Триптих - Фриш Макс. Страница 51

Анна выходит.

Извините, пожалуйста!

Шмиц. Вы здесь дома, господин Бидерман.

Бидерман. Угощайтесь, угощайтесь. (Садится и смотрит, как гость угощается.)

Шмиц. Ну кто бы мог подумать! Да-да, кто бы мог подумать, что такое еще бывает в наше время.

Бидерман. Горчица?

Шмиц. Человечность. (Закрывает тюбик.) Что я хочу сказать: вот вы меня не хватаете просто за шиворот, господин Бидерман, и не выгоняете нашего брата на улицу — в дождь! — понимаете, господин Бидерман, это и есть то, что нам так необходимо — человечность. (Берет бутылку и подливает себе.) Господь вам воздаст. (Пьет с явным удовольствием.)

Бидерман. Вы не подумайте, господин Шмиц, что я какой-нибудь изверг…

Шмиц. Господин Бидерман!

Бидерман. А вот фрау Кнехтлинг утверждает, что да!

Шмиц. Будь вы извергом, господин Бидерман, вы бы меня сегодня не приютили. Это яснее ясного.

Бидерман. Вот видите!

Шмиц. Пусть даже и на простом чердаке. (Ставит свой стакан.) Вот сейчас температурка что надо.

Звонок в прихожей.

Полиция?

Бидерман. Нет-нет, жена…

Шмиц. Гм…

Опять звонок.

Бидерман. Идемте скорей!.. Только прошу вас, уважаемый, чтобы никакого шума! У жены больное сердце…

За дверью слышны женские голоса; Бидерман делает Шмицу знак поторопиться и помогает ему забрать поднос со стаканом и бутылкой. Оба уходят на цыпочках направо, но натыкаются на хор.

Прошу прощения! (Перешагивает через скамью.)

Шмиц. Прошу прощения! (Перешагивает через скамью.)

Оба исчезают. Слева в комнату входит фрау Бидерман в сопровождении Анны, помогающей ей раздеваться.

Бабетта. Где муж? Вы знаете, Анна, что мы не какие-нибудь ханжи: вы можете заводить себе кавалеров, но я не хочу, Анна, чтобы вы прятали их у нас в доме.

Анна. Но у меня нет кавалера, фрау Бидерман.

Бабетта. А чей это ржавый велосипед стоит внизу у нашего парадного? Я перепугалась до смерти…

Чердак.

Бидерман включает свет, и чердак освещается. Делает знак Шмицу, чтобы тот входил. Говорят только шепотом.

Бидерман. Вот здесь выключатель… Если замерзнете — где-то тут была, по-моему, старая овчинка… Да тише вы, черт побери! Снимите башмаки!

Шмиц ставит поднос и снимает один башмак.

Господин Шмиц!

Шмиц. Да, господин Бидерман?

Бидерман. Но вы мне обещаете, вы точно не поджигатель?

Шмиц прямо чуть не лопается от смеха.

Тссс!! (Кивает на прощание, выходит и прикрывает дверь.)

Шмиц снимает другой башмак.

Дом.

Бабетта, услышав шум, настораживается, в глазах ужас.

Бабетта (после паузы, с внезапным облегчением — зрителям). Готлиб — мой муж — обещал мне каждый вечер лично подниматься на чердак и лично проверять, нет ли там поджигателей. Я так ему за это признательна. Иначе бы я просто ночей не спала…

Чердак.

Шмиц подходит к выключателю — он уже в одних носках — и гасит свет.

Хор.

Житель города, зри

Бдящих невинности стражей,

Верно хранящих

Мирного города мирный покой —

Сидя,

Стоя.

Корифей.

Трубкой дымя время от времени.

Хор.

Бдящих,

Зрящих,

Чтоб из-под мирных крыш не вспыхнуло

Пламя зловещее

На беду городу мирному.

Часы на башне бьют три.

Корифей.

Всякий знай, что не спим мы, знай:

Зова достаточно.

(Набивает трубку.)

Хор.

Кто это свет зажигает в доме

В час поздний?

Горе мне, горе — злою бессонницей

Возбужденную, взвинченную

Зрю я супругу.

Появляется Бабетта в халате.

Бабетта. Ну, конечно, кашляли!

Слышен храп.

Готлиб! Ты что, не слышишь?

Слышен кашель.

Там кто-то есть!

Слышен храп.

Им-то что, мужчинам! Проглотят порошок и спят себе. Часы на башне бьют четыре.

Корифей.

Четыре пробило.

Бабетта гасит свет.

А зова не слышно.

(Раскуривает трубку.)

