Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 102

— Все в порядке? — поднялись его брови. — Когда собеседник так замолкает и ошарашенно смотрит в глаза — это создает толику дискомфорта в беседе.

— Простите. Меня озарила идея для… моей работы…

Со смиренной улыбкой всезнания Влад вытряхнул наггетсы во вторую прозрачную латку, безмолвно сообщая мне: «Да-да, Антон рассказывал про твою работу…» Господи, надеюсь, он не читал, что я делал с его сыном — и что его сын делал со мной… Интересно, что хуже?..

Курица в панировочных сухарях отправилась к картошке фри, прозрачная дверь духового шкафа закрылась, нарисованная на корпусе плиты стрелка указала на метку «180°». Пока картофель и наггетсы готовились, Влад занялся овощами — и приобщил меня к работе, за что я был от всей души ему благодарен. Его посыл «Перелом — не повод отлынивать…» зарядил меня решимостью бороться с банками консервированного гороха и сладкой кукурузы до конца. Бой был равным, но после долгих кряхтений я таки сумел открыть жестянки и, кое-как перебравшись на высокий барный стул, переложить их содержимое в глубокие белые миски. Далее мне дали распоряжение резать свежие овощи для салата: монотонность движений правой руки и мерный стук ножа о деревянную доску умиротворяли меня и убаюкивали ранее ноющую ногу. Мне оставалось лишь догадываться, знал ли Влад о положительном влиянии своего традиционного призыва помочь с готовкой или же, элементарно, хотел развеять атмосферу неловкости… может быть, поддержать мою уязвленную гордость?.. После того, как он озвучил причину, по которой я отказался от бритья, я ощутил, что она была истинной, пусть ранее и не думал в эту сторону. Старался не думать?.. Тотчас я вспомнил наистраннейший сон с участием двух альтер эго — и все окончательно встало на свои места, ведь вот он теперь — тот самоуверенный брутал из сновидения — в отражении на лезвии ножа смотрит на меня. Только им я, сколько бы ни пыжился, больше не являюсь. Я отрекся от черт его характера, чтобы не быть своим отцом — человеком, который портит мою жизнь, даже будучи мертвым…

…Подумать только, сколь разные семьи: семья Антона и моя… У него никогда не было настоящей матери, но среди двух его отцов нет ни одного тирана, коего так не посчастливилось иметь мне… А была ли у меня настоящая мать?..

— Осторожно, — вырвал меня из ядра собственной головы проникновенный голос Влада. — Опасно отвлекаться, орудуя ножом. Мы же не хотим, чтобы и этот день обернулся трагедией. — Он шутил, припомнил вчерашний инцидент совершенно беззлобно, однако я не смог избежать укола гиперчувствительной совести.

— Простите… за то, что усложнил Вашу жизнь и доставил хлопот Вам и Антону…

— Что ты, какие хлопоты.

— …не будь меня, Антон бы не переезжал…

— Переезжал бы, — холодно возразил Влад, — просто к кому-нибудь другому.

Даже думать об этом не хочу…

— Вы довольно спокойно отнеслись к… — На несколько секунд я замялся, и Влад выразительно приподнял одну бровь. — …к нашей с Антоном ситуации.

— Нет, — хохотнул он, заняв стул подле меня. — Я не показал, как отнесся к вашим отношениям — чувствуешь разницу? Так же, как и Паша, я не прыгаю от счастья до потолка, потому что на собственной шкуре познал, каково это — быть гомосексуалистом в России. Ни один родитель в здравом уме не пожелает своему ребенку такого испытания. Да только от желания пап и мам мало что зависит… Я осознавал, что выбранный мною образ жизни может пагубно отразиться на Антоне… но, несмотря на это, не нашел в себе силы отказаться от любимого человека. Они оба для меня важны…

Облокотившись на столешницу, Влад изящно подпер скулу пальцами и замолчал. Мой нож замер над частично нарезанным огурцом — на кухне зависло молчания. Как тяжелое водное облако, оно давило на наши плечи, и в нем я безошибочно узнавал укоренившееся чувство вины.

