Частный детектив. Выпуск 5 - Чейз Джеймс Хедли. Страница 42

Болезненная робость Джонни сделала его еще дороже почитателям, ибо они в известном смысле чувствовали свое превосходство, а, как известно, гораздо легче преклоняться перед кумиром, у которого хотя бы одна нога глиняная.

Так или иначе Трой просто не мог петь, если поблизости не было его друга… Немного позднее мне пришла в голову мысль, с небольшим запозданием, правда, — сможет ли петь Джонни Трой теперь, когда Чарли Вайт умер?.. Что, если у него пропал голос окончательно? Что, если на этот раз ему не оправиться от потрясения?

Такое предположение не могло быть по вкусу Себастьяну. Золотой голос Троя означал золотые альбомы с пластинками, прибыли для самого Джонни, для агентства, для Троянских Предприятий; миллионы долларов пропадали в замкнутом горле Джонни.

Судя по выражению лица Себастьяна, он думал о том же самом. Он только что заявил, что смерть Чарли явилась “страшным ударом” для Джонни, теперь, глубоко вздохнув, он продолжал:

— Последние два дня Джонни замкнулся, ушел в себя. С тех пор, как это случилось. Не знаю, вполне ли вы понимаете…

— Думаю, что да. Я слышал, что он, как бы сказать, чувствует себя не в своей тарелке, если рядом нет Вайта.

— Да…

Себастьян снова пригладил волосы.

— Это не секрет. Мы это обнаружили, когда Джонни первый раз должен был выступать с сольным концертом перед зрителями за несколько месяцев до выхода его первого альбома с пластинками. Зная его застенчивую натуру, мы попробовали начать с небольшого городка, постепенно увеличивая число присутствующих. Он всегда смертельно боялся сцены, но как–то оправлялся _со всеми страхами и доводил выступление до конца. Так было до того злополучного вечера, когда Чарли не было в зале…

Снова раздался телефонный звонок.

Он нахмурился, пожал плечами и схватил трубку. Это заставило меня почувствовать себя виновным. Возможно, его время было на вес золота, — скажем, пара тысяч за час. Но к тому времени, как я закурил и сделал пару затяжек, Себастьян закончил и положил трубку.

Я заговорил:

— Ну что же, если вы не можете помочь мне связаться с мистером Троем, я думаю, это все. И без того я отнял у вас достаточно времени.

Он переплел длинные тонкие пальцы:

— В конце концов, мистер Скотт, это решать самому Джонни, не мне. Пожалуй, я смог бы устроить вашу встречу. Уверен, мне он не сможет отказать.

Он снова помолчал и продолжил:

— Возможно, ему полезно немного поговорить об этом. Нужно же ему смириться со случившимся… Кто знает, мистер Скотт, не облегчит ли ваш визит мою задачу, то есть, если вы попытаетесь заставить его, нет, не заставить, а как–то встряхнуть его, извлечь из раковины, в которую он ушел, так сказать.

— Я не силен в искусстве уговоров.

— Будет достаточно, если вы сможете настоять на том, чтобы он ответил на ваши вопросы. Заставьте его задуматься о возможности самоубийства, даже убийства. Я‑то не сомневаюсь, что смерть Чарли была случайной, так что ваши вопросы лишь подтвердят данный факт. Но для Джонни это будет полезно. И, косвенно, для меня. Вы понимаете?

— Полагаю…

Раздался зуммер из маленького ящичка на столе Себастьяна, на его физиономии появилось раздраженное выражение. Он надавил на клавишу, женский голос произнес:

— Мистер Себастьян…

— Тельма, — рявкнул он, — я…

Освободив клавишу, он поднялся и молча прошел к двери. Когда он открыл ее, мне было слышно, как он говорил:

— Я же предупреждал: не беспокоить пока…

Дверь закрылась.

