Варшава - Козлов Владимир Владимирович. Страница 25
– Закрывай дверь, – кричит Алла. – Холодно.
Возвращаюсь в комнату. Алла натянула черную майку «Chanel», жмет на кнопки калькулятора, что-то записывает на бумажке.
– Ну я, наверно, пойду.
– Окэй. А допивать будем? – Она протягивает мне бутылку.
Захожу в квартиру. Дверь на кухню закрыта. Воняет чем-то непонятным.
Я бросаю сумки на пол.
Хозяйка выглядывает из кухни, трясет пальцем, шепчет:
– Тиха ты, тиха. Я самагонку ганю – никому не открываю. Хочаш палядеть? Хади сюда.
На кухне на небольшом огне греется ведро. Сверху к нему приделан перевернутый чугун. От ведра идет изогнутая трубка, на конце висит нитка. По нитке в подставленную литровую банку стекает самогон.
– Удалась у этот раз, – говорит хозяйка. – Во, паляди.
Она отрывает кусок газеты, макает в банку, поджигает. Газета горит, пламя – синеватое, неяркое.
– Будуть званить у двер – не аткрывай. Никто не ведае, што я ганю, тольки этат прыдурак с пятага. – Она показывает пальцем в потолок. – Но ён никому не скажа, а то яму тады жонка пиздюлей дасть. – Хозяйка хохочет. – А где ты быу стольки доуга? Дамой ездиу?
– Ага.
– Каникулы были?
– Да.
– А мне чаго не сказау? Я думаю – быу хлопец и няма хлопца, можа случылась што… Самагонки хочаш папробавать?
– Нет.
– Я и забыла, што ты ня пьёш. И я ня пью. Видиш, какия мы с табой – два сапага пара. – Она подмигивает мне.
Тетка с бусами спрашивает:
– Что, понравилось прошлый раз?
– Так, более или менее.
– Я была в Польше в восемьдесят пятом году – еще до всей этой торговли. В Варшаве, Кракове, Лодзи. Очень красивые города, средневековая архитектура, костелы… Жалко, что сейчас это никому не надо, одна только торговля на уме. Дожили, что называется. Прибалтика стала заграницей, теперь чтобы готику посмотреть, надо в Германию ехать… – Она листает мой паспорт. – Разрешительная запись будет готова, скорее всего, в пятницу. Там праздники будут… Значит, могу записать на пятое. Автобусная поездка, через Брест. Старшая группы – Лебедевич, очень хорошая женщина, бывшая завуч школы…
– Нормально, пишите.
– С вас десять долларов и десять тысяч белорусских.
Я кладу на стол две потертые зеленые пятерки и десять «зубров».
– Автобус – в восемь вечера от центрального автовокзала.
– А где он там будет стоять?
– Точно не знаю… Ну, сами увидите – все ж будут с товаром на Польшу.
– Хорошо, спасибо. До свидания.
– До свидания.
Выхожу на улицу. Тепло. На бледном небе – неяркое солнце. По рельсам катится трамвай.
Две девушки в коротких юбках и расстегнутых куртках переходят дорогу. Одна ест растаявшее мороженое, капля падают на куртку. Она отдает мороженое подруге, достает из кармана носовой платок.
Наш «ЛАЗ» стоит на таможне в Бресте. Впереди в очереди – десяток автобусов, сзади – еще столько же. Справа – очередь легковых. Народ из нашей группы курит у автобуса. Старшая, полная тетка под сорок, держит в одной руке книгу – Бенцони «Марианна», – в другой – сигарету. Она затягивается, перелистывает страницу.
Я сижу в автобусе, рассматриваю машины в очереди. Почти все легковые загружены коробками и баулами. У серого «мерса» с польскими номерами курит дядька в зеленой майке.
Андрей, сосед по сиденью, роется в рюкзаке, достает кассету.
– Пойду попрошу водил, чтобы поставили.
Он протискивается мимо меня, идет по проходу. На нем – черная майка, красные спортивные трусы и шлепанцы.
Водитель включает кассету. Начинается длинное клавишное вступление. Андрей возвращается. Я спрашиваю:
– Что это?
– «Пинк флойд». Что, ни разу не слышал?
– Не-а. Я такое не слушаю.
– А что ты слушаешь?
– «Металл», в основном, и русский рок.
