Возмездие - Нуребэк Элизабет. Страница 31

— Я никогда не говорила, что хочу этого.

Выражение лица Алекса становится нетерпеливым:

— Тебе было бы гораздо лучше, если бы его не было.

— Перестань, — говорю я и хватаю его за руку. — Не говори так.

— Он только все тебе портит, Линда. Заставляет страдать.

— А тебе на меня не наплевать? — спрашиваю я, притягивая его к себе. — Обещай, что будешь заботиться обо мне!

Он улыбается, но глаза остаются серьезными:

— Пока существует Симон, я неуверен, что мне это будет позволено.

* * *

Я скидываю одеяло и встаю на письменный стол, чтобы выглянуть наружу. По другую сторону озера деревья высятся черными силуэтами, но на территории тюрьмы никогда не бывает темно. Нигде не скрыться от беспощадного света прожекторов, поставленных на заборе и каменной стене.

Вместе с тем я вижу все куда отчетливее, чем раньше. Я думала, что во время суда Алекс солгал только один раз, но ошибалась.

Уже наступает май, когда Тина снова отпирает комнату для свиданий и впускает меня. На стуле по-прежнему лежит стопка одноразовых простыней, сверху пластиковая банка с презервативами. Ставлю ее на подоконник за занавесками, не хочу, чтобы она стояла на видном месте, когда появится мой адвокат.

Адриана отнеслась скептически, услышав, что я связалась с ним.

— Но ты, вероятно, по-прежнему веришь в систему? — сказала она.

— У меня нет выбора, — ответила я. — Если хочу добиться справедливости и выйти отсюда, мне понадобится его помощь. Других способов нет.

Лукас Франке не изменился. Волосы на висках поседели, но лежат так же идеально, как и прежде. Он пожимает мне руку и изучает шрамы на моем лице, не показывая ни отвращения, ни страха. Он говорит, что мои рапы зажили хорошо, и я отвечаю, что я не жалуюсь, ведь осталась жива.

— Хорошо, что ты так к этому относишься, — говорит он. — Приятно слышать.

Мы садимся за стол. Лукас достает из внутреннего кармана ручку, вертит ее в ладонях. Это сигнал — пора переходить к делу.

— Как я сказала по телефону, мне нужна помощь, чтобы проверить Алекса Лагерберга, — я наливаю воду в два стакана.

— Я конечно же заинтригован. Ты не могла бы рассказать более подробно, что думаешь по этому поводу?

Я начинаю с того, что обнаружила в одном из допросов Алекса. Сведения о том, что мы с ним легли одновременно ион заметил мое отсутствие, только когда проснулся на следующее утро. Остальное мы знаем: он встретился в кухне с другими, и, когда выяснилось, что меня никто не видел, Тесс пошла искать в гостевом домике и обнаружила меня и Симона.

Лукас слушает.

— Но на самом первом допросе он говорит нечто другое.

Я читаю слова Алекса о том, что он проснулся среди ночи и сразу обнаружил, что меня нет в спальне.

— А Тесс сказала полиции, что некоторые гости продолжали бродить по участку допоздна, и одним из них, как ей показалось, был Алекс, — продолжаю я. — Хотя он утверждал, что в это время давно спал. Несмотря на это, нет никаких указаний на то, что противоречивые сведения были отслежены. Похоже, полиция даже не дала себе труда их проверить.

Я жду.

Лукас Франке тоже, похоже, ждет.

— О’кей, — говорит он после паузы. — Еще что-нибудь?

— Еще? Алекс утверждал противоположное, когда полиция допрашивала его. А на суде отрицал, что у нас были отношения. Очевидная ложь, хотя и понятная. Но вместе с другими неверными сведениями она показывает, что он хотел что-то скрыть.

— Во-первых, Алекса не допрашивали, он выступал в качестве свидетеля, — говорит Лукас. — Возможно, Линда, что он просто неточно помнит. Так тоже иногда бывает. Не всегда наша память работает так, как нам бы того хотелось. Кому, как не тебе, это понимать.

Я пропускаю комментарий Лукаса, хотя это удар ниже пояса.

