Братья - Чен Да. Страница 40

— Кто там?

— Начальник комитета, — прокричал в ответ Кун.

— О, подождите секунду.

Дверь распахнулась. Полная женщина приблизительно лет сорока в ярко-красной одежде с горным цветком, прикрепленным к ее жирным волосам, улыбнулась.

— Здравствуйте, госпожа Чен, — поклонился Кун.

— Что вам угодно? — спросила хозяйка. Она была такой же толстой, как и ее муж. Ее облегающая блуза и юбка очерчивали пухлые груди и складки жира сзади. Толстяки здесь популярны, хотя и малочисленны. Все остальные жители были гораздо более худыми — рабочие рычаги, которые съедали три миски риса, а четыре теряли по пути на работу. Должно быть, эта женщина считалась самой очаровательной и самой сексуальной женщиной в деревне. По мнению жителей, ухоженная женщина должна быть непременно толстой и накрашенной.

— Я пришел, чтобы поговорить с вашим мужем о Суми.

— Что вы можете сказать ему нового?

Женщина была лаконична и груба, ее руки упирались в бока.

— Не знаю. Именно поэтому мы здесь.

— Она не пойдет в школу.

— Кто это сказал?

— Она сказала.

— Я могу спросить ее саму?

— Нет, она занята.

— Прежде чем мы уйдем, я должен спросить ее кое о чем. Мне нужно получить от нее ответ.

— Кто сказал, что вы должны?

— Я говорю.

— А кто вы такой, черт побери, чтобы стоять у нашей двери с этим сыном Лонов и угрожать мне, бедной маленькой домохозяйке? Уходите!

— Суми, выходи! — прокричал Кун, зная, что он ничего не добьется от этой жирной бабы.

— Вы попусту тратите свое время. Я скажу мужу, и вы пожалеете.

— Нет, это вы пожалеете. Я сообщу об этом нашей коммуне, и мы посмотрим, кто выиграет.

— Господин Чен знает всех лидеров коммуны и всего округа. Вам не запугать нас. Правитель округа делает то, что он хочет, и никто не смеет мешать ему. Вы слышали?

— Боюсь, что это будет не так просто, — сказал Кун.

— Если она пойдет в школу, кто будет заботиться о ее незаконнорожденном сыне? Скажите мне.

— Она может приносить ребенка в школу. Он никому не помешает, — вставил я, пытаясь быть полезным.

— Кто вы такой, чтобы указывать мне, что делать?

— Я ее одноклассник.

— Я знаю, кто ты такой и откуда приехал. Вы сами скрываетесь от правительства, все об этом знают. Вся твоя семья опозорена. Именно поэтому вы здесь. Меня ты не обманешь. Знай свое место — или пожалеешь.

Я был ошеломлен. Они все знали обо мне? Тогда почему вели себя так, будто все прекрасно?

— Не нападайте на него. Он пришел сюда не для того, чтобы бороться с вами, — сказал Кун. — Позвольте мне поговорить с Суми, или я зарегистрирую жалобу.

— Пошел вон! — Толстуха повернулась и хлопнула дверью.

Мы оба лишились дара речи. Пока мы задавались вопросом, что нам теперь делать, дверь снова открылась. Это была Суми. На одной ее щеке виднелся синяк, а ее глаза были красны от слез. На руках она держала красивого малыша, с большими глазами и тонким носом. Он плакал, потому что плакала его молодая мама. Она поклонилась и умоляющим голосом сказала:

— Я не пойду в школу. Спасибо за то, что пригласили меня снова.

— Ты зарегистрирована на участие в государственных вступительных экзаменах для поступления в Пекинский университет. Вот подтверждение! — воскликнул я.

Она подняла глаза, вытерла слезы, чтобы лучше видеть, и уставилась на лист бумаги у меня в руке.

— В самом деле? Меня зарегистрировали для участия в экзаменах? — недоверчиво переспросила она.

— Да, посмотри сама.

С жадностью Суми пробежала глазами краткое описание экзамена и увидела свое имя.

— Я не могу поверить в это.

— Ты должна. Мы поможем тебе подготовиться, — сказал я. Кун кивнул в знак согласия.

Я увидел подростка-дауна, который выбежал из дома, держа в руках высоко поднятый деревянный стул. Он явно намеревался ударить Суми сзади. За ним опять вышла толстая женщина, настропалившая своего сынка.