— Меня растила традиционная семья, — не сдержался я. — Не две матери и не два отца, но при этом я ведь тоже, выходит… гей… ну, или би… Нельзя поменять ориентацию по причине увиденного на телеэкране или в семье, так же как и цвет глаз, тип нервной системы. Антон такой лишь потому, что он — такой. Как и я. Как и Вы, как и Павел. Оно просто есть — и все, в самом-самом начале зародилось где-то глубоко внутри… Извините, что влез…

С искренней детской опаской я посмотрел на Влада, но вместо ожидаемого мной раздражения на его губах проявилась едва заметная улыбка. Без слов он соглашался и благодарил меня за озвученное мнение. Не собирался поставить меня на место, одернуть короткий поводок. Взрослый слушал меня… относился ко мне как к ребенку, но все же принимал во внимание сказанное мною…

Раньше подобного со мной не бывало…

Позади хлопнула дверь. Павел приближался ко мне так свирепо, что по закону жанра обязаны были воспламеняться его следы. Мои руки дернулись к колесам, потому как, запаниковав, я в ту же секунду забыл, что из мобильного кресла пересел на недвижимый барный стул. От греха подальше я отбросил нож: невозможно было предсказать, как поведет себя мое тело в тени смертоносного зверя. Руки Павла взметнулись — я дернулся назад, чуть не падая вместе со стулом! — и его широкие ладони громоподобно приземлились на стол.

— У него одна спальня! — пробасил Павел, полностью игнорируя мое существование. Неплохой расклад — в сравнении с остальными…

— И? — улыбнулся Влад.

— Что значит «и»?! У него — одна — спальня! Пусть… болезненный спит на диване!

— Да ты шутишь! — саркастично рассмеялся Влад. — Ты видел на сканере содержимое сумки Антона: они не будут спать порознь…

Да что там такое — в сумке Антона?!..

— …Смирись уже. И еда будет готова через несколько минут.

Павел обнажил стиснутые зубы, но отсутствующее выражение лица Влада говорило само за себя: «Пререкания окончены. Скоро к столу». Как и в первую встречу с биологическим отцом Антона, я выпал из чужого поля зрения, только на этот раз о моем присутствии позабыли двое — и появившейся возможности свалить я был рад как никогда прежде! Бесшумно пересев в инвалидное кресло (бесшумно — на фоне разъяренного пыхтения Павла), я подъехал к двери спальни и приоткрыл ее.

— Не заходи — я переодеваюсь! — крикнул Антон, но, пропустив мимо ушей его вопль, я заехал в комнату.

— Это я.

— Я знаю! — недовольно выплюнул он и, отвернувшись к шкафу, как можно скорее накинул рубашку. Что-то я окончательно перестал что-либо понимать…

— Я думал, ты родителей стесняешься, — поразился я. — Меня-то чего стесняться? После того, что было!..

— Я не стесняюсь, это… другое, ясно?!

— Нет, вообще-то…

Внемую всплеснув руками, Антон сокрушенно опустился на кровать, закрыл покрасневшее лицо руками и прорычал в них нечто неразборчивое. Мне стоило немалых усилий ровно припарковать свое кресло и притом не отдавить Антону ноги. Я ободряюще погладил его по бедру, грубая джинса неприятно оцарапала кожу.

— Что случилось? — всего-то вымолвил я.

Антон сидел молча какое-то время, уткнувшись в ладони, но я был терпелив — и любопытен; готов был прождать сколько угодно — ровно до готовности наггетсов и фри, потому что голод — не тетка…

— Сегодня я знатно опозорился… — пробубнил он, не отнимая рук от лица.

— Что было в сумке?

— То, о чем тебе пока знать не полагается… и родителям тем более — и чужим людям!.. Бесит… какой поганый день…

Мне было больно это слышать: больно от того, что день семнадцатилетия Антона утратил для него весь свой лоск. Казалось, моя жизнь обесцвечивалась вместе с сегодняшней праздничной датой из-за обиды на Фортуну и разочарования обожаемого мною… нет, не «мальчишки» — «молодого мужчины»…

— Разовое падение в грязную лужу не должно портить твой день рождения. Конечно, мягко сказать, неприятно попадать впросак — мне это известно лучше, чем кому бы то ни было! Но взгляни на ситуацию с другой стороны: я — жив, Везунчик и твои родители — здоровы, все мы хотим разделить с тобой торжество; в духовке готовятся первоклассные вкусности, в холодильнике ждет твоего внимания торт…