Колодец пророков - Козлов Юрий. Страница 67

Мир бы вряд ли когда-нибудь проявил интерес к экологически чистому, затерянному в горах между двумя морями, одно из которых считалось озером, государству, если бы не нефтяная труба. Ее тянули от богатейшего прикаспийского месторождения к морскому порту в Турции, где заинтересованные фирмы спешно возводили циклопический терминал для нефтеналивного флота. Маршрут трубы пролегал по территориям новых независимых государств Азии и Кавказа. Каждый метр трубы обещал большие деньги. Кавказ взорвался войнами за независимость и вооруженными конфликтами из-за спорных территорий, в которые вдруг превратилась полоса земли и гор вдоль намеченного маршрута трубы. Именно здесь, как утверждали историки новых государств, жили далекие предки едва ли не всех современных кавказских народов. Древний Вавилон был заштатным городишкой в сравнении с узкой, как клинок, полосой земли в горах, являвшейся, как выяснилось, не только колыбелью всех великих цивилизаций, но и истинным местом рождения Магомета, Христа и Будды. Уже девятнадцать независимых государств (в их числе Республика русских старообрядцев Белогорье – РСБ, забравшихся сюда в восемнадцатом веке, да тут и осевших) делили между собой трубу, как девятнадцать Георгиев Победоносцев тело поверженного, но по самое горло наполненного нефтью-кровью змея.

Только президент-оккультист пренебрегал дележом, хотя с точки зрения географии и экономической выгоды (речь шла об уникальном проекте подвесного нефтепровода) именно ему-то и были карты в руки. Согласись упрямец пропустить летящую между специальных опор нефтяную трубу над бараньими папахами своих подданных, он бы не только оказался в долларах, как рыба в чешуе, но и изрядно бы спрямил (и тем самым удешевил) строительство нефтепровода. Не говоря о том, что по выходу из ущелий его смехотворного государствишка труба бы уперлась в территорию России, и просто глупостью было бы ее не завернуть от Турции в сторону Новороссийска, где бездарно простаивал бывший крупнейший в Союзе нефтяной терминал.

Российское правительство много раз пыталось связаться с президентом по официальным каналам, но тот под разными предлогами уклонялся от контактов. Пробовали переговорить с ним и через своих людей в штабе генерала Сака, который, отступая в горы, из последних сил пытался зацепиться за трубу. Президент, однако, вместо того чтобы назвать сумму и номер анонимного счета в швейцарском банке, на какой эту сумму перечислить, вел речь о каком-то всенародном референдуме под контролем международных наблюдателей из Турции и Ирана. Он явно издевался над геополитическими и экономическими интересами России, а точнее, над хозяином ее недр – премьер-министром. Ведь именно Турция и Иран были крайне заинтересованы в том, чтобы труба ни в коем случае не ткнулась рылом в территорию России.

Директор ДФБ и генерал Толстой были вызваны к премьер-министру, который в ультимативной форме предложил решить проблему в двухнедельный срок. «Наша нефть, – заявил премьер-министр (он считал «нашей», точнее своей, всю разведанную и неразведанную нефть на просторах бывшего Союза, – не может течь мимо нас!»

– Сволочь, – сказал, вернувшись из Дома правительства, генерал Толстой, – сначала он отдает за деньги нашу нефть, а потом возвращает ее, проливая кровь наших солдат.

– Это разумно, – помнится, заметила Августа, – потому что кровь наших солдат, в отличие от нефти, не стоит ни гроша.

– Ты славная ученая девочка, – усмехнулся генерал Толстой, – но кровь как предмет, как учебную дисциплину еще не изучала. И тем более не сдавала зачета. Съезди в Ираклию, этот парень – тамошний президент – неплохой специалист. Он расскажет тебе кое-что о крови. И, может статься, кое-что покажет. Ты не только сдашь зачет, но и получишь удовольствие от общения с ним.

– Зачем мне ехать в забытую Богом Ираклию, когда есть ракеты космического наведения, легкие бомбардировщики, десантники-дельтапланеристы? – удивилась Августа. – Не дури, дед, существуют тысяча и один способ прижать этого горного козла.

