Пожиратели мертвых (13-й воин) - Крайтон Майкл. Страница 15

Я как-то спросил у Хергера, женат ли он, и он сказал, что жена у него есть. Стараясь говорить как можно более деликатно, я попытался выяснить, что он думает по поводу того, сохраняет ли она ему верность в его отсутствие. Поняв, к чему я клоню, он рассмеялся мне в лицо и сказал: «Я уплываю за море и могу не вернуться или отсутствовать много лет. А ведь моя жена живая женщина». Из этих слов я сделал вывод, что, скорее всего, его жена не хранит ему верность, и он в этом фактически уверен, но это нисколько его не беспокоит.

Норманны не считают незаконнорожденным любого ребенка, родившегося у любого мужчины из их народа. Дети рабов иногда остаются рабами, а иногда становятся свободнорожденными; как и на основании каких законов это решается, мне неизвестно.

В некоторых норманнских племенах рабов отмечают, обрезая им мочки ушей. В других областях шеи рабов заковывают в железный обруч. Есть и такие места, где рабов вообще никак не метят; у каждого племени свои обычаи на этот счет.

Мужеложство среди норманнов не принято, хотя им известно, что у других народов это практикуется; их самих подобный способ удовлетворения похоти не интересует, и в силу того, что подобных случаев не бывает, не предусмотрено и наказания за это.

Все это и многое другое я узнал из разговоров с Хергером, а также из собственных наблюдений за моими спутниками и местными жителями во время пути. В дальнейшем я обратил внимание на то, что, где бы мы ни останавливались, местные жители спрашивали у Беовульфа, на какое дело он ведет свой отряд. Получив ответ – который для меня все еще оставался не вполне ясным, – жители начинали относиться к нему и его воинам, в том числе и ко мне, с особым уважением. Мы могли рассчитывать не только на обычное гостеприимство, но и на молитвы за нас и нашу удачу, жертвоприношения с целью склонить богов на налгу сторону и множество подарков, вручаемых нам, как здесь принято говорить, «на удачу».

Выйдя в открытое море, норманны развеселились, как мальчишки, несмотря на то что океан встретил нас не слишком приветливо. Волны были бурные, и наша ладья то взлетала вверх, то опускалась куда-то чуть ли не в морскую бездну. Я чувствовал себя не очень хорошо – как душевно, так и физически. Особенно тяжело пришлось моему желудку, и я вынужден был опорожнить его. После этого я поинтересовался у Хергера, чему так радуются его товарищи. Хергер ответил:

– Они счастливы, что скоро мы приплывем в родной дом Беовульфа. Это место называется Ятлам. Там живут его отец с матерью и весь его род, а он не видел их уже много лет.

На это я спросил с некоторым удивлением:

– А разве мы направляемся не в земли Вульфгара?

– Да, конечно, – ответил Хергер, – но лучше будет, если сначала Беовульф воздаст почести отчему дому и навестит своих родителей.

Судя по лицам моих спутников, все они – военачальники, знать и простые бойцы – были так же рады и довольны, как сам Беовульф. Я спросил об этом Хергера, и вот что он мне ответил:

– Беовульф – наш вождь, и мы рады за него и довольны тем, что здесь он обретет новые силы.

Я поинтересовался, какого рода силы он имеет в виду, и Хергер ответил:

– К нему перейдет сила Рундинга.

– А что это за сила? – спросил я и получил такой ответ:

– Это сила древних, сила гигантов.

Норманны верят в то, что в древние времена мир был населен гигантами, людьми огромного роста и силы, которые потом исчезли. Куда они подевались и почему вымерли, мне неведомо. Сами норманны не считают себя потомками этих гигантов, но верят в то, что могут обрести часть огромной силы древних великанов. Я остаюсь в неведении относительно того, какими способами они получают эти силы. Эти язычники верят во множество богов, которых тоже смело можно называть гигантами, обладающими особыми силами. Однако те гиганты, о которых мне рассказал Хергер, – это именно гигантские люди, а не боги. По крайней мере, я так понял.

В тот вечер мы пристали к скалистому берегу, где имелось некое подобие пляжа, выложенного камнями размером с кулак взрослого мужчины. Здесь Беовульф и разбил свой лагерь. Он и его люди провели большую часть ночи в возлияниях и пьяных песнопениях возле костра. Хергер присоединился к общему веселью, и у него не хватало терпения хотя бы кратко пересказывать содержание песен, поэтому мне осталось неведомым, о чем они пели, но все были в тот вечер счастливы. Как выяснилось, уже на следующий день мы должны были доплыть до родины Беовульфа – земли, именующейся Ятлам.

