Штильскин (ЛП) - Бакли Эндрю. Страница 39

В столбе пламени Роберт разглядел пару огромных полыхающих глаз, широкий рот с острыми зубами и…

— Ой, — произнёс волшебник и снова щёлкнул пальцами. Ветер стих и столб пламени погас. — Простите, неправильное заклинание.

— Что это было, блин? — спросил Роберт.

— Честно говоря, я не совсем у-у-уверен. В-в-выглядело злобным, да? Ну, вот, — сказал Пустяк, поднял левую руку и щёлкнул пальцами.

Роберт прикрыл лицо. Когда он рискнул посмотреть, то не было ни ветра, ни синего пламени, ни жуткой твари. Всё то же искажение воздуха, обозначавшее дверь. Она висела прямо над кругом, что нарисовал Пустяк.

— Живее, д-д-давайте!

Лили схватила Роберта за руку, затащила его в круг и провела через дверь. Дверь прекратила существование.

Глава семнадцатая

Серьёзная ситуация

Роберт заметил, что путешествие из Этосторонья в Тосторонье отличалось от путешествия в обратную сторону. Это ощущение было хуже. Как будто кто-то схватил его за пальцы ног и вывернул наизнанку. Все нервные окончания неприятно покалывали. Он огляделся. Они стояли на автобусной остановке.

— Где это мы? — спросил Роберт.

— Судя по большому знаку вон там, мы неподалёку от Бёрнли.

Роберт огляделся и увидел большую вывеску с надписью «Вы покидаете Бёрнли».

Автобусная остановка находилась на небольшой просёлочной дороге посреди пустоты. Во все стороны, куда падал взгляд, каменные стены и обширные поля тонули в густом тумане. Роберта всегда удивляло, где бы ни находилась автобусная остановка в Англии, всегда найдётся какая-нибудь сволочь, которая разрисует её граффити. Поля были пустынны, за исключением одного, где паслись шесть унылого вида овец. Разумеется, любой впадёт в уныние, если его заставить часами стоять посреди сырого поля.

— Значит, это Йоркшир? — спросил Роберт.

— Конкретно, западный Йоркшир. По словам волшебника, Элис Бастинда находится в Хебден Бридж. Это в часе ходьбы в том направлении, — сказала Лили и указала в сторону, противоположную заходящему солнцу, затем пошла.

— Разве в Этосторонье не было утро? — спросил Роберт, спеша за ней следом.

— Обе реальности существуют в разных временных промежутках. Они постоянно меняются.

— А двери? Почему я никогда не видел дверь в Тосторонье?

— По той же причине, почему дождь не касался меня, когда мы только встретились. Эта реальность не верит ни в меня, ни в нас, ни в двери, ни во всё, что родом из Этосторонья. Люди не видят двери, потому что не верят в их существование. Иногда они замечают их периферийным зрением, но, как только они обращают на них взгляд, то сразу теряют.

— Люди же раньше проходили через двери. Разве они не должны попадать в другие места здесь же?

— Нет. Здесь двери так не работают. Заходишь на этой стороне, выходишь на той.

— Об этом все знают, — произнёс голос в голове Роберта.

— А, ты ещё здесь, — произнёс Роберт с ноткой радости в голосе.

— Прекрати, пожалуйста, — сказала Лили.

— Простите, от этой привычки трудно избавиться.

Туман висел очень низко и видимость была ограничена. Как и на любой просёлочной дороге, движения здесь не было, ширины дороги хватало лишь на один автомобиль. Роберт был дома. И всё же, он как никогда чувствовал, что находился максимально далеко от дома. Он никогда не чувствовал связи с этим миром, но в Этосторонье всё было нормально. Либо, настолько нормально, насколько можно было ожидать.

— Как вы считаете, зачем Румпельштильскин хочет сломать все двери, так сказать? — спросил Роберт.

— Не знаю. Создать хаос, уничтожит жизнь, какой мы её знаем, либо, чтобы было чем заняться скучным воскресным вечером? Кто знает?

Роберт посмотрел на Лили. Её профиль был прекрасен, черты лица более чем привлекательны, округлости во всех нужных местах, а в глазах видна жизнь. Разумеется, в виде огромного волосатого голодного зверя она была не столь желанна.

— Лили, что будет, когда всё закончится? В смысле, что будет со мной?

— Не знаю, Роберт, — проговорила Лили с ноткой печали в голосе. — Не мне решать.