— Иди и приведи ее! Они пришли, чтобы забрать твою невесту! — кричала она.

— Никто не заберет мою невесту! Никто не заберет мою невесту!

Умственно отсталый мальчик не мог четко произносить слова, но я понял его и сделал шаг вперед и отодвинул Суми в сторону как раз вовремя, чтобы не допустить удара. Но даун был очень сильным. Он снова поднял стул и решил ударить меня. Я поймал стул в воздухе и так сильно сжал правую руку мальчика, что маленький демон закричал подобно овце, зовя свою мать:

— Мама! Мама! Больно, больно!

— Вы плохие люди, вы пришли, чтобы нанести нам вред. Это — война! Подождите, пока вернется мой муж. Ты поранил его единственного сына. О, ты за это заплатишь! — Женщина сжала кулак и ударила меня в грудь.

— Пожалуйста, уходите, — умоляла нас Суми. Ребенок плакал. Но она крепко держала в руках подтверждение об участии в экзаменах.

Кун подтолкнул госпожу Чен внутрь дома и сказал ей:

— Мы уйдем, но вы должны снова отпустить ее в школу.

— Никогда! Вы не монах! Вы настолько грубы, что вмешиваетесь в наши семейные дела. Мы купили эту девочку. Это не ваше дело. Уходите отсюда! А ты, молодой Лон, не смей посягать на невесту моего сына.

Кун схватил меня, и мы ушли, как пара побитых собак. Я знал, что создал себе проблемы, выступив против самого страшного человека города, но и кое-что приобрел. Я снова увидел Суми и вручил ей свое стихотворение.

— Мы должны что-то сделать, — сказал Кун. — Мне жаль, что я вовлек тебя в это дело.

— Это справедливо, ректор Кун.

— Но ты не должен упускать из виду толстого человека. Он кусается в ответ, подобно ядовитой змее.

— Я не боюсь.

— Хорошо. Но он ударит тебя, когда ты будешь наименее подготовленным.

Я все еще слышал лай собаки и крик толстой бабы.

— Я беспокоюсь о Суми.

— Я тоже.

— Что может случиться с ней?

— Даже не представляю.

— Вы думаете, что мы сделали ей хуже?

— Нет, думаю, мы все сделали правильно.

— Ректор Кун, нам действительно повезло, что вы наш преподаватель.

— Это мне повезло, что вы поддерживаете меня.

— Мы обменялись рукопожатием. Я оглянулся. Дом под красной крышей теперь казался крепостью или тюрьмой.

На следующий день на школьной стене, на которую обычно наклеивались политические лозунги, появился большой зеленый плакат, бросавшийся в глаза, как уродливое родимое пятно на лице. В нем сообщалось, что ректор Кун официально снят с должности главы коммунистической партии деревни Лу Чин Бэй, а главой назначен Лоу До Чен, толстый человек. Далее в плакате говорилось, что господин Чен, видный бизнесмен, вступивший сегодня в коммунистическую партию, будет заботиться и представлять политические дела деревни, как того требует партийное руководство. Также он обещает выполнять работу без выплаты ему жалованья, что само по себе является самоотверженным актом, заслуживающим похвалы. В самом низу плаката было упомянуто, что ректора Кун увольняется за растрату партийных взносов. Уведомление было подписано руководителем партии округа. В правом нижнем углу плаката бросалась в глаза официальная печать.

Я знал о могуществе мистера Чена, но не ожидал, что его реакция будет столь быстрой и враждебной. Я видел своих одноклассников, толпящихся перед плакатом. Они смеялись и хлопали друг друга по плечам.

— Я говорил тебе, что калека был воришкой, — сказал один из студентов.

— Дерьмо партии — старые новости. Кого заботит, кто будет нашим политическим лидером: толстый человек или калека? — засмеялся другой парень.

Я поспешил в свою классную комнату. Там в своем обычном углу с умиротворенным взглядом сидел ректор Кун. Он курил свою самокрутку, выпуская синеватую спираль дыма, которая поднималась к утреннему солнцу, сияющему за окнами. Кун напевал местную народную мелодию, очень похожую на ту, что пел в усыпальнице. Его голова была побрита, хотя корни волос не были сожжены, как у настоящего монаха. Он выглядел как обычно.

— Господин Кун, мне жаль, что они уволили вас, — сказал я. — Правда ли то, что они говорят?