Лекарство от одиночества (СИ) - Резник Юлия. Страница 29

С другой стороны, меня, наверное, можно понять. Уж очень испугало меня его предложение бесцеремонным посягательством на то, что я всегда считала неизменным. Это было как кощунство. Как осквернение святыни. Ведь мой брак, мои отношения с Юрой в самом деле были для меня святы. И все во мне на дыбы встало, когда Бутенко бросил – «Уходи от него». Странно, да? Особенно потому, что в глубине души я уже и сама не отрицала такой возможности.

И не отрицаю. За эти две недели я, сколько ни старалась, так и не смогла забыть о Юркином предательстве. Я готовила ему завтрак, а перед глазами мелькали мучительные картинки его измены, я лежала под ним и думала о том, было ли ему с любовницей лучше. Я кивала, когда Юра завел очередной разговор о втором ребенке, и сама прикидывала в уме, как скоро после родов он отодвинет Мишку на второй план. Я садилась в машину к мужу, и каждый чертов раз осматривалась тайком, выискивая доказательства его измены. В какой-то момент даже стало интересно, что я буду делать, если найду в бардачке чужие трусы. Сделаю вид, что не заметила их? Съем и это, боясь скандалом разрушить наше с мужем хрупкое перемирие?

Я задавала все эти вопросы и медленно истекала кровью, замещая ее потерю ненавистью к себе.

– Ты выглядишь грустной. Опять какие-то проблемы с Юрой? – осторожно интересуется Вера, отпивая из бокала вино. Мы сидим в одном из лучших ресторанов морепродуктов. Нарядные и красивые. Но если честно, даже это не поднимает настроения. Тут Вера права.

– Уверена, что хочешь этим грузиться?

– Иначе бы не спрашивала.

Вообще я не очень привыкла делиться своими проблемами. Может, потому что у меня до поры до времени их просто не было. Не знаю. Но с той же Верой мы сблизились во многом как раз потому, что ни она, ни я не чувствовали необходимости трясти грязным бельем перед кем бы то ни было.

– Юра мне изменил. Давно. Еще до рождения Мишки.

Лицо Веры каменеет. Она в каком-то потерянном жесте трет лоб и надолго зависает, глядя в окно.

– И этот туда же. Что же они делают, Элька? Вы были последней парой, на которую я смотрела и цеплялась за мысль, что не все еще в этом долбаном мире потеряно, а теперь... Дай угадаю, тоже с секретаршей?

– Со старшей медсестрой, Вер. – Почему-то становится весело, – У Юрки нет секретарши.

– Считай, одно и то же, – отмахивается она.

– Ну, да. Такая пошлость. А почему тоже? – осторожно интересуюсь я. – Неужели твой Шведов… Серьезно?!

– А что тебя удивляет? – Вера горько улыбается, кроша хлеб.

– Ну-у-у, он производит впечатление абсолютно на тебе повернутого человека. Ты уж прости, если что не так.

– Не за что прощать. Он и есть повернутый. Иначе бы давно уже меня отпустил.

– А ты… хотела уйти?

– Я уходила. – В глазах Веры мелькает сталь. И я понимаю, что она, вся такая нежная и воздушная снаружи, имеет негнущийся стержень внутри. Вот, кто бы точно не стал межеваться, как я.

– И что?

– И ничего, как видишь. Он вернул.

Верин ответ ставит меня в тупик.

– Выходит, ты его простила?

– Да не в этом дело, Эль. Просто от некоторых мужиков не уйдешь, понимаешь? Они возвращают. Каждый чертов раз возвращают.

Откровения подруги я слушаю, широко распахнув глаза, как дети слушают всякие страшилки.

– Ты сейчас намекаешь на возможности, которые ему дает должность? – уточняю я осторожно.

– А то на что? – устало вздыхает Вера. – Но ладно, что мы все обо мне? Ты про свое рассказывай. Вдруг легче станет?

– Если честно, ты меня так шокировала, что собственные проблемы уже не кажутся мне неразрешимыми, – бормочу я, отпивая коктейль из трубочки.

– Да ладно тебе! Я уже со своими смирилась. А ты что думаешь делать?

– Смиряюсь, как и ты. Отомстила, чтобы меня не разорвало от обиды, а теперь смиряюсь.

Вера закашливается. Выпучив слезящиеся глаза, сипит:

– Ты что… Ты переспала с кем-то?

– Ага!

Подруга какое-то время молчит, хлопая кукольными глазами, и вдруг начинает ржать!