Мы отправились в путь еще до рассвета. Было настолько холодно, что все кости у меня ныли, а тело болело от того, что мне пришлось спать на твердых, острых камнях. Итак, мы вышли в море, и на нас обрушились яростные волны и ледяной ветер. Мы плыли под парусом все утро, и в течение этого времени общее веселье и возбуждение окружающих меня людей только нарастало, они вели себя почти как дети или женщины. Мне было странно видеть вокруг себя этих могучих, суровых воинов, которые хихикали и перешучивались, словно наложницы в гареме халифа, и не находили в своем поведении ничего не подобающего мужчинам.

Перед нами появился выдававшийся далеко в море скалистый мыс. Его каменная стена вздымалась высоко к небу, преграждая нам путь вперед. Хергер сказал мне, что за этим мысом и находится город Ятлам. Пока норманнский корабль огибал скалы, я все смотрел вперед, желая поскорее увидеть легендарный родной дом Беовульфа, о котором мне столько рассказывали. Воины смеялись и шутили все громче, и я понял, что в основном это были грубые шутки, касающиеся планов развлечься со множеством женщин, как только отряд сойдет на берег.

В этот момент в морском воздухе явственно запахло гарью, мы увидели клубы дыма, и все разом замолчали. Когда мы обогнули мыс, я своими глазами увидел, что город на берегу горит. Все вокруг было окутано дымом, а кое-где еще полыхало пламя. Нигде не было видно никаких признаков жизни. Город и его окрестности казались абсолютно пустынными.

Причалив к берегу, Беовульф и его воины сошли на землю и направились в город Ятлам. Повсюду лежали трупы мужчин, женщин и детей, некоторые были обожжены огнем, другие изрублены мечами – бесчисленное множество тел. Беовульф и его товарищи хранили молчание и даже при виде этого кошмарного зрелища никак не выражали своего горя и скорби, а о слезах не могло быть и речи. Никогда в жизни я не встречал людей, которые бы так принимали смерть, как норманны. Мне самому при виде такого количества убитых людей несколько раз становилось плохо, но лица моих спутников были непроницаемы, словно каменные маски.

Наконец, не выдержав, я спросил у Хергера:

– Кто это сделал?

Хергер показал рукой в сторону, противоположную свинцово-серому морю, на поросшие лесом холмы. Над лесами висел густой туман. Хергер показал туда и не стал ничего говорить. Я спросил его:

– Они пришли из тумана? Он ответил:

– Не спрашивай больше ни о чем. Ты сам узнаешь об этом гораздо скорее, чем тебе хочется.

И вот произошло то, ради чего мы сюда прибыли: Беовульф зашел в еще дымящиеся развалины одного из домов и вернулся, держа в руках меч. Меч был очень большой и тяжелый, а огонь так раскалил его, что викингу пришлось обмотать рукоятку большим лоскутом ткани. Поистине это был самый большой меч, какой я видел в жизни. Длиной он был почти равен моему росту, а его плоский клинок в ширину равнялся двум положенным рядом мужским ладоням. Это оружие было настолько тяжелым, что даже Беовульф нес его с некоторым трудом. Я спросил Хергера, что это за меч, и тот коротко ответил: «Это Рундинг». Потом Беовульф приказал нам всем вернуться на корабль, и мы снова вышли в море. Никто из воинов даже ни разу не обернулся, чтобы посмотреть на догорающий город Ятлам; один я стоял на корме и провожал взглядом удаляющееся пожарище и утопающие в тумане дальние холмы.

ЛАГЕРЬ В ТРЕЛБУРГЕ

В течение двух дней мы плыли вдоль равнинного побережья среди множества островов, которые местные жители называют страной Данов. Наконец мы дошли до болотистого побережья, прорезанного целой сетью ручьев и рек, впадающих в море. У этих рек нет собственных имен, но каждая из них в отдельности называется «вик». Люди, живущие по берегам этих протоков и рек, именуются викингами. Этим словом издавна обозначают норманнских воинов, которые ходят под парусом вверх по таким рекам и нападают на поселения, расположенные даже далеко от побережья [14].