Золотые анклавы - Новик Наоми. Страница 13

Элфи поступил великодушно, причем мне даже не пришлось просить. Члены анклавов обычно так себя не ведут. Сара напряженно вздохнула – щедрость Элфи явно ей не понравилась, – но не стала возражать, а Лизель, к ее чести, отозвалась:

– Да. Я буду якорем. Ты начинай.

Я действительно оценила их щедрость. Был, впрочем, один существенный нюанс: как только они наложат заклинание, мне придется идти вперед. Но Лизель, как всегда, права. Топтаться на месте не стоило – ничего хорошего бы не вышло, если бы чреворот в ту самую минуту преодолел дверь и добрался до хранилища маны или проглотил десяток взрослых магов.

– Поехали, – быстро сказала я, сделала глубокий вдох и ступила на каменную дорожку.

И чреворот накинулся на нас.

Я уже видела, как они двигаются. Обычно чревороты никуда не торопятся – они предпочитают занять местечко поудобнее и выжидать. Но когда они решают тронуться с места, то развивают удивительную скорость. Он отцепился от двери и чудовищной волной покатился к нам. Все голоса разразились ужасными рыданиями и криками, как будто чреворот снова раздирал своих жертв на части, подвергая мукам тех, кого уже сожрал. Глаза выпучивались, воющие рты кривились. Сара завизжала, а Элфи отступил на полшага – но все мы прошли Шоломанчу, и хотя Элфи дрогнул, руки у него сами собой принялись за дело.

Он накрыл нас заклинанием за полсекунды до того, как чреворот к нам подкатился. И тут чудовище врезалось в щит – кошмарная бурлящая масса плоти целиком окутала маленький купол, сжав его так крепко, что отвратительные внутренности чреворота заколыхались в нескольких сантиметрах от моего лица. Я тоже закричала и почувствовала, как к горлу подступила тошнота; но в то же время я не утратила способности рассуждать – в голове у меня холодно и мерно работали шестеренки. «Нет времени создавать круг; Элфи наложил заклинание в одиночку. Он не продержится дольше сорока девяти секунд. Обратный отсчет пошел. Если я буду накладывать заклинание сама, кто займется чреворотом? Рано или поздно он прорвется».

Варианты: позволить ему сожрать Элфи, Лизель и Сару – или нас всех. Поскольку эти опции меня не устраивали, значит, огромную тварь нужно убить прямо сейчас, за то ограниченное количество секунд, которое оставалось у Элфи, и время истекало – ну и что? Я не позволила бы чревороту добраться до остальных, и если для этого он должен очень быстро умереть – значит, он должен умереть, только и всего. Я утвердилась в этой мысли, сделала вдох, чтобы доступно донести ее до чреворота – и тут он пронесся над нами – и исчез. Завывающая масса исчезла на узкой лестнице, не замедлив хода и даже не попытавшись отщипнуть от нас кусочек.

Я стояла в полнейшем замешательстве и дрожала от прилива адреналина. Купол лопнул и осыпался облаком ярких искр; Элфи произнес, еле ворочая языком:

– Почему… почему…

Он не договорил, потому что я поняла – мы все это поняли одновременно. Чреворот удирал. От меня.

– Твою мать, – сказала я и побежала за ним.

Чреворот катился прочь на предельной скорости. Когда я достигла верха винтовой лестницы, он уже скрылся в бесконечном коридоре, где колонны исчезали в темноте, напоминая иллюзию бесконечности, которую можно создать при помощи двух зеркал. Несколько мгновений я стояла, тяжело дыша. Никто еще меня не нагнал – неудивительно, – и я даже успела задуматься, какого черта творю, но тут кто-то изнутри чреворота снова вскрикнул ломким голосом, будто треснуло стекло. Жертвы были внутри, в ловушке, как мой папа, как Орион, и я не могла позволить чревороту сожрать еще кого-нибудь. Я погналась за ним.

Чревороту не удавалось скрыться только из-за крика и плача жертв, но я не понимала, откуда доносится звук, и крики постепенно начали затихать. Они сменились измученным тяжелым дыханием, что было еще хуже – этот болезненный хриплый звук, тусклым эхом отдаваясь от каменных стен, волной накатывался на меня словно сам чреворот.

Я свернула в один коридор, потом в другой и в третий. Они все заканчивались тупиками – наверняка мнимыми, если знать, что делать. Вполне возможно, чреворот знал, что делать, поскольку в брюхе у него находились лондонские волшебники; возможно, ему удалось пробраться на ту сторону стены, но я не могла стоять и дожидаться Элфи, чтобы спросить совета. Если бы я остановилась, мне бы пришлось задуматься. Вместо этого я решительно перла напролом.