– Дух народа не может быть уничтожен даже с помощью самого современного оружия, – возразил генерал Толстой, – дух народа может быть только разложен на составные части, атомы, красные и белые тела и антитела. Потом из них, как из деталей конструктора «Lego», составляется что-то другое. Народ перестает быть тем, чем был. То есть люди вроде бы ходят, едят, голосуют, но они уже не народ. Это гораздо гуманнее, нежели сводить с лица земли тысячи невинных душ. Поезжай в Ираклию. Тебя ведь интересует кровь. Ты помнишь, как она пошла из руки твоего отца. Потом ты приказала ей остановиться. А потом он умер от рака легких.

– Причем здесь рак легких?

– Ты приказала его крови остановиться, – перебил генерал Толстой, – а потом приказала ей, чтобы он умер от рака легких. Кровь подчиняется твоим приказам. Я хочу, чтобы ты стала отличницей по этому предмету, сержантом, а может, капитаном кровяных тел! О Боже, где моя молодость? Если бы ты знала, как я любил учиться!

– Хорошо. Что я должна сделать? – остановила бессмысленный поток слов Августа.

– В сущности, ничего особенного, – рассмеялся генерал Толстой. – Всего лишь приехать, увидеть и победить… кровь. Человеческий материал неоднороден! – крикнул ей в спину, потому что Августа в бешенстве пошла прочь из кабинета. Ей смертельно надоела игра: иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. – Тебе придется определять стратегию в отношении небольших народов! Я похлопочу, чтобы тебе выписали приличные командировочные!

Попасть в забытую Богом Ираклию оказалось, однако, не так-то просто. Августа не захотела прыгать ночью с парашютом или высаживаться из вертолета на горном перевале. Это посчиталось бы нарушением обычаев страны. По законам Ираклии, въехавших в страну нелегально сажали на неопределенно долгий срок в земляные ямы, прибывших же законно (для этого требовалось нотариально заверенное приглашение и переданное в консульство Ираклии специальное ручательство по меньшей мере двух уважаемых ираклийцев) встречали как дорогих гостей, желания которых были для хозяев священны.

Августа вылетела в Гулистан, в расположение частей одного из полевых командиров, контролировавшего прилегающий к Ираклии район и имевшего в Ираклии многочисленных родственников. Двое из них и должны были поручиться за Августу.

Наверное, она была хороша в высоких черных ботинках и в камуфляже, потому что стройный, рыжебородый, не лишенный мужской привлекательности, с зеленой повязкой оруженосца Аллаха на лбу полевой командир – его звали Хасан – устроил в ее честь пир, хотя не в обычаях гулийцев было воздавать почести женщине, тем более иноверке. Но он вышел из положения, объявив Августу личным представителем премьер-министра России. В ту пору как раз начались очередные переговоры о мире. Гулийцы без боя под видом мирных жителей занимали позиции, с которых русская армия ранее вытеснила их ценой большой крови. Ничто, следовательно, не могло помешать пиру, сопровождаемому демонстрацией гулийской военной удали – гонке со стрельбой по-македонски на джипах, танцам с кинжалами в зубах, бросанием ножей в вековые дубы, переправе через реку по дну с камнем в руках и со специальным пузырем на голове. Гвоздем программы было снесение голов шашками из проносящихся джипов у поставленных на колени посреди поля русских пленников, но из уважения к национальным чувствам Августы Хасан опустил эту часть.

Какая-то в нем жила неизбывная печаль, в этом Хасане, бывшем министре культуры Гулийской АССР, справившем несколько месяцев назад свадьбу с немолодой французской тележурналисткой. О свадьбе «Гулистан-Париж» шумели российские и европейские газеты, камер на свадьбе было едва ли не больше, чем бокалов. Бракосочетание «Гулистан-Париж» было чисто пропагандистской акцией, попыткой не столько породнить Хасана с похожей на цаплю немолодой женщиной, сколько – гулийскую войну с Европой. Европа отныне должна была видеть в гулийских повстанцах не только мужественных борцов за свободу, но и превосходных мужей для одиноких европейских женщин.