Юрка Гусь - Козлов Вильям Федорович. Страница 49

— Мне и на этом хорошо… Машина отличная.

— Барахло, — сказал Юрка. — А этому, Егору, дали новый, я видел.

— Мне на складе больше делать нечего, — сказал Семен. — Это последний рейс.

Юрка кашлянул и отвернулся. Он кусал губы. Незаметно поддал какой-то рычаг.

— Осторожно, Огурец, — спокойно сказал Семен, — сломаешь…

— Машину? — спросил Юрка.

— Ногу, — сказал Семен.

Они замолчали. Бензовоз, надсадно завывая, медленно взбирался на бугор. А там дорога хоть куда. Включай четвертую и газуй. На бугре Семен остановил машину. Не выключая мотора, сказал:

— Прокатился и хватит… Вылезай.

Гусь, скрывая радость, удивленно посмотрел на него.

— Не вылезу, — сказал он. — Давай вези.

За дверцей кабины послышался тихий визг, кто-то поскребся. Юрка нажал на ручку, дверца отворилась, и в кабину сунулась остроухая морда. Дик вспрыгнул на подножку, с ходу лизнул мокрым горячим языком Юрку в лицо.

— Бежал сзади! — изумился Гусь.

Он соскочил на дорогу, обнял Дика. Бока у собаки ходили ходуном. Дик смотрел Юрке в глаза, словно хотел сказать: «Что же это ты, братец? А еще друг называется».

Юрка гладил Дика. Ему было стыдно.

— Зря тебе собаку отдали, — сказал Семен. — Намудрили тут летчики.

— Трогай, чего стоишь? — не оглядываясь, сказал Гусь.

Семен отпустил тормоз, и бензовоз медленно поехал под уклон.

Юрка слышал, как из-под колеса выскочил камень и звонко стукнул о крыло. Шорох покрышек становился все глуше. Юрка встал, посмотрел вслед машине и, крикнув: «Семе-ен!» — бросился догонять. Дик побежал рядом.

— Ты мне, Огурец, порядком надоел, — сказал Семен, остановив машину. — Командуешь, понимаешь, и командуешь… Ну?

— Пока, Семен, — сказал Гусь и протянул ему руку. — Будешь в наших краях — заезжай. Бабка мигом самовар поставит.

Семен взял в свою большую ладонь Юркину руку, пожал. Подмигнув черным цыганским глазом, засмеялся:

— Чертенок… И в кого ты такой колючий?

— Летчикам спасибо, — двигая скулами, сказал Юрка. — За вещмешок и за все… Насчет Дика пусть не волнуются. Дик… в общем все будет в норме. А ты давай вези бензин и заезжай, когда война кончится. Заедешь?

— Обязательно.

— Ну, давай трогай.

— А ты, Огурец, держись за бабку, — сказал Семен. — У нее, сразу видно, душа хорошая.

— Она мне и так как родная.

— Помогай ей по хозяйству-то. Трудно ведь, старая.

— Я пять борозд сегодня окучил… Встал — еще солнца не было.

— Встретимся, друг, — сказал Семен. — Поехал я.

Он помахал рукой и скрылся в кабине. Не успел бензовоз набрать скорость, как Юрка снова догнал.

— Семен, — торопливо сказал он. — Я нарочно насчет твоего бензовоза… Хорошая машина. Что толку, что у Егора новая? Все равно он тебя в жизни не обгонит. Барахло он, Егор… Кулак.

Семен, не останавливая машины, снова помахал рукой и понесся под уклон. Юрка и Дик стояли посередине дороги. Юрка ждал, когда бензовоз свернет за, кривобокую сосну, стоявшую на развилке.

И вот на дороге осталось пыльное облако. Когда оно развеялось, Юрка вздохнул и зашагал в обратную сторону, на станцию.

Бабка окучивала картошку. Ее выгоревший платок чудом держался на затылке. Гладкие черные волосы были аккуратно зачесаны за уши. Круглая, похожая на дождевую каплю сережка покачивалась в маленьком ухе. Юрка отворил калитку. Она протяжно скрипнула. Он нарочно медленно шел по тропинке, но бабка даже не посмотрела в его сторону. Он кашлянул. Бабка молча орудовала мотыгой. Пока Юрка был в отлучке, она окучила пять длинных борозд.

Юркина мотыга сиротливо торчала посередине борозды. Он помнил, что, увидев бензовоз, бросил ее. Это бабка воткнула мотыгу. Значит, знала, что Юрка вернется.

Он встал в борозду и как ни в чем не бывало принялся подгребать. Поравнявшись с бабкой, поднял на нее глаза. Бабка не глядела на него, будто Юрки вовсе на огороде и не было.

