Пуля ставит точку - Пайк Роберт. Страница 23

— Он был отправлен в отель "Пендлтон". Не было даже времени оформлять предварительный заказ; им позвонили, они выписали билет и отправили его с посыльным. Из того, что они говорят, следует, что Росси останавливался в том отеле; а может быть он и сейчас там. Причем он был зарегистрирован под собственным именем.

Кленси быстро соображал; теперь он совершенно проснулся. Эти новости возможно были очень важны. Его пальцы смяли сигарету; он склонился над телефоном.

— Как далеко от "Пендлтона" до "Фарнуорта"?

— "Фарнуорт" от "Пендлтона"? Минутку…! — Эта мысль дошла и до Капровски. — Не больше двух кварталов. — Капровски помолчал. — Вы хотите, чтобы я отправился туда и задержал этого Росси, лейтенант?

— Нет, сейчас нам не до этого, — сказал Кленси. — Хотя я могу сказать, что вы можете сделать. Отправляйтесь в отель "Пендлтон" и попробуйте проверить, был ли Росси в своем номере всю прошлую ночь. И если он выходил, то когда, и когда вернулся.

— Вы думаете о том же, что и я, лейтенант?

— Я ни о чем не думаю, — спокойно сказал Кленси. — Немедленно отправляйтесь туда. И позвоните мне, когда все проверите.

— Хорошо. Все равно агентства закрываются. Сейчас уже почти пять часов. — Капровски засмеялся. — И я доволен! Еще бы пять минут такой работы— и я бы сам купил билет в Европу.

— Купите билет до "Пендлтона", — коротко бросил Кленси и положил трубку.

Он снова повернул свое кресло. Ранние сумерки начали окрашивать летнее небо над домами за окном; закатное солнце спрятало узкую вентиляционную шахту в мягкую тень. Стало быть, Пит Росси пришел в кабинет Кленси примерно в два пятнадцать пополудни и устроил шумное представление на тему" Где мой маленький братец", а затем буквально два часа спустя заказал себе билет, чтобы вернуться в Калифорнию. Интересно…очень интересно. Его дорогой подстреленный маленький братец неизвестно где спрятан этим большим плохим лейтенантом полиции, мистер Порфирио Росси приходит в полицейский участок, прилагает все усилия, чтобы выяснить его судьбу— и тут же собирается улететь домой, словно его миссия выполнена. Едва ли тут подходило слово "интересно". Точнее было бы сказать "необычно". И даже слово "необычно" едва ли точно подходило к ситуации. Невозможно. Вот верное слово: невозможно.

Глянул в окно на сгущавшиеся сумерки. В окне противоположного дома появилась полная женщина, посмотрела на темнеющее небо, смотала бельевую веревку, снимая носки один за другим, и заменила их штопанным нижним бельем.

— Круглосуточная служба, — подумал Кленси. — Вечное движение. А где я был на день Благодарения? Или в день памяти павших в гражданской войне? Или на четвертое июля? Джонни Росси без носков, мальчик-водонос в 52-м полицейском участке…

Он похлопал себя по карманам в поисках сигарет; потом вспомнил, что выбросил пустую пачку. Со вздохом начал тщательный поиск, открыл средний ящик стола и засунул руку под конверт из манильской бумаги, шаря почти на ощупь в груде бумаг. Ничего. Недовольно покачав головой, задвинул этот ящик и попытался открыть правый верхний; выдвинул его почти наполовину, но тут ему помешало что-то громоздкое. Он просунул пальцы в узкое отверстие, чтобы прижать что-то, мешавшее открыть ящик, его пальцы нащупали теннисную туфлю. Ящик открылся и он полез под кучку белой униформы, чтобы выяснить, не завалялась ли там пачка сигарет, как это иногда бывало раньше.

Рука его нащупала несколько скрепок для бумаг, но больше там ничего не было. Еще раз недовольно покачав головой, он уже собирался задвинуть ящик и позвонить дежурному сержанту, чтобы он послал кого-нибудь за сигаретами, как вдруг остановился. И замер.

Рука снова нырнула в ящик и вытащила одну из теннисных туфель. Он некоторое время смотрел на нее, потом засунул руку внутрь и нащупал жесткий носок. Глаза автоматически глянули в окно, где весь день болтались носки. Джонни Росси без носков, левый крайний на… Рука нервно метнулась к телефону.

