Гастон. История любви и коварства - Лэнгдон Лори. Страница 27

Сама госпожа с папильотками в волосах стояла в нижнем белье, из-под пудры на щеках пробивалась краска гнева.

– Как Ансель может заметить меня, если мне приходится носить это отвратительное тряпьё! – визжала она, в бешенстве разрывая лиф бледно-голубого бального платья от ворота до талии.

Агата внутренне поёжилась от такого неаккуратного обращения с ценным нарядом.

Ансель Оклер? Что Гвен может нравиться в этом безмозглом дикаре? Насколько Агата успела заметить, он, конечно, был привлекательным, с широкими плечами и золотистыми волосами, но представлял собой всего лишь шавку Жоржа. Корнишон, как выразилась бы мама, глупец без единой мысли в голове.

Гвен досадливо зарычала, стискивая шёлк в кулаках и пытаясь разодрать юбку до подола. Агата подбежала и выдернула бедное платье из когтей хозяйки.

– Ненавижу этот наряд! Убери его с глаз моих! – отчаянно завопила Гвен, бросаясь на кушетку.

Агата уставилась на рваный муаровый шёлк, расшитый хрусталём, и покачала головой. Платье стоило столько, что иной семье хватило бы этих денег на год. Теперь его уже не спасти. Если только не прибегнуть к помощи магии.

Агата тайком сунула испорченный туалет в кучу одежды, приготовленной для починки. Она займётся этим позже.

Ленора поспешила успокоить госпожу:

– Гвени, что ты такое говоришь? Ну как же Апсель может тебя не заметить! Мы сейчас тебя так разоденем, что ты будешь самой потрясающей невестой в графстве! Правда, Агата?

– Да, несомненно! – с наигранным энтузиазмом ответила Агги.

Два дня назад Леноре не удалось уложить волосы Гвен так же, как у манекенщицы на обложке журнала «Дамам о моде». Гвен наорала на камеристку, обругала её ужасными словами, пока утончённая горничная не выбежала из её комнаты вся в слезах. Агата в недоумении попросила Гвен расслабиться и закрыть глаза, чтобы колдунья могла призвать на помощь сияние и сделать истеричной мадемуазель желаемую причёску.

Гвенаэль была так довольна, что с тех пор не позволяла никому, кроме Агаты, притрагиваться к её волосам. Хотя это укрепляло положение Агги в качестве личной горничной, даже от небольших изменений внешности хозяйки у неё кружилась голова, не говоря уже о том, что пользоваться своими способностями в чьём-то присутствии она не могла.

А это значило, что Леноре нужно было удалиться. Агата послала своей наставнице улыбку, которая, как она надеялась, смягчит просьбу выйти.

– Ленора, почему бы тебе не принести мадемуазель чашку горячего шоколада, пока я заканчиваю её туалет?

К счастью, Ленора с облегчением улыбнулась в ответ и охотно вышла.

Агата повернулась к лохматой госпоже:

– Как вы желаете выглядеть сегодня?

– Не знаю. – Капризная девица развалилась в кресле перед туалетным столиком. – Это всё безнадёжно. Ничего не выйдет.

Несмотря на то что избалованная особа устроила представление, Агата немного сочувствовала ей. Она знала эту мучительную неуверенность в себе, когда стремишься привлечь чьё-то внимание и мало рассчитываешь на успех. Гастон выполнил своё обещание и добился для неё лучшего места в доме, однако девушка хотела от него намного большего. Она ждала, что когда-нибудь в будущем он сможет разделить её чувство, и не расставалась с надеждой научить его доброте. Терпеливо и с большой осторожностью она искоренит пагубные последствия уроков, которые преподнесла ему семья, и покажет ему, как приятно заботиться о других и какую радость приносит великодушие.

– Я не считаю, что всё безнадёжно, мадемуазель, – сказала Агата с поддельной уверенностью, выбирая из кучи отринутых вещей на кровати розовое платье с бордовым кантом и кремовым кружевным лифом. – Полагаю, эта дымчатая розовато-лиловая ткань хорошо подойдёт к цвету вашего лица, а если высоко поднять ваши кудри и спустить с затылка золотые ленты, это выделит вашу гибкую шею. Юный герцог Оклер упадёт на месте, едва увидит вас!