— Устала ведь, баб, — сказал Гусь. — Отдохни. Я поработаю.

Бабка разогнула спину, потерла поясницу. Лицо у нее было совсем не сердитое. Приложив ладонь ко лбу, она поглядела на солнце.

— Ребятишки тут к тебе оравой приходили, — сказала она. — Звали куда-то… Толком не расслышала. На речку, что ли?

Юрка тоже посмотрел на солнце. Высоко, над самой головой. И жарко. Рубаха прилипла к плечам, шея мокрая. Хорошо бы сейчас с берега… Вода прохладная, красота!

— Поработаю, — сказал Юрка. — Урок у меня… Четыре борозды окучу и пойду.

Бабка надвинула платок на лоб, воткнула свою мотыгу в землю.

— Иди купайся.

— Поработаю, — упрямо сказал Гусь.

Он сбросил рубаху, из майки соорудил что-то наподобие тюрбана и надел на голову. Свой урок он выполнит, если бы даже на небе не одно, а сто солнц засияли.

Бабка ушла в избу, а Юрка принялся за дело. Чем скорее он выполнит свой урок, тем раньше попадет на речку. Главное, не отвлекаться. Но это сделать оказалось не так-то просто. Юрка еще не закончил окучивать и вторую борозду, как на крыльцо вышел Жорка Ширин. Уселся на верхнюю ступеньку и, вытащив из кармана белый сухарь, стал его яростно грызть. Юрка сначала делал вид, что не видит Жорку. Рыжий тоже не хотел замечать Гуся. Несмотря на гнилые зубы, он удивительно быстро разделался с сухарем. Из другого кармана достал кусок сахару. Кусок был большой, и Жорка никак не мог запихать его в рот. Положил на доску и ахнул камнем. Белые брызги разлетелись во все стороны. Жорка сначала облизал камень, потом, опустившись на колени, стал подбирать с земли кусочки сахару.

Откуда ни возьмись, появился Тобик. С секунду он удивленно смотрел на своего хозяина, но, сообразив, в чем дело, бросился помогать ему. Сахар так и затрещал на крепких собачьих зубах.

— Пошел вон, — отпихнул Тобика Жорка.

Тобику сахар понравился. Он не захотел уходить. Наоборот, он выхватил у Жорки из-под самых рук кусок.

— Отдай, обжора! — вцепился Жорка в собаку. — Кому говорю?!

Тут Юрка не выдержал.

— Сам ты обжора, — сказал он. — Зубов нет, а сахар трескаешь.

Жорка отпустил Тобика. Желтоватые в крапинку глаза стали злыми.

— Это сахар мой, — сказал он. — Я не ворую…

Юрка едва сдержался, чтобы не запустить в него камнем. Не стоит руки пачкать. Прибежит Шириха, шум поднимет… Бабка опять расстроится.

— У меня привычки такой нет — воровать, — ухмыляясь, продолжал разглагольствовать Жорка. — Воров в тюрьму сажают.

Юрка посмотрел на жирное, расплывшееся Жоркино лицо и почувствовал, как закипает бешенство. Не задумываясь проломил бы ему рыжую башку мотыгой. Если перемахнуть через забор, можно поймать… Не успеет удрать. Гусь медленно двинулся к забору.

— Тронь только, — сказал Жорка. — Старшина дома… Он живо те холку намылит.

Юрка окинул взглядом забор. Высокий. С ходу ни за что не перепрыгнешь. А пока будешь перелезать, Жорка смоется.

— Дядя Петя, — на всякий случай позвал Жорка, не спуская с Юрки глаз. — Выдь на минутку…

В сенях глухо хлопнула дверь, затопали тяжелые шаги, и на крыльце появился старшина. Он был без ремня, ворот расстегнут. Живот вздул гимнастерку, на толстом лице — пот. Видно, пил чай, распарился.

— Ну и погода, — поглаживая себя по животу, сказал он. — Пустыня. Сахара.

— Дядя Петя, — угодливо сказал Жорка, — пойдем на речку?

— Далеко?

— Чуток поболее версты.

— Надо подумать, — старшина потянулся, икнул. — Я, понимаешь, вздремнуть хотел.

— Там вздремнете, — уговаривал Жорка. — Под кусточком.

Старшина снова икнул и увидел Гуся. Маленькие водянистые глаза его с минуту буравили мальчишку.

— Не совестно? — наконец спросил старшина.

— Вы о чем, дядя?

— О консервах и колбасе… Знаешь, что это такое?

— Продукты.

— Сколько банок увел?

— Одну, — сказал Юрка, — два круга колбасы и буханку хлеба.

Жорка обалдело захлопал рыжими ресницами, рот его широко раскрылся.

Старшина тоже опешил.

У него даже икота пропала.