Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна. Страница 21

Зачем это Ире? Её ведь дети никак не обделяют общением. А Виктор… заслужил, разве нет? И двенадцать лет всех всё устраивало, а сейчас вдруг… что-то изменилось. Что?

Страх внутри него шевельнулся, сворачиваясь кольцами и капая ядом, словно змея, заметившая свой потенциальный обед. А если… Ира всё это не просто так? Она ведь не здоровый человек. Мягко говоря. Ещё тогда, после операции, врач говорил Виктору, что прогноз благоприятный, но, возможно, лет через десять Ире понадобится ещё одна операция. Прошло больше. Делала ли она эту операцию?

Чёрт, и ведь не узнаешь никак правду! Спроси в лоб — не ответит. Если бы Ира лечилась последние три года в России, можно было бы задействовать связи. Но никаких знакомых в Израиле у Виктора не было, если не считать Машу Вронскую, которая скорее согласится плюнуть ему в рожу, чем ответит даже на один вопрос.

Ладно, он подумает об этом потом. А сейчас — домой.

Легко сказать… Думал всё равно, пока рулил по заснеженной Москве, и удивительно, как в аварию не попал. А когда доехал, поразился до глубины души, осознав, что оказался не возле своего дома, а там, где сейчас снимала квартиру Ира.

Виктор

Горбовский ошеломлённо смотрел на возвышавшуюся перед ним многоэтажку с игриво светящимися, словно огоньки у новогодней ёлки, окнами и недоумевал — как он умудрился ни разу за всю дорогу не подумать о том, что едет не туда? Ведь он был здесь всего однажды, да, недавно, но к себе-то ездит много лет!

Тогда, двенадцать лет назад, после Ириной выписки Виктор собрал вещи и на некоторое время переселился в гостиницу. Квартиру приобрёл быстро, причём не заморачивался: взял не самую большую однушку, только ремонт сделал нормальный, современный. Жильё побольше Горбовский не стал покупать не только из-за денег, которых было не особенно много — тем более что жене и детям он оставил более чем приличные суммы, — но и потому, что в то время Виктор ещё не собирался заводить новую семью. Подобные мысли казались кощунственными. Какая новая семья? Ему были нужны только Ира и близнецы.

Но шли годы, и Горбовский пытался. Знакомился и встречался с женщинами, желая построить нормальные отношения. С одной даже жил несколько месяцев… Пока не понял: всё не то. С человеком, которого выбираешь в спутники жизни, должно быть комфортно. Об уюте Виктор и не мечтал — хотя бы комфортно: чтобы не раздражала каждая мелочь, чтобы не хотелось засунуть свою партнёршу в шкаф и закрыть там. Увы, но даже это оказалось недостижимо, и любые отношения, кроме необременительных, Горбовского напрягали и тяготили. И вроде бы женщины были не самые плохие, обычные, но… всё равно — не то. Не Ира. По-видимому, ни с кем, кроме неё, Виктору уже не суждено было построить семью.

Поначалу это угнетало невозможностью всё исправить и получить желаемое, но со временем он смирился. Кажется, есть такая фраза у верующих… Что-то про крест, который у каждого свой. Значит, одиночество — крест Виктора. Когда он это понял, осознал и перестал стремиться к чему-то другому, тогда и пришёл покой. Стало абсолютно всё равно, что не с кем встречать Новый год и, случись что, некому вызвать скорую помощь. Если действительно случится — значит, судьба такая, а в остальном… Всегда можно включить телевизор, посмотреть какой-нибудь фильм или почитать книгу. Виктор, стыдно сказать, даже полюбил любовные романы. В них всегда и всё было отлично — хороший финал, свадьба, дети, счастье… Отличное лекарство от собственных душевных ран. И даже неловко не было, что он, словно какая-то баба, читает про любовь. Ещё бы семь кошек завёл! Но нет, даже если бы кто-то узнал и стал подкалывать его этим, Виктор только пожал бы плечами. А что тут, собственно, скажешь?

Да, он привык после работы уезжать к себе, особенно последние года три, — ни с кем не встречался по вечерам. Была одна женщина, с которой Горбовский поддерживал связь, — из породы стопроцентных карьеристок, её интересовали только ни к чему не обязывающие отношения в горизонтальной плоскости, но с ней он виделся лишь по выходным, и то пару-тройку раз в месяц. Ему хватало. В молодости Виктор был темпераментным, любил секс и постоянно зажимал Иру: хотелось. А теперь вот… И не сказать, что проблемы со здоровьем, просто не нужно уже в прежнем количестве. Да и вообще как-то… брезгливо, что ли. Горбовский прекрасно понимал, что не один бывает в постели своей постоянной партнёрши, и от этого было неприятно.