— Сержант! Барнет здесь?

— Полагаю, да, лейтенант.

— А вы не полагайте! Посмотрите, на месте ли он, и если нет, то найдите! И немедленно пришлите его ко мне!

Он положил трубку, глаза его сверкали. Конечно! Вот что его беспокоило сегодня целый день — носки! Закрыв глаза, постарался представить себе больничный коридор, темноватую палату, полицейского, сидящего на стуле перед дверью. И неясную фигуру, которая легко и осторожно проходит мимо охранника, чтобы открыть дверь и всадить нож в человека, лежащего в постели, и затем также легко выходит. Что говорил по этому поводу Честертон? И бойлерная; он никогда не видел ее, но легко мог себе представить — современный бойлер, поднятый высоко над полом, и брошенную на виду одежду. Одежду, взятую у врача, ушедшего в отпуск…И дверь, удобно выходящую в аллею; и водопроводный кран, которому очень удачно понадобился ремонт на одном из верхних этажей именно в этот момент… Маленькие кусочки начали складываться у него в голове в единое целое по мере того, как он вытаскивал их из подсознания, и послушно выстраивались как солдаты на параде.

Осторожное покашливание прервало его мысли; он открыл глаза. Барнет стоял перед столом и нервно поглядывал на него.

— Вы хотели видеть меня, лейтенант?

— Да. — Кленси опустился в кресло. — Барнет, я хочу, чтобы вы подумали и вспомнили. Вчера или скорее сегодня утром, когда вы сидели перед палатой, сколько раз заходил врач?

— Дважды, лейтенант. Я говорил вам.

— Расскажите мне еще раз. Как он выглядел? Особенно второй раз?

Барнет был явно смущен.

— Я вам говорил, лейтенант. На нем была обычная одежда врача: белая куртка, белые брюки, белые башмаки. На нем еще была такая белая шапочка и маска…

— Вы могли видеть его лицо? Или волосы?

— Нет, сэр. И кроме того, если вы припоминаете, в этих больничных коридорах ночью довольно темно. Они выключают верхний свет и оставляют только маленькие фонарики, которые часто перегорают.

Кленси кивнул.

— А что вы скажете насчет перчаток? Были на нем перчатки?

Барнет нахмурился, стараясь вспомнить.

— Боже мой, я не помню. А что я говорил утром?

— Вы сказали, что на нем были перчатки.

Барнет пожал плечами.

— Значит были. Тогда картинка в моей памяти была куда яснее. Если я сказал, что на нем были перчатки, значит они на нем были.

Кленси улыбнулся; это была безжалостная, но довольная улыбка.

— Очень хорошо, Барнет. Это все. И спасибо.

— Боже мой, лейтенант. Мне очень жаль, что я не могу сказать вам больше.

— Вы сказали мне больше, чем вы думаете, — сказал Кленси. Его улыбка исчезла; теперь он говорил, обращаясь сам к себе. — Вы сказали мне это сегодня утром, но я не услышал вас. Полагаю, что я был несколько потрясен случившимся. Или это просто тупость. — Казалось он неожиданно осознал, что думает вслух. Глаза снова похолодели. — Это все, Барнет.

— Да, сэр. — Патрульный немного поколебался, а затем торопливо вышел, будучи очень доволен, что может уйти. Пальцы Кленси уже нащупали телефонную трубку.

— Сержант, мне нужно связаться с доктором Фрименом. Он может еще быть в лаборатории — попробуйте прежде всего узнать там. Я буду у телефона.

Он снова откинулся в своем вращающемся кресле, его ум мелким гребнем прочесывал всю историю. Существовало еще множество вещей, которые не имели смысла, которые никуда не вписывались, но по крайней мере один элемент головоломки можно было исключить. Остальное придет потом. Может быть.

Неожиданно он нахмурился.

— А ты понимаешь, Кленси, — сказал он себе, — что если ты прав, то окажешься в еще более затруднительном положении?

Глубоко вздохнул. Ну и черт с ним. Нужно делать хоть по одному шагу. Неожиданно он обнаружил, что сержант разговаривает с ним и по-видимому уже довольно долго.

— Лейтенант, лейтенант, вы слушаете?

— Да, я слушаю, сержант.