быть его первый раз.

– Этой?

– Да. Нельзя медлить. Ты и так слишком долго вела Дэниэля сюда. Устрой все. Научи его, – Фер Люций говорил резко и отрывисто, будто вбивая молотком слова мне в голову. – Знаю, ты меня не разочаруешь. Так ведь, Лилит?

– Да, Повелитель.

– Он его полная копия, да?

– Фауста? Соглашусь. Как и его предок, мальчик любит совать нос куда не следует.

Феру Люцию это не понравилось. Увидев в глубине его разноцветных глаз злость, я почувствовала обреченность и желание убежать, как ощущала его каждый раз при виде гнева Повелителя. Замерев на месте, я лишь облизнула враз пересохшие губы, ругая себя за болтливость.

– В таком случае он больше напоминает тебя, Лилит.

Фер Люций к чему-то прислушивался: его глаза на миг закатились, лицо вспыхнуло пламенем, словно он сунул его в один из адских котлов. Я молчала, склонив голову и ожидая наказания, но того не последовало. Повелитель снова обрел привычный вид и бесстрастно спросил: