Женщина нашего времени - Томас Рози. Страница 69

У него было еще два сына от первого брака, старший из которых начинал делать свое имя киноактера.

Поняв, кем является бледный, надутый ребенок, Харриет больше не удивлялась, что ей сходит с рук укладывание грязных ног на покрывала Аннунзиаты.

Том Сейчс все еще говорил, а Харриет давала соответствующие ответы. Сейчас они обменялись мимолетными взглядами, которые говорили: «Мы видели, кто пришел, и это производит впечатление на нас, но мы продолжаем вести себя так, как будто мы общаемся с такими людьми каждый день». Цивилизованная беседа возобновилась в ровном гуле вокруг них.

Харриет справилась с желанием засмеяться и сконцентрировалась на технических вопросах успешного использования средств массовой информации для увеличения продаж. Каспар Дженсен был поглощен группой в середине комнаты, а Линда сидела на своем стуле, и ее пристальный взгляд был направлен в окно.

Аннунзиата и помогающий ей теперь Мартин разыгрывали свой прием с большим искусством. Группы гостей собирались и расходились, и Харриет была среди них. Она близко приближалась к Каспару, но ни разу не достигла такого положения, чтобы быть представленной ему. Наблюдая за ним, она отметила, что он ниже и коренастей, чем кажется на экране, держится прямо и передвигается с изяществом, а также обладает физическим магнетизмом, который представляется скорее природным, чем созданным его известностью. Она поняла, что ей хочется смотреть на него и даже подойти поближе, чтобы быть на расстоянии, при котором можно прикоснуться к нему.

Харриет заговорила с одной из стройных женщин, на которой было больше золотого загара, чем на остальных, или, скорее, слушала ее. Она расхваливала радости сиднейского лета по сравнению с английской зимой.

— Ужасное путешествие, но то, что вы получите взамен — это рай. Безусловно, рай.

— Я уверена, что это так, — вежливо согласилась Харриет.

Женщина неожиданно прервала рассказ и пододвинулась поближе.

— Он все-таки необычный, не правда ли? Я встречалась с множеством звезд, конечно, благодаря делам Дика, но ни один из них не похож на Каспара.

— Вы его хорошо знаете?

— Я его вообще не знаю, а видела только потому, что у него есть этот дом в деревне. Не так уж много времени он проводит здесь. Я думаю, он просто затворник.

Так тактично, что механизм был незаметен, Аннунзиата разводила некоторых своих гостей и располагала в определенном порядке других. Харриет заметила, что некоторые пары уехали, а те, которые остались, все время были под контролем, чтобы их можно было переместить в какое-нибудь другое место. Общество, вероятно, должно было перейти в другое помещение. Она обнаружила Робина возле себя.

— Очаровательная компания, — прошептала она, наблюдая за тем, как Аннунзиата сопровождает Каспара, легко положив кончик пальца на его локоть.

Брови Робина удивленно приподнялись.

— Ты надумала влюбиться в него, как и все остальные?

Харриет рассмеялась:

— Все? Я так не думаю. Ты знал, что он будет?

— Конечно, нет. Если бы у меня был выбор, я бы не рискнул привозить тебя на расстояние, меньшее пятидесяти миль от него. А не приступить ли нам к ланчу?

Харриет послушно последовала за ним.

Столовая была длинной комнатой с противоположной стороны коридора. Французские окна, завешенные еще более тяжелыми шторами, смотрели в пустой сад, на который уже спустилась темнота. Здесь стоял большой овальный стол, накрытый на двенадцать персон с миниатюрными батальонами ножей и вилок и зарослями хрустальных бокалов. Харриет увидела, что на каждом месте лежала карточка и про себя вздохнула.

— Вот она, — сказала, показывая, Линда Дженсен, — эта дама.

Линда держала отца за руку. Они вошли в столовую немного позже остальных вместе с Мартином. Линда указывала на Харриет. Каспар пошел прямо через комнату рядом с дочерью. Улыбаясь, он протянул руку, и Харриет увидела цвет его глаз. Синие, но не такие яркие, экранно-синие, как она ожидала. Белки были красными.

— Я Каспар Дженсен.

Харриет кивнула головой.

— Я знаю. Меня зовут Харриет Пикок.

— Линда сказала, что вы замечательная.

Здесь в слове «замечательная» прозвучала американская интонация, несовместимая с звучным шекспировским голосом.

— Мы ходили гулять в сад. Мне это тоже было приятно.

Каспар обхватил ее плечи своими руками и обнял крепко, как медведь.

— Ну, вы хорошая девушка. Выпивка и разговоры — это развлечение для нас, но они неинтересны детям. Вот, посмотрите, мы здесь все себя показываем. Пойдемте сядем рядом. Я хочу узнать, во что моя дочь влюбилась.

Он выдвинул для нее обеденный стул и сел рядом. Быстро, как угорь, Линда проскользнула на место с другой стороны от Харриет. Краем глаза Харриет заметила выражение лица Аннунзиаты. Секундой позже Аннунзиата обошла вокруг стола и сгребла все карточки.

— Давайте неофициально, — предложила она. — Садитесь, где вам нравится, при условии, что мужья и жены садятся отдельно.

Еще через секунду она уже управляла рассаживанием из-за стула рядом с Каспаром. Когда все остальные нашли себе место, она окинула всех изумленным взглядом, как бы поражаясь тому, что ей досталось ее место. Мартин и Робин сидели друг против друга на разных концах стола.

Дворецкий и домоправительница перемещались за стульями, ставя тарелки перед каждый из гостей. Харриет посмотрела на свою порцию. Там лежала искусно свернутая креветка, веер из листьев кариандра и несколько холмиков и лужиц мусса и соуса. Одновременно первый из ее бокалов был наполнен бледным золотым вином.

Рядом шипела Линда:

— Я не могу это есть. Я люблю картофель по-французски.

Самым суровым шепотом, который она смогла воспроизвести, Харриет прошипела в ответ:

— Линда, сколько тебе лет?

— Почти одиннадцать.

— Ты достаточно взрослая, чтобы знать, что ты можешь съесть почти все, если это действительно необходимо. Кроме того, это, наверное, восхитительное блюдо. Я думаю, ты сможешь съесть картофель по-французски, когда вернешься домой.

Линда вздохнула и ткнула ложкой в холмики на тарелке.

— Он тоже не любит такой еды. Он любит бифштекс и пирог с почками.

— Но он это съест.

— Я не уверена, — мрачно проворчала Линда.

Каспар беседовал с хозяйкой. Потом, демонстративно развернувшись, от чего зашатался его стул, он повернулся к Харриет. Он опустил одну руку за спинку своего стула, а свободной рукой поднес ко рту бокал золотого вина и опустил его уже пустым.

— Ну, а теперь расскажите мне все.

Харриет обратила внимание на то, чего она раньше не заметила, возможно потому, что он искусно это скрывал. Каспар Дженсен был почти совсем пьян.

— Все? Я думаю, это может оказаться довольно скучный список.

Его смех согрел Харриет. Он был большим, богатым и шумным, больше этой изящно обставленной комнаты с серебром и фарфором и значительно громче, чем окружающие разговоры. Харриет скорее почувствовала, чем услышала, что разговоры прекратились, и все пары глаз повернулись к Каспару.

— Ради Бога, давайте не надоедать друг другу.

Его рука достаточно фамильярно накрыла ее руку. Харриет замерла, не желая, чтобы он почувствовал, что ему следует убрать ее. Каспар изучал ее лицо. Он напряженно вглядывался, и от этого углубились морщины между его бровями.

— Это новый большой грех, вы так считаете? Более смертный, чем семь предыдущих? Что вы обо всем этом думаете?

Он убрал руку с руки Харриет и сделал приглашающий жест всему остальному столу принять участие в разговоре. Он почти поднес ко рту свой пустой бокал, но вовремя заметил это и протянул его дворецкому, чтобы наполнить вновь. Харриет взяла нож и вилку и наклонилась над своей тарелкой.

— Ну так грех или нет?

— Конечно, это не грех, быть скучным, — отважилась женщина, сидящая рядом с Мартином. — Этого же не может быть?

Каспар наклонился вперед, ткнув вилкой в ее направлении.

— Как этого не может быть? Я знаю нескольких зануд олимпийского класса. Мужчины, которые могут повернуть в противоположную сторону поток лавы с помощью одной единственной речи. Женщины, Бог мой, женщины, которые могут погасить солнце на небе. Навязчивый интерес к самому себе — вот грех. Это подавляет все остальное, всю радость, перекрывает все потоки. Зануды — истинные злодеи нашего времени. Дай мне, Бог, приятной лени или обжорства. А страсть лучше всего.