Наверное, Ире было так же неприятно, когда она поняла, что он…

Виктор вздохнул, обводя взглядом дом, где сейчас жила его бывшая жена. Интересно, она дома? Он хорошо помнил и номер квартиры, и этаж. Зайти бы… Без задних мыслей: просто увидеть, поговорить. Но не поймёт ведь, прогонит, а может, и разнервничается, с сердцем плохо будет. Не нужно её тревожить.

Горбовский потянулся за телефоном и, не дав себе возможность остановиться и подумать о том, что делает, напечатал:

«Человеческий мозг — странная штука… Я сегодня после работы вместо того, чтобы поехать к себе, приехал к тебе. Даже не понял, как это получилось, честно».

Отправил… ругая себя на чём свет стоит. Зачем? Что она может ответить? Да ведь ничего хорошего. Надо было развернуться и уехать, поступить по-честному, как и собирался. А он…

Телефон завибрировал.

«Ты хочешь зайти?»

Эти вопросом Ира выбила из его лёгких весь воздух. Виктор сидел и, забыв, как дышать, таращился на буквы на экране мобильного, не представляя, что, зачем и почему. Она из вежливости так написала? Или ей всё равно, зайдёт он или нет? Или…

Горбовский, к своему стыду, осознал, что абсолютно не понимает сейчас бывшую жену. Раньше он мог со стопроцентной уверенностью сказать, как отреагирует Ира на ту или иную новость, что ей понравится, а что нет, что интересно, а что не очень. Но теперь она неожиданно оказалась для него какой-то незнакомкой… причём порой вела себя так, словно между ними не было пятнадцати лет совместной жизни и его отвратительной связи с Дашей. Как будто заморозила все чувства и эмоции…

Для прежней Иры подобное было невозможно. Но вдруг всё это — притворство? Ей ведь нельзя нервничать, и поэтому она замораживает свои реакции, старается быть нейтральной. Тогда — да, понятно. Непонятно другое: зачем? Зачем жертвовать собственным покоем? Ну не ради же благополучия Виктора!

Вновь подняла голову и зашипела змея, сотканная из страха…

И Горбовский быстро напечатал:

«Я после двенадцатичасовой смены, но не отказался бы от чая».

И уже почти не удивился, прочитав краткое:

«Поднимайся».

Ирина

Уходя от дочери, Ирина столкнулась в дверях подъезда с Борисом. Слегка удивилась — зять обычно приходил позже, — но всё стало ясно, когда он взял её за локоть и сказал:

— Ирина Витальевна, я хотел с вами поговорить. Пятнадцать минут, не дольше. Пойдёмте в мою машину, хорошо?

— Да, конечно, — она кивнула, соглашаясь и предполагая, о чём может пойти речь.

Виктору Ирина не соврала: ей действительно нравился Борис. До него Марина встречалась с какими-то абсолютными олухами, и на их фоне он вообще казался человеком без недостатков — симпатичный, серьёзный, основательный, он напоминал Ирине её брата Толю — тот тоже всегда был человеком разума, а не эмоций. А вот Максим и Марина пошли в отца…

Они сели в машину, и Ирина поинтересовалась:

— А Ришка тебя не хватится?

— Нет, я ей не сказал, что буду раньше. Хотел вас перехватить и пообщаться. — Борис ослабил воротник пальто и задумчиво потёр подбородок. — Судя по сообщениям, которыми меня сегодня забрасывала Марина, её отец активизировался. Вы что-нибудь знаете об этом?

— Знаю. Он хотел купить подарок, я дала ему адрес. Извини, что не спросила.

— Я без претензий, — качнул головой Борис, чуть развернулся и посмотрел прямо на Ирину. Прямо и внимательно. У него всегда был такой взгляд: будто бы даже немного препарирующий, и Ирина порой задумывалась, как этот взгляд должен действовать на клиентов Бориса. — Вы ведь знаете, что я в основном занимаюсь бракоразводными процессами. Дела в семейном праве бывают грязнее, чем в уголовном, — так рвут друг друга бывшие супруги. Я пытался апеллировать к фактам, уговаривая Марину вновь начать общаться с отцом, но… думаю, вы понимаете.