— Но я ни разу не меняла рассказ, — деловито отвечаю я. — А Алекс менял, и это никак не связано с его памятью. А если именно его Тесс видела на участке среди ночи?

Лукас просит меня дать ему номер акта и страницу, чтобы все проверить, и я диктую, не заглядывая в записи. Я запомнила все, что имеет значение — однако моего адвоката это, похоже, не убедило. Он не воспламенился, как я надеялась.

— Полиция переговорила со всеми участниками вечеринки и проверила всех, кто перемещался в течение ночи. Если бы были малейшие основания подозревать кого-то другого, я уверен, что они бы это отследили, — говорит он.

— Как ты можешь быть в этом так уверен? — спрашиваю я. — Проще всего было предположить, что виновата я. Я лежала в комнате, была вся в крови, и они сочли, что у меня были мотивы. Это не первый случай в истории, когда следователи обращают внимание только на те доказательства, которые подтверждают их версию. Иногда случается, что следствие проводится не надлежащим образом. Ты как никто должен это понимать.

Лукас смотрит на меня, немного смущенный тем, что я вернула ему его же комментарий.

— Так ты хочешь сказать, что Симона убил Алекс? — спрашивает он.

— А иначе зачем бы ему было врать? — отвечаю я. — Во время своего визита в тюрьму он вел себя очень странно. Я много над этим размышляла. Должно быть, он приезжал сюда, чтобы убедиться: я ни о чем не подозреваю. Никаких других причин навещать меня у него не было.

Лукас медленно кивает и негромко произносит:

— Я очень хочу помочь тебе, Линда. Действительно этого хочу, — голос его звучит искренне, но на лице скептическое выражение. — Проблема в том, что этого недостаточно, чтобы требовать пересмотра дела.

— Алекс солгал, и ему это сошло с рук. Потому что полицейские решили не прижимать его так, как прижимали меня.

Лукас поджимает губы. Положив одну ногу на другую он смотрит в потолок.

— Если в моих словах наблюдались малейшее противоречие или неточность, меня тут же прижимали к стене, — продолжаю я. — Мне задавали сотни уточняющих вопросов, требуя объяснений.

Убежденным голосом Лукас еще раз повторяет: он уверен, что действия Алекса и всех остальных гостей были проверены очень тщательно. Кроме того, вряд ли можно встретить человека, который не начал бы нервничать, разговаривая с полицейским. Когда произошло убийство, все были напряжены и напуганы. Это еще не означает, что они виновны. В той ситуации поведение Алекса вполне естественно.

— Как я уже рассказывал, пересмотр дела — очень долгая процедура, — говорит Лукас Франке. — Речь идет о месяцах работы на полную занятость. А такое стоит немало.

— Деньги не проблема, — говорю я, глядя на бумажку с записями, лежащую передо мной на столе.

— И нам нужны новые доказательства, Линда. Необходимо, чтобы стала известна совершенно новая информация, так что суд, вероятно, мог бы принять иное решение, если бы имел ее в своем распоряжении.

И в этом у нас проблема, — Лукас Франке встречается со мной глазами. — Это не является новостью. Этого недостаточно. Ты понимаешь меня?

Адвокат тянется через стол и пожимает мою руку.

— Зачем, как ты думаешь? — спрашивает он меня.

— Что — зачем?

— Зачем твоему новому бойфренду убивать твоего мужа?

Этот вопрос не оставлял мне в последние дни, но у меня нет на него ответа. Видимо, я недостаточно хорошо знала Алекса Лагерберга, хотя мне и неприятно это признавать.

— Может быть, из-за денег? — продолжает Лукас Франке. — Ты состоятельна, и у Симона тоже кое-что было. Но его смерть не дает Алексу никаких прав ни на что. Ревность?

— Допускаю, — отвечаю я. — Он ненавидел Симона и говорил, что хочет защитить меня, хотя для этого не было никаких причин. Может быть, Алекс возмутился, что он явился на вечеринку.

— Но зачем тогда перекладывать вину на тебя?

— А почему бы и нет? Лучше так, чем самому сесть за убийство.

Лукас смотрит на наручные часы и поднимает брови. Он встает, визит окончен.

— Лукас, мне важно выяснить, кто же убил Симона, — говорю я.