– Ну, ты даешь!

– Осуждаешь?

– Ни в коем случае. А знаешь, у меня ведь тоже мелькала такая мысль.

– И? Не смогла себя заставить?

– Да ты что! Шведов бы его уничтожил. Я не могла так кого-то подставить.

– Жесть. Правда, жесть, Вера. Просто гребаное кино.

– Ладно тебе, – хмыкает. – Лучше скажи, помогло?

– В какой-то мере. Но заешь, если ты все же решишься пойти налево, выбирай партнером кого-нибудь…

– Кого не жалко? – Я закатываю глаза. – Ну а что? Зная, что Шведов его убьет, надо выбирать того, по кому потом не буду плакать.

– Да даже если бы ему не грозила смерть… Ну, представь, если вы потом каждый день видитесь? А если вдруг еще окажется, что он к тебе неровно дышит? Это же вообще ужас.

Тут нас прерывает официант, который приносит заказ. Пока он расставляет на столе тарелки, повисает пауза, после которой следующие слова Веры кажутся оглушительно-громкими:

– Только не говори, что переспала Бутенко.

Я вскидываюсь, чувствуя, как кровь отливает от щек, делая их мертвенно-бледными. Как она догадалась? Уж в чем я не планировала сознаваться, так именно в этом! Не столько из-за себя, сколько из-за Георгия. Не хочу, чтобы его жалели. Он не жалкий! Что бы там с нами не произошло.

– Да ну блин, Элька! Ты не могла поступить с ним более жестоко.

– Я его не принуждала, – перехожу в нападение, сама не очень-то понимая, как так вышло. С остервенением соскребаю ложечкой икру ежа.

– Но, похоже, не понимала, что он просто не мог тебе отказать?

– Да почему не мог, господи?!

– Потому что он в тебя влюблен. Давно. Ты разве не замечала?

Ошарашенно хлопаю глазами:

– Нет. Да ты что, Вер? Он ни разу, ни словом, ни делом…

– Ну а как ты себе это представляешь? Ты была замужем за его другом.

– Я и сейчас за ним замужем.

– Наверное, он решил, что это его шанс. Не знаю.

– Черт. Если так, то…

Так, Эля, признай! Ты же сама в глубине души об этом догадывалась. И твое промороженное до состояния окорочков Буша сердце очень грела эта мысль.

– Пути господни неисповедимы. Вы и не поговорили, выходит?

– Почему? Было дело. Но, – я закусываю губу, – не обижайся только, я не хочу такое обсуждать. Это тоже будет неправильно по отношению к Георгию.

– Какие уж тут обиды. Эх, не видать мне вас обоих теперь на своем дне рождения.

– Ну что ты? Мы нормально общаемся на работе.

– В этом я даже не сомневалась. Все же Жорка – чересчур благородный. Но знаешь, думаю, ему будет очень больно видеть вас с Валовым.

– Тогда я не пойду. Посидим потом где-нибудь, – становлюсь в позу. – Не хочу, чтобы он из-за меня лишался друзей.

К счастью, очень скоро разговор переходит на другую тему, а потом и вовсе мы едем в театр, где действо на сцене перетягивает на себя все внимание. Клянусь, это так красиво, что первый акт я сижу с открытым ртом и даже не вспоминаю об ужасах, творящихся в моей жизни. Теперь уж я не сомневаюсь, что место Есении на сцене. И даже хорошо, что ей оказали протекцию. Было бы жаль, если бы танцовщица ее уровня топталась в кордебалете. Даже мне, вообще ни черта в балете не смыслящей, видно, что она на голову выше других.

– Обалдеть, Вер. Спасибо, что вытащила меня, – делюсь с Верой восторгом в антракте за столиком в театральном кафе. Цены здесь просто космические. За ресторан и бокал шампанского здесь я отдала весь свой аванс. Ловлю себя на том, что в последнее время стала считать каждую копейку, будто ища подтверждения тому, что без Юры мне тупо не выжить.

– Элька? Блин, на ловца и зверь бежит! – окликает меня знакомый голос с легким акцентом.

– Матиас? Привет. Знакомься, это моя подруга Вера. Вера, это мой одногруппник Матиас Пятс.

– Очень приятно, – нервно кивает тот и снова возвращается ко мне взглядом. – Мы можем поговорить? Это важно.

Я киваю и, извинившись перед подругой, плетусь вслед за Пятсом, все острее чувствуя накатывающее волнение.