Роберт начал погружаться в туман, небо потемнело. Где-то вдали грохотал гром. Когда они преодолели особенно крутой участок дороги, в отдалении показались огни деревни Хебдон Бридж.

— Ну, вот, — сказала Лили. — Будем надеяться, что не опоздали.

Агент Траль перестал хныкать и теперь пытался уговорить тролля, который не обращал на него внимания. Траля закрыли в камере рядом со Шляпником, и теперь он стоял на самодельной кровати, соломе и каком-то мелком грызуне, так что он мог выглядывать в зарешёченное окно в двери камеры.

— Да ладно, тролль, — сказал он. — У меня просто случился легкий эмоциональный…

— Слом! — выкрикнул Шляпник из своей камеры.

Траль не видел Шляпника, да и толку от безумца было мало.

— Я хотел сказать, «момент». Легкий эмоциональный момент.

В голосе Траля уже не слышалось уверенности и властности, как было ещё час назад. Он перестал быть собой. Шляпник всё поломал. Он годами убеждал людей в своей нормальности, пряча безумие глубоко внутри. Его отдельные личности встали единым фронтом, показывая всем вокруг, что он был, физически и умственно, здоровым членом общества. Но теперь, когда его разоблачили, личности не желали быть вместе. Траляля хотел остаться в камере, а Труляля желал вернуться в мир. Траляля не хотелось трогать мёртвого грызуна, а Труляля хотел сделать с ним всякие гадости и съесть. Траляля хотел общаться с троллем по-дружески, а Труляля хотел вырвать ему конечности. Годы равновесия, державшегося между личностями, пошли прахом.

— Послушай, тролль, я всё ещё агент, и я приказываю тебе меня выпустить, плюс, это будет хорошим делом, — сказал Траляля и улыбнулся из-за решётки.

— Либо, можешь подойти поближе, и я с радостью вырву тебе селезёнку через ноздри! — выкрикнул Труляля.

— Ой, не надо так, глупый ты коротышка, — сказал Траляля.

— Пошёл в задницу! — крикнул Труляля.

В зарешёченном окне появилось бледное лицо Шляпника.

— Джентльмены, если вы намерены заявить о безумии, полагаю, вы отлично справляетесь, и я вам аплодирую. — И он зааплодировал.

— Нет ничего более жуткого, чем английское кладбище, — произнёс Румпельштильскин, ни к кому не обращаясь. Прошло пятьдесят лет с тех пор, как он побывал в Хебден Бридж, когда Агентство схватило его и бросило в Башню на вечное гниение. Ночь опустилась очень быстро, а туман был таким густым, что дворфу было непросто найти желаемое. Он был так близок закончить начатое, так близок к разрушению дверей, что разделяли два мира. Ох, он потом повеселился бы! Агентство было бы очень занято, гоняя людей, словно овец…

Бах!

— Твою мать! — выкрикнул дворф. Лопата и фонарь, что он нёс с собой, ударились о надгробие. Он оглянулся, чтобы посмотреть, обо что он споткнулся и увидел маленькую овцу, которая смотрела на него.

— Бееее! — сказала овца.

— Что хорошего в Этосторонье, так это то, что там нет никаких, нахрен, овец. — Дворф поднял фонарь и увидел что стекло треснуло, отчего он больше не включался. Румпельштильскин поднял лопату и уже собрался выместить гнев на овце, но та убежала. Он издал животный крик и пнул каменную вазу, которая, видимо, когда-то крепилась к надгробию, на котором он сейчас сидел. Дворф вскрикнул от боли и выругался настолько цветасто, что смог бы смутить даже радугу. Он схватил лопату и зашагал по кладбищу, рассматривая имена на надгробиях по пути.

Деревушка Хебден Бридж уютно разместилась среди тумана и дождя, как было уже много веков. Главной достопримечательностью Хебден Бридж был мост, расположенный недалеко от центра деревни. Это не был какой-то большой или впечатляющий мост. В его архитектуре или конструкции не было ничего удивительного. Однако на нём стоял знак, установленный ещё в конце восемнадцатого века, который предупреждал, что любой, кто посмеет осквернить или испортить мост, будет отправлен в Австралию. Большинство британцев, у кого имелось хоть чуточку мозгов, увидели отличную возможность поменять холодную, тёмную и сырую Англию на солнечную, тёплую и прекрасную Австралию, и тут же принялись разрисовывать мост яркими красками. Прям в разгар дня. Прям на глазах у местных правоохранительных органов.