– Ах, Агата, – воскликнула Гвенаэль, широко раскрывая влажные голубые глаза, – мне тебя сам Бог послал!

Через некоторое время, проявив художественное чутьё и добавив капельку магии, Агги прислонилась к стойке кровати и глазами про-водила до двери мадемуазель Гвенаэль – с идеальной причёской, сияющей кожей и исполненным уверенности взглядом.

– Не жди меня, Агата. – Она выскользнула из комнаты и сказала Леноре: – А ты поможешь мне вечером принять ванну.

– Каким чудом ты это сделала? – спросила Ленора Агату. Она закрыла дверь и начала собирать разбросанные по комнате вещи.

– Что именно? – устало ответила Агата, уже устремившись мыслями к своей удобной постели и роману, который позаимствовала в библиотеке замка. Теперь, когда ей разрешалось ходить в семейное крыло дома, огромная библиотека была к её услугам. Как горничная дамы, она проводила много времени в ожидании – эта обязанность, по видимости, бесконечно раздражала Ленору, но Агате ничуть не докучала. По сравнению с чёрной работой возможность спокойно посидеть с книгой за чашкой чаю казалась раем.

– Тебе удалось сделать Гвен почти привлекательной, – объяснила Ленора, бросая ещё одно испорченное бальное платье в кучу вещей для починки. – Я потратила несколько лет, чтобы превратить истеричку с лошадиной физиономией в нечто презентабельное, а ты мгновенно её преобразила.

Агата резко обернулась на жестокие слова Леноры.

Лицо милой горничной выражало что-то среднее между сожалением и тревогой.

– Я хочу сказать... она бывает такой бессердечной... и всё же я знаю, что это моя работа...

– Я понимаю твоё недовольство, – заверила её Агата, стремясь увести разговор в сторону от своих волшебных способностей.

Ленора впилась в ученицу взглядом.

– Но, Агата, ты придала Гвен совершенно новый образ... неизвестно откуда взявшуюся уверенность в себе. Я тут чего-то не понимаю.

Агги наклонилась за бледно-палевым платьем из органзы и стала изучать порванный подол. Ткань замерцала в свете свечей и напомнила ей о давнем сумеречном вечере, когда мама сидела перед туалетным столиком, готовясь к танцам. В тот раз мама дала дочери превосходный совет, как объяснить людям чудеса, которые происходят с внешностью под влиянием магии. Бросив пышное платье в кучу для починки, Агги сказала:

– Моя мама была очень красивая, но она научила меня, что большая часть её внешнего вида – иллюзия и звёздная пыль.

– Звёздная пыль? – с тонким смехом переспросила Ленора.

Агата не обернулась, опасаясь, что полуправда отразится на её лице.

– Так мама называла неопределимое качество, которое уверенные женщины носят, как плащ. Они сияют от понимания собственной ценности и своего места в мире.

– Как же ты смогла внушить это чувство Гвен?

Тогда Агата всё-таки повернулась лицом к Леноре, чьи бледные брови были выгнуты от сомнения.

– Убедила её. Всё время, пока делала ей причёску и накладывала косметику, я говорила ей комплименты и помогала увидеть собственные достоинства.

Это была правда. Агата добавила блеска в рисовую пудру и призвала на помощь магию, чтобы создать изящную причёску мадемуазель Гвен, но также она хвалила молодую женщину, подчёркивала преимущества её внешности.

Ленора опустила уголки рта:

– Но это ничего не объясняет, подруга.

Агата резко повернулась к ней:

– Что ты имеешь в виду?

Ленора слегка улыбнулась и сказала:

– Гвен изменилась почти до неузнаваемости, точно так же как и ты в последнее время – сей-час ты. выглядишь чуть ли не другим человеком.

Уверенная, что покраснела как рак, Агата отвернулась поправить покрывало на кровати. Как она могла рассчитывать, что волшебное преображение, которое она проделала над собой, останется незамеченным? Девушка и сама едва узнавала своё отражение в зеркале. Она была неосторожной, жадной... и почти такой же тщеславной, как Гастон. Нельзя позволить себе повторить эту ошибку. Спустя некоторое время Агата произнесла:

– Хороший сон и тёплое питание могут творить чудеса.

– А может быть... любовь? – певучим голосом ответила Ленора.