Триптих - Фриш Макс. Страница 78
Пусть он оставит меня в покое, ваше преподобие, он положил на меня глаз, я обручена.
Солдат. Пить хочется.
Барблин. Он меня не знает.
Солдат. Кто она такая?
Барблин. Еврейская шлюха Барблин.
Солдат. Исчезни!
Барблин. Ты кто такой?(Смеется.) Где твой барабан?
Солдат. Не смейся!
Барблин. Куда ты увел моего брата?
Появляются Столяр и Подмастерье.
Откуда вы пришли, вы все, куда вы идете, вы все, почему вы не идете домой, вы все, и не вешаетесь?
Столяр. Что она говорит?
Барблин. И этот тоже!
Трактирщик. Она спятила.
Солдат. Уберите же ее.
Барблин. Я белю.
Столяр. Что это значит?
Барблин. Я белю, я белю.
Появляется Доктор.
Вы видели палец?
Доктор онемел.
Вы не видели пальца?
Солдат. Хватит наконец!
Патер. Оставьте ее в покое.
Трактирщик. Она нарушает общественный порядок.
Столяр. Пусть она оставит нас в покое.
Трактирщик. Мы-то при чем?
Подмастерье. Я же предупреждал ее.
Доктор. По-моему, ей место в лечебнице.
Барблин смотрит отсутствующим взглядом.
Патер. Ее отец повесился в спальне. Она ищет своего отца, ищет свои волосы, ищет своего брата.
Все, кроме Патера и Барблин, уходят в кабачок.
Барблин, ты слышишь, кто с тобой говорит?
Барблин белит мостовую.
Я пришел, чтобы отвести тебя домой.
Барблин. Я белю.
Патер. Я отец Бенедикт.
Барблин. Где ты был, отец Бенедикт, когда они уводили нашего брата, уводили, как скотину на убой, как скотину, где? Ты стал черным, отец Бенедикт…
Патер молчит.
Отец умер.
Патер. Я это знаю, Барблин.
Барблин. А мои волосы?
Патер. Я каждый день молюсь за Андри.
Барблин. А мои волосы?
Патер. Твои волосы, Барблин, вырастут снова…
Барблин. Как трава на могилах.
Патер хочет увести Барблин, но она останавливается и возвращается к башмакам.
Патер. Барблин… Барблин.
Барблин. Тут его башмаки. Не трогайте их. Когда он вернется, башмаки будут тут как тут.
ТРИПТИХ
Три драматические картины
@Перевод Е. Колязина
Готфриду Хонеггеру дружески посвящается
Вдова
Дочь
Роже
Франсина
Молодой пастор
Участники поминок
Инвалид
Ребенок (без слов)
Усопший (без слов)
Колокольный перезвон кладбищенской часовни. Затем тишина и свет: белое пустое кресло-качалка. Сцена погружена во мрак, за исключением площадки величиной с жилую комнату. Входят Вдова, лет шестидесяти, и первый Участник поминок.
Участник поминок. Наш Пролль! Вдова. Да…
Участник поминок. В последний раз я его видел на Пасху в прошлом году. Он был в таком хорошем настроении.
Вдова. Да…
Участник поминок. Мы так смеялись. Вдова. Да…
Участник поминок. Его анекдотов я никогда не забуду.
Вдова едва сдерживает слезы.
Софи?!
Вдова берет себя в руки.
Ему еще повезло. Нынче мало кто умирает дома, да и семьдесят лет, по-моему, прекрасный возраст.
Вдова. Да…
Участник поминок. Вы провели рядом с ним всю ночь, вы держали его руку, Софи, до последнего мгновения.
Вдова. Да… (Всхлипывает.)
Участник поминок стоит в растерянности, проходит некоторое время, прежде чем Вдова снова берет себя в руки.
Вы знаете, у меня просто в голове не укладывается. Я вижу его. Как он сидит в своем кресле. Вижу. У меня все время звучат в ушах мысли Маттиса.
Участник поминок (достает трубку). Это я могу понять. (Набивает.) Молодой человек, тот, что говорил на кладбище, кто он такой? Честно говоря, мне было ужасно неловко…
Появляются другие Участники поминок, человек сорок.
Достоинством веет от молчания, которое они хранят и во время приветствий; все держатся подчеркнуто вежливо.
