Юрка Гусь - Козлов Вильям Федорович. Страница 50

Он застегнул пуговки на воротнике, провел рукой по гимнастерке.

— Это же… форменный грабеж!

— Да нет, — сказал Юрка. — Это в долг.

Старшина побагровел:

— Я тебя к коменданту… Посажу!

Юрка спокойно высморкался. Хотел по привычке вытереть нос рукавом, но раздумал. Достал из кармана большой платок с дыркой посередине и несколько раз провел под носом. Аккуратно сложил платок, спрятал в карман.

— Люблю, чтобы все было по-культурному, — ни к кому не обращаясь, произнес он. И, бросив презрительный взгляд на Жорку, добавил: — Конечно, сопливым никакой платок не поможет…

Жорка растерянно оглянулся на старшину и несколько раз подряд шмыгнул носом. Но это не помогло: под носом еще больше заблестело. Платков у Жорки сроду не водилось, а рукавом вытереть нос не решился. Так и остался сидеть на крыльце с мокрым носом.

— Платком нос вытирает, — сказал Жорка, — а чужую колбасу ворует… Это по-культурному?

— Захлопни свою коробку, — посоветовал Юрка. — С тобой, микроба несчастная, никто разговаривать не желает. Попадись на речке, утоплю!

— Полегче, Гусь, — сказал старшина. — Мне про твои делишки все известно… Да ты и сам не скрываешь.

— Вы не разоряйтесь, дядя, — перебил его Юрка. — Сказано, продукты я взял в долг.

— До конца войны? — усмехнулся старшина. — На том свете угольками будешь рассчитываться… Хитер ты, Гусь, да и я не дурак…

— Дурак, — сказал Юрка и, повернувшись к старшине спиной, неторопливо отправился домой.

Вернулся он скоро. Старшина, голый до пояса, стоял у крыльца, а Жорка лил ему из кружки воду на толстую красную шею.

— Эй, дядя! — окликнул Гусь. Старшина фыркал, как боров, хлопал себя ладонями по жирной груди. На Юрку он даже не посмотрел.

— Вот ваши продукты! — крикнул Юрка и перебросил через забор банку с тушенкой.

— А это вместо колбасы и хлеба… — И вторая банка, побольше, мягко шлепнулась в траву.

Жорка бросил кружку в ведро и кинулся подбирать банки.

— Свиная тушенка, — показал он старшине. — Не брешет…

— Квиты? — спросил Гусь и, не дожидаясь ответа, ушел с огорода.

Случайно на чердаке Юрка наткнулся на сундук. Сверху были навалены старые газеты, журналы с выцветшими обложками. А под ними лежали книги. Юрка взял одну, раскрыл: «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтов. Равнодушно полистал, хотел бросить в сундук, но что-то его остановило. Подсел поближе к свету, падавшему через круглое чердачное окошко, стал читать и… очнулся, когда услышал громкий лай Дика.

Книжка была интересная. Прочитав ее, принялся за другую. Юрка читал все подряд, без разбору: «Девяносто третий» и «Человек, который смеется» Гюго, «Выстрел» Пушкина, «Преступление и наказание» Достоевского, «Красное и черное» Стендаля, «Избранное» Чехова и много других. С чердака он перекочевал в амбар. И там один на один с книгой мог проторчать с утра до вечера. Сначала с ним был Дик, но потом собаке надоело валяться в темном амбаре и нюхать сенную труху. Дик ложился на траву у входа в амбар и надежно охранял своего друга. Гусь забывал даже про обед. Зато Дик никогда не забывал. Когда бабка начинала ухватом двигать чугуны в печке, он лапой открывал дверь, подходил к Юрке и носом тыкался в лицо: дескать, пора, друг, жареным запахло.

Повар Сотник каждое утро выдавал порцию кухонных отходов для Дика. Угощал борщом, кашей и Юрку. Опорожнив миску, Гусь вытирал губы носовым платком, говорил:

— Хорошо быть поваром… Сколько хочешь ешь — и никто тебе слова поперек не скажет.

Длинный повар сердито гремел кастрюлями, хмурился:

— Хотел бы я посмотреть, сколько ты выдержишь у плиты?

— Только бы кормили, — сказал Гусь. — Выдержал бы…

Сотник поправил пилотку, взял Юрку за руку:

— Пойдем к капитану.

— Зачем?

— Попрошу, чтобы определили тебя ко мне в помощники… Поваренком будешь.

— Поваренком?

— Будешь картошку чистить, воду таскать, плиту разжигать. И есть вдоволь.