– Зря, зря. «Пинк флойд» – классика рока. Я на этой музыке вырос. Хотя, конечно, не заставляю… Слушай, тут такое дело. Ты много с собой денег везешь?
– А что?
– Просто спрашиваю. Я, вообще, не на торговлю еду – ты ж видишь, я без сумок, с одним рюкзаком. Я – за машиной. И мне надо провезти баксы, две с половиной штуки – а без справки можно только пятьсот. Были у меня эти справки, но за последний год – два переезда, а это все равно, что пожар. Так что, надо теперь рассовать деньги в группе – потому и еду не один, по ваучеру, а в поездку. Возьмешь пятьсот?
– Возьму.
– Спасибо, Володя. Пойду еще поспрошаю у других…
Сую третью, «лишнюю» бутылку водки под ремень, надеваю сверху куртку, хватаю сумки, волоку к столу таможни.
Тетка смотрит в мою декларацию.
– Покажи доллары.
Я лезу в карман. Куртка оттопыривается, высовывается бутылка. Достаю пять новых, хрустящих «соток». Таможенница пересчитывает их, отдает назад.
– Что, машину будешь брать?
– Да.
– Сколько бутылок под курткой?
– Одна.
– Ладно, проходи.
Жарко. Снимаю рубашку, остаюсь в старой майке – я ходил в ней на физкультуру в одиннадцатом классе.
Народу на базаре мало. Я поправляю товар на расстеленных газетах – ведра, миски, тарелки, сбивалки, отвертки, сверла, носовые платки.
Подходит пацан в джинсах и майке «Manowar», с плейером.
– Роял?
Я качаю головой.
– Водка?
– Нету, всю уже продал.
Пацан отходит.
Рядом у мужика на газете лежат ножи – от маленьких до тесака сантиметров тридцать.
Я спрашиваю:
– Ты сам их делаешь?
– Да, я фрезеровщик на моторном заводе. Надо как-то крутиться…
– А не боишься такие продавать? – Я показываю на тесак.
– А что тут бояться? Это ж не оружие. Так, нож для хлеба. – Мужик улыбается. – Не, правда – лезвие тонкое. Хотя зарезать таким, конечно, как не хер делать…
Старый поляк берет маленький нож, держит в руках, гнет.
– Русская сталь – не ломётся, только гнётся?
– Да, русская сталь.
– И не ржавее?
– Нет.
– Сколька?
– Тысенция.
– Пеньтсот.
– Нет. Тысенция. Дешевле не отдам.
Поляк достает из кармана «тысенцию», отдает мужику, бросает нож в сумку. Мужик наклоняется, шепчет мне в ухо:
– Нож сразу заржавеет. Эти, дешевые – самые хуевые, из говняной стали. Я их трохи шлифанул, чтоб вид имели…
Невысокий армянин – их человек десять сидят на перекупке – рассматривает мой товар, ничего не говорит, переходит к мужику с ножами.
Армянин садится на корточки, берет тесак, вертит в руках. Поднимается и спрашивает:
– Сколько?
– Двести.
– Ты мне его даешь.
– Что значит – даешь?
– Даешь – и все. А то я сейчас полицию.
– Полицию? Пошли. Давай, пошли. – Он поворачивается ко мне. – Посторожи мой товар, пока я с ним схожу. – Ну что, идем или сосцал?
– Ничего я не сосцал.
– Быстро положил на место нож. Кому сказал?
– Мы еще с тобой поговорим.
– Хорошо, поговорим.
Армянин бросает нож, отходит. Мужик говорит:
– Хотел на пушку взять, пидарас. Полицию, бля. Их самих здесь полиция ебет в жопу, черных этих. Пусть только заебнутся.
Последний день торговли. Люди из нашей группы собирают непроданный товар в баулы, волокут к автобусу. Мужик с ножами жует большой хот-дог, с него капает майонез. Я спрашиваю:
– Много осталось товара?
– Не-а. Ты ж видишь – пять штук ножей. У тебя тоже почти все ушло?
– Ну да… Так, мелочь осталась.
– Если не хочешь волочь назад, отдай перекупщикам по дешевке.
– А они возьмут?
– Возьмут. Только не иди к армянам, иди к русским.
Выкладываю остатки товара перед дядькой в белом спортивном костюме. Полтора десятка отверток, сверла, набор вилок и ножей, штук пять сбивалок.