В глубине сцены светает.

Хор.

Солнца луч,

Ресница ока божественного,

Снова день восходит

Над мирными крышами города.

Слава тебе!

Спокойную ночь провел наш город,

Сегодня мирную…

Слава тебе!

(Садится.)

СЦЕНА ВТОРАЯ

Дом.

Бидерман, стоя в пальто и шляпе, с кожаной папкой под мышкой, пьет утренний кофе.

Бидерман (в дверь соседней комнаты).…в последний раз: никакой он не поджигатель.

Голос Бабетты. А ты-то откуда знаешь?

Бидерман. Я сам его спрашивал… И вообще: неужели в этом мире не о чем больше думать? С ума с вами можно сойти, только и слышишь — поджигатели, поджигатели…

Входит Бабетта; в руках у нее кувшин с молоком.

С ума можно сойти!

Бабетта. Не кричи на меня.

Бидерман. Я не на тебя кричу, Бабетта, я вообще кричу.

Она наливает ему молоко в чашку.

Мне уже пора! (Пьет свой кофе, явно слишком горячий.) Если каждого считать поджигателем, куда мы придем! Нужно хоть немного доверять людям, Бабетта, хоть немного… (Смотрит на свои часы.)

Бабетта. Ты слишком мягкосердечен. А я этого не допущу, Готлиб. Ты внемлешь голосу сердца, а я всю ночь должна не спать… Я подам ему завтрак, но после, Готлиб, сразу же его выпровожу.

Бидерман. Ну хорошо, хорошо.

Бабетта. Я его ничем не обижу, я ласково…

Бидерман. Ну хорошо, хорошо. (Ставит свою чашку.) Мне нужно к адвокату. (На ходу целует Бабетту.)

В это мгновение появляется Шмиц с овчиной на плечах; они его еще не видят.

Бабетта. Почему ты уволил Кнехтлинга?

Бидерман. Потому что он мне больше не нужен.

Бабетта. Ты всегда был им доволен.

Бидерман. Вот этим он теперь и пользуется. Доля в изобретении! Он же прекрасно знает, что такое наша туалетная вода; достижение фирмы, а никакое не изобретение. Смешно! Наши дорогие покупатели, поливающие лысины этой туалетной водой, с таким же успехом могли бы поливать их собственной мочой!..

Бабетта. Готлиб!

Бидерман. Но это же так! (Проверяет, все ли у него в папке.) Ты права, я слишком мягкосердечен. Но этому Кнехтлингу я таки сверну шею. (Собирается уходить и замечает Шмица.)

Шмиц. С добрым утром, господа!

Бидерман. Господин Шмиц…

Шмиц (протягивает ему руку). Ах, называйте меня просто Зепп!

Бидерман (не подает руки).…вот жена с вами обо всем поговорит, господин Шмиц. А мне пора. К сожалению. Но я желаю вам всего доброго… (Трясет Шмицу руку.) Всего доброго, Зепп, всего доброго! (Уходит.)

Шмиц. Всего доброго, Готлиб, всего доброго!

Бабетта смотрит на него, онемев.

Ведь вашего мужа зовут Готлиб?

Бабетта. Как вам спалось?

Шмиц. Спасибо, холодновато. Но я позволил себе взять овчинку, мадам… Сразу вспомнил детство в отцовской избушке… Да… К холоду мы привычные…

Бабетта. Ваш завтрак готов.

Шмиц. Мадам!

Она жестом предлагает ему кресло.

Ах, нет-нет, что вы!

Бабетта (наливает ему кофе). Ешьте как следует, Зепп. Вам ведь, наверное, далеко идти.

Шмиц. То есть как?

Бабетта (еще раз предлагает ему сесть). Яичко всмятку?

Шмиц. Два.

Бабетта. Анна!

Шмиц. Вот видите, мадам, я уже чувствую себя как дома… Так приятно… (Садится.)

Входит Анна.

Бабетта. Два яйца всмятку.

Анна. Как вам угодно.

Шмиц. Три с половиной минуты.

Анна. Как угодно. (Собирается уходить.)

Шмиц. Барышня!

Анна останавливается в дверях.

Доброе утро!

Анна. Здравствуйте! (Уходит.)

Шмиц. Как эта особа на меня смотрит! Черт побери! Будь ее воля, наверное, я сейчас стоял бы за дверью под проливным дождем.

Бабетта (наливает ему кофе). Господин Шмиц… Шмиц. Да?

Бабетта. Если говорить откровенно…

Шмиц. Вы дрожите, мадам?!

Бабетта. Господин Шмиц…