— Погоди, дядя! — испугался Юрка. — Не хочу я поваренком. Я летчиком хочу.

Сотник выпустил Юркину руку, грустно улыбнулся.

— Впредь не пузом соображай, а головой… Так-то, брат. А теперь очисти пищеблок.

Юрка пожимал плечами, брал ведро и уходил. Чудной какой-то этот повар…

Один раз Гусь пришел в столовую — там солдат полно. Сидят за столами и в такт дружно ложками барабанят.

— По-ва-ра! — мощно гремит под сводами столовой. — По-ва-ра!

Лица у солдат усталые, но не очень сердитые. Пришли на обед с полевых учений, а повара на месте не оказалось. Вот и шумят солдаты.

Юрка подошел к двери кухни — закрыта. Отправился искать Сотника. Нашел у оружейного склада. Повар стоял на коленях возле новенького крупнокалиберного пулемета и помогал солдату в зеленом комбинезоне собирать его. Руки у Сотника были по локоть в густом оружейном масле. А лицо… Юрка никогда не видел у него такого довольного, сияющего лица.

— Солдаты ждут, — сказал Гусь. — В столовой.

Сотник с сожалением положил на промасленный брезент пулеметную часть, вытер тряпкой руки.

— Отличная штука, — кивнул он на пулемет. — С такой машинкой черт-те что можно сделать…

— Ложками стучат, — сказал Юрка. — Давно, видно, ждут.

С лица Сотника сползла улыбка.

— Забыл… Будь ты не ладен!

Он проворно поднялся с колен и рысью направился к столовой. Солдат посмотрел ему вслед, улыбнулся:

— Любитель… Даже про кашу забыл.

Стасик два дня нигде не показывается. Даже к Юрке не ходит. У Стасика большая радость — отец с фронта на побывку приехал. Юрка один раз видел его. Стасик зазвал к себе домой и познакомил с отцом.

— Друг мой, Гусь, — сказал Стасик, счастливо улыбаясь.

— Слышал… — медленно произнес отец Стасика, потом крепко пожал Юрке руку, внимательно посмотрел в глаза. — Вы тут не очень чудите, хлопцы, — сказал он. — Что было, то прошло. А больше не надо.

Отец Стасика был майор. Волосы у него такие же, как и у сына, светлые, кудрявые. Лицо хмурое, но доброе. На шее шрам. Майор человек был неразговорчивый. Он ничего не рассказывал и ни о чем не спрашивал. Но когда смотрел на Стасика и Юрку, глаза его становились мягкими, хорошими. Перед самым отъездом он спросил Юрку:

— Как дальше жить думаешь?

Гусь понял, что этому человеку нужно только правду говорить.

— Да вы за Стасика не беспокойтесь, — у него своя голова на плечах, — сказал он.

— А у тебя?

Юрка опустил глаза, помолчал.

— А я… не знаю. На войну не берут.

— Я узнавал… Школа откроется, — помолчав, сказал майор. — Оба осенью сядете за парту. И без всяких дураков.

— Ладно, без дураков, — неохотно ответил Гусь. — Я пойду. Дела.

Юрка рад был за друга. Стасик долгое время не имел от отца никаких вестей. И вот встретились. А Юрка никогда и ни с кем не встретится. Майор где-то раздобыл для Стасика детский матросский костюм: куртку и короткие штаны, и бескозырку с золотой надписью на ленте «Аврора». Костюм был тесноват. Тонкие руки Стасика далеко вылезали из рукавов, а штанишки были намного выше колен. Юрка, увидев друга в этом одеянии, остановился на пороге столбом и долго его разглядывал, а потом спросил:

— Мальчик, ты случайно не из детского садика?

Стасик похлопал себя по голым ногам, вздохнул:

— Штаны коротковаты. Зато бескозырка в самый раз…

Видно было, что Стасик чувствует себя неудобно в новом костюме, но, чтобы не огорчить отца, мужественно носит тесную матроску.

Майор погостил два дня и снова уехал на фронт. А Стасик с неделю ходил счастливый. Без матроски. Матроску он снял сразу, как проводил отца.

ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ

Юрка ногой распахнул дверь в кухню, крикнул:

— Эй, Сотник, получай свои сморчки!

Сотника в кухне не было. У котла стоял толстый незнакомый человек и в высоком белом колпаке. Он удивленно смотрел на Гуся и качал головой.

— Если этот маленький разбойник думает, что ему можно без разрешения врываться на кухню, то он глубоко ошибается, — сказал человек.