Очевидно, Тельма сообщила ему что–то важное, потому что он не сразу вернулся. Я поднялся, вновь посмотрел на фотографии, затем остановился перед назойливо бросившимся мне в глаза громадным, как его назвать — “шедевром”. Ну и ну. Действительно, всего лишь черная линия и красная клякса на здоровенном куске дерева. Художнику потребовалось максимум три минуты, чтобы все это нарисовать, Но, конечно, возможно, он месяцами думал, как их расположить…

Повернувшись, я заметил под крышкой стола Себастьяна, приблизительно на высоте колена, маленькую белую кнопочку. Я видывал подобные приспособления и раньше, поэтому кнопочка меня заинтриговала. Один мой знакомый с помощью такой кнопки вызывал вооруженную охрану, когда это требовалось. У второго парня такая кнопка открывала стальную дверь. Оба типа были аферистами. Мне стало интересно, для чего понадобилось белая кнопочка такому респектабельному джентльмену, как Себастьян. Поэтому я подошел и легонько нажал на нее. Я надеялся, что от этого письменный стол не взорвется и все три образцово–показательные секретарши не взлетят на воздух.

Знаете, что случилось? Стоило мне дотронуться до кнопочки, как на столе Себастьяна раздался телефонный звонок, а я чуть не выскочил из окна от неожиданности.

Конечно, я моментально вернулся на свое место и принял самую непринужденную позу, когда он торопливо вошел в кабинет. Он поспешно сел за стол и потянулся к телефону; вид у него при этом был весьма озадаченный. Телефон больше не звонил.

Себастьян снял трубку, послушал, нахмурился, потом взглянул на меня.

“Ох–ох, — подумал я, — видимо, Себастьяну зачастую приходится “принимать великие решения”, прямо на ходу, когда кто–то сидит против него в ожидании. Какой умный способ отделаться от назойливого посетителя. Очень ловко!”

— Как странно, — сказал Себастьян, — на линии никого нет.

— Да? Возможно, это был тот человек, который вам звонил прошлый раз?

Мне, конечно, не следовало нажимать на эту треклятую кнопку. В черных глазах Себастьяна снова появился мимолетный огонек.

— Возможно, — сказал он. — Ну что же, мистер Скотт, договориться о встрече с мистером Троем?

— Да, я был бы вам очень признателен.

— Олл–райт. Поезжайте туда и позвоните из вестибюля, прежде чем подняться наверх. Вы ведь знаете, куда ехать?

Я кивнул.

— Приблизительно через час.

На три часа у меня была назначена встреча с доктором Питерсом. На разговор уйдет как минимум полчаса. Потом надо возвратиться в город.

Я сказал:

— Сейчас у меня есть еще кое–какие дела. В четыре часа будет о’кей?

— Вполне, мистер Скотт.

После этого он просто сел на свое место и посмотрел на меня. Теперь мне не оставалось ничего иного, как подняться, поблагодарить и откланяться.

Выходя из здания, я начал раздумывать. Если Себастьяну так важно, чтобы его не беспокоили, что даже набросился на Тельму за звонки, то почему он не попросил не подсоединять его кабинет через коммутатор? Не означает ли это, что два важных телефонных разговора, которые он вел в моем присутствии, были ответом на нажим коленом беленькой кнопки?

А коли так, на какое “важное решение” я напоролся?

Глава 4

На другой стороне улицы, напротив Государственного Банка, возвышался колоссальных размеров стенд, левую половину которого занимал портрет Хорейши М. Хамбла, улыбающегося с профессиональным обаянием; правая же половина была выкрашена черной краской, на которой бросался в глаза написанный желтым призыв: “Президент Хамбл может для вас сделать гораздо больше!”

Он еще не стал президентом, но, по–видимому, эксперты посчитали, что такой призыв заставит колеблющихся доселе людей думать о Хорейше как о президенте. Сторонников у него было много: красив, остроумен, сексуален, очарователен и красноречив. Это не моя характеристика, я слышал ее от многих людей, считающих, что этих качеств достаточно для избрания на высокий пост.

У Хамбла был голос, который мог бы заставить ангелов спуститься с неба. И в этом он мне напоминал Джонни Троя; едва ли можно отрицать, что он в политике то же, что Джонни Трой в музыкальном мире… Лично я считал их обоих фигурантами шоу–бизнеса.

Наверное, вы уже поняли, что я на стороне Эмерсона.

Дэвид Эмерсон — не красавец, а всего лишь человек с приятной наружностью. Голос у него самый обычный, с легким налетом уроженца Запада. Меня больше интересовало то, что он говорил, а не как он это говорил. Человек грубоватый, порой резкий, твердо стоящий на земле, привыкший обращаться к Конституции США, а не к модным мыслителям вроде “сжигателя денег” профессора Картрайта.