Меня отчасти поддерживало то, что происходящее напоминало злополучные игры в прятки в коммуне; другие дети не хотели играть со мной, но взрослые, которые хорошо относились к моей маме или приехали специально, чтобы повидаться с ней, заставляли их принимать меня в игру. Поэтому все играли в «давайте спрячемся от Эль». Ребята разбегались, прятались и сидели, перешептываясь, пока я отчаянно металась с места на место, пытаясь найти хоть кого-нибудь; я прекрасно понимала, в чем фокус, но притворялась, что не понимаю, и пыталась поддерживать игру, потому что других возможностей поиграть у меня просто не было. Если бы я спряталась сама, все пошли бы играть во что-нибудь другое, оставив меня до посинения сидеть в укрытии.

Именно так я себя чувствовала, слыша, как голоса чреворота превращаются в шепот, бормотание и еле уловимые хриплые вздохи. Я страшно разозлилась – и злилась все сильней, пока шла; смешанная с горем досада громоздилась все выше, как в детстве, в те минуты, когда маме приходилось забирать меня и уводить. Она издалека чувствовала, что я начинаю впадать в состояние неконтролируемой ярости. Но мамы сейчас рядом не было. Никого не было, кроме меня, охотящейся за ускользающим шепотом по бесконечным жутким темным коридорам анклава, которые нарочно удлинялись, не позволяя мне настигнуть добычу. Казалось, вот-вот голоса начнут хихикать, потешаясь над тем, какая я глупая, раз поддалась на уловку.

Я повернула за угол – и обнаружила их источник: чудовищную тушу чреворота, полностью загородившую очередной тупик. Он пульсировал, переливался и стонал. На мгновение я обрадовалась, что нашла его.

В ту же секунду загнанная в угол тварь бросилась на меня, открыто атакуя – так, как никогда не делали дети, поскольку все они знали (как знал и чреворот), что, если дать мне повод, хотя бы крошечный, я их жестоко изувечу. Они чуяли силу, с которой не решались сталкиваться открыто. Но чреворот дал мне повод, потому что в его внимании я не нуждалась, и на одно-единственное мгновение я настолько преисполнилась ярости, что для страха не осталось места. Я заорала:

– Ну, давай! Валяй сюда! Ты уже умер, вонючий мешок гнили, ты уже мертв! – Я орала, накручивая себя, как пьяница в баре. Я собиралась убить, уничтожить эту гигантскую надутую жабу…

…и вдруг чреворот лопнул. Я даже не применила ману – он распался на части, не успев меня коснуться; его шкура треснула, как рвется футболка, которую слишком часто за минувшие два года латали при помощи магии, и на ней наконец буквально не осталось живого места. Глаза, рты, конечности, внутренности хлынули на пол; волна гнилой плоти вырвалась в коридор, поднявшись выше колен, а я снова заорала – на сей раз от неподдельного ужаса. На секунду на поверхность всплыло безобразное искривленное тельце, похожее на эмбрион, – точно такое же я видела внутри чреворота, убитого в библиотеке. И тут же оно тоже распалось на части и утонуло.

Но один рот и измученный, налитый кровью глаз, соединенные тонкой полоской кожи – жуткое напоминание о лице, на котором они некогда находились, – плавали на поверхности у моих коленей, смотрели на меня и молили: «Пожалуйста, выпусти меня, пожалуйста» – молили отчаянно, как делает человек, когда ему внезапно кажется, что у него есть шанс, что можно вырваться из ада на свободу, что у двери стоит тюремщик с ключом, не чуждый жалости.

Я закрыла лицо руками, мучительно всхлипнула и повторила, задыхаясь:

– Ты умер, ты уже мертв.

Рот возмущенно открылся, но тут же обвис, а глаз потускнел; оба уплыли прочь – мертвые, совсем мертвые, как я и сказала. Эти слова, порожденные моим гневом, стали заклинанием у меня на устах, и теперь им предстояло вечно жить во мне – страшным убийственным чарам, которые я создала сама, и, честно говоря, они гораздо больше мне подходили, чем сдержанная и элегантная Рука Смерти. Рукой Смерти мог воспользоваться какой-нибудь утонченный малефицер, с узкой бородкой и тонкими губами, в расшитой серебром черной бархатной куртке, с презрением глядящий на врага сверху вниз. Тот, кто никогда не стоял в темном коридоре, по пояс в гнилье, вынужденный подчищать за собой и добивать последних жертв пыток, которых не удалось прикончить с первого раза.