Среди них и Молодой пастор; в руке у него черная шляпа. Не все одеты в традиционный траур: одна из молодых женщин — в брюках, в знак траура у нее лишь черный платок на голове, она единственная, кто курит. Один из молодых мужчин — в черном свитере с высоким воротом. Все ждут.
Вдова. Ильза? Ну где же она!
Какому-то ребенку шепотом делают выговор, пауза длится так долго, что достоинство переходит в смущение, наконец появляется Дочь с подносом, и первым, кому она предлагает угощение, оказывается молодой человек в свитере.
Роже. Хочется есть! Не стану отрицать, я ужасно голоден, а ведь всего два часа назад позавтракал. (Берет еще один бутерброд.) Спасибо.
Дочь идет дальше.
Вдова. У вас нет салфетки?
Роже. Я никогда еще не произносил надгробных речей.
Вдова. Я принесу вам салфетку. (Уходит.)
Дочь. Напитки в саду.
Участники поминок не спеша угощаются.
Участник поминок. Что происходит с телом, когда оно лежит в земле, никому из нас рассказывать не надо, тем более, на кладбище. Я тоже стою на почве фактов, я не верю, что мертвые воскресают. В конце концов, мы не дети. Мы не затем ходим на похороны, чтобы выслушивать то, что поведал сей молодой человек… (Раскуривает трубку.)
Участник поминок. Все ж таки у людей есть и душа!
Дочь обходит присутствующих, пока поднос не пустеет, затем обращается к ребенку.
Дочь. А ты? Хочешь, я угощу тебя малиновым соком? Ты любишь? Давай-ка вместе сходим на кухню. Идем! Приготовим малиновый сок. (Берет ребенка за руку и уходит вместе с ним.)
Участник поминок. У тебя есть спички?
Другой роется у себя в карманах.
Участник поминок. Трубка опять потухла.
Третий подносит ему спички.
Третий. Можете оставить их себе.
Участник поминок снова зажигает трубку.
Участник поминок. Я тоже не набожный, но мне не мешает, когда на кладбище говорит пастор. Понятно, это не бог весть что. Но, по крайней мере, не пошлость. (Снова пыхтит трубкой.)
Участник поминок. В конце концов, существуют традиции.
Тишина.
Некто. В саду есть напитки.
Молодой пастор подходит к Роже, тот жует.
Пастор. Где госпожа Пролль?
Роже. Не знаю.
Пастор. Я бы хотел проститься.
Роже вытирает палец о носовой платок.
Роже. Господин Пастор, мы бы все хотели…
Некоторое время все заняты едой, за исключением Молодого пастора, высматривающего Вдову, Роже, который уже поел, молодой женщины в брюках, которая стоит в стороне и курит, и человека с трубкой; возвращается Дочь и раздает всем бумажные салфетки.
Дочь. Напитки в саду.
Присутствующие медленно уходят, пропуская один другого вперед. Остаются: Роже и Молодой пастор и на заднем плане молодая женщина в брюках, которая курит, теперь с пепельницей в руках. В белом кресле-качалке сидит Усопший, мужчина лет семидесяти, не шевелясь, но с открытыми глазами. Его никто не замечает.
Роже. Вы его лично знали?
Пастор. Нет.
Роже тоже закуривает сигарету.
Роже. Жизнь после смерти, он в это не верил. Я его знал, господин пастор, и держал речь в его вкусе.
Молодой пастор молчит.
Я очень высоко ценил старика Пролля…
Молодая женщина выходит из глубины сцены.
Франсина. Возьмите пепельницу.
Роже. О, большое спасибо.
Франсина. Другой здесь нет.
Роже стряхивает пепел.
Роже. Вы верите в жизнь после смерти?
Франсина (гасит сигарету в пепельнице). Не знаю…
Роже рассматривает ее.
Не знаю!
Входит опоздавший на поминки старик, опирающийся на костыли; он оглядывается вокруг и выглядит смущенным.
Роже. Я не сомневаюсь, что вечность существует. Но мне-то что с того? Это вечность минувшего.
Инвалид приближается к ним.
Инвалид. Где госпожа Пролль?
Роже. Она пошла за салфеткой.
Инвалид (говорит вполголоса). Кто бы мог подумать. Так внезапно. Семьдесят лет нынче не возраст. Или он уже давно был болен? Я и не знал. (Представляется.) Лухзингер. (Кивают друг другу.) Мы с Маттисом были друзьями, можно сказать, в одном гребном клубе состояли, о Господи, сколько ж воды с тех пор утекло…