Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 103

Я планировал подкинуть еще пару заслуг этого дня, но ломать голову дальше не пришлось. Лоб Антона мягко уперся в мое плечо, я коснулся виском его макушки. Я ощущал в воздухе верные слова, которые финальным штрихом прогнали бы оставшиеся Антоновы печали. Я вслушивался в их голоса, всматривался в их силуэты, однако на языке вертелось совсем иное короткое заклинание:

— С днем рождения… — повторился я, и руки Антона оплели мои плечи.

— Ты еще кое-что забыл… — улыбнулся он в мою футболку.

— «Я люблю тебя»?..

— Поувереннее, пожалуйста! Это все-таки мой день рождения!

— Я тебя люблю!

— Вот так уже лучше!

Освобожденный от хмурых туч, Антон сжал меня до боли в шее, и в этой неудобной для нас обоих позе мы просидели пару минут, прежде чем услышать долгожданный крик Влада:

— Все готово! К столу!

====== Глава 70 ======

Я вспоминаю свои семейные праздники: за шумным столом я вечно чувствовал себя лишним, бесплотным духом, способным слушать разговоры, вежливо улыбаться не совсем понятным или откровенно неуместным шуткам, есть то, что лежит на тарелке. Отец с пылом доказывал всем окружающим свою правоту, мать прятала уязвленность за маской задора, сея оскорбления в обертке из бородатых анекдотов, брат вкидывал в их ядовитую «шутливую» перебранку меткие замечания обо мне или других знакомых людях… Вместе с преснеющим угощением я тонул, захлебывался слизью ненависти, сочащейся из каждого рта. Свет в кухне становился блекло сияющей пылью, ароматы съестного — обесцвеченным паром; истончались нити, привязывающие умеющую мыслить начинку к оболочке из кожи и костей: я перемещался туда — в несуществующие города и леса, на металлические настилы внутри космических кораблей, под небесно-синюю водную толщу. Туда, откуда мне больше не было нужды сбегать, лишь бы не обжигаться о чужое несчастье… потому что я видел все это — то, что другие с пустым усердием скрывали внутри… За прожитые годы я полностью уверился в том, что мое спасение заключено в отсутствии людей. Но, очевидно же, как сильно я ошибался…

Сидя на барном стуле в обществе человека, которого люблю, человека, которого уважаю, и человека, которого искренне боюсь, я дышал полной грудью. Впервые за долгое время. Впервые за никогда?.. Влад по зову изощренно-нежной отцовской любви смущал Антона рассказами о его детстве — мои челюсти ныли, так много я улыбался и смеялся душой! Мы пили фруктовые соки, чтобы не соблазнять несовершеннолетнего Антона вином, имеющимся в моей квартире в достатке, ели наггетсы с фри, йогуртовый торт, словно материализовавшийся с яркой фотографии в кулинарном журнале. Еда была обычной — но невероятно вкусной благодаря людям, разделившим ее со мной. Даже лютые взгляды Павла не испортили малины! Я не могу похвастаться экстрасенсорными способностями, но отчего-то в тот вечер знал наверняка: Павел боролся с желанием опрокинуть мой барный стул, чтобы не навредить загипсованной ноге. Однако момент, когда он взялся за нож для нарезки торта, заставил меня всерьез побледнеть… Что отличало эту своеобразную троицу от моей биологической семьи? Они были счастливы… Они были по-настоящему счастливы вместе! Я ощущал это в их голосах, видел за их красивыми лицами! Меня опутали их узы доверия, сочувствия по отношению друг к другу, поддержки в решении любых проблем; я любовался настоящей семейной любовью как невиданным ранее зверем — и одно это навевало тоску. Вот на чем держится их лишь в одном аспекте нетрадиционная семья, а моя — на механической привязанности, страхе расцепиться, оказаться на обочине в одиночестве. На избегании того, что я, сам того не заметив, успел пережить…

Покидая мой дом, Павел всеми правдами и неправдами силился забрать Антона с собой, взывал к его здравому смыслу, метал аргумент за аргументом в отстраненное лицо приемного сына, пока Влад не зажал Павлу ласково рот, говоря:

— Так, достаточно. Все, нам пора.

Его голос точно принадлежал заботливому и мягкому воспитателю, уговаривающему ребенка съесть-таки ненавистную запеканку. Руки нежно, но настойчиво вытянули Павла на лестничную клетку, и, попрощавшись, Антон закрыл дверь. В его направленном в пол взгляде читались волнения за отцов: все же усилия Павла возымели некий эффект — вызвали опасения и чувство вины. Совершенно негодное послевкусие под конец столь важного дня…

— С ними все будет в порядке, — улыбнулся я из инвалидного кресла.

— Конечно, будет, — нарочито раздраженно отмахнулся Антон. — Я и не переживаю… не в Канаду же уехал… тут всего ничего… — Он говорил все тише и тише, избегая смотреть мне в глаза. Наши пальцы нашли друг друга, и Антон поджал губы, точь-в-точь маленький мальчик, борющийся с проглоченными слезами.

— Хочешь, вместе поваляемся в постели, посмотрим какой-нибудь исторический фильм?

— Ты же их терпеть не можешь, — поделился слабой улыбкой Антон.

— Не совсем… Как и у всего, у них есть свои положительные стороны. Например, они — отличное снотворное для меня! Да и сегодня твой день, не забывай.

Антон приблизился ко мне еще на шаг, его ноги дрогнули и тут же напряглись.

— Если я попытаюсь сесть к тебе на колени, кресло сломается?

— Вполне вероятно, — кивнул я, исходя не столько из технических параметров покупки, сколько из статистики своего тотального невезения.

Остаток вечера мы провели на кровати за просмотром отчасти документальной передачи о таинственных загадках истории — каждый из нас нашел в ней что-то для себя: Антона привлекала точность описания вплетенных в вымысел исторических фактов, а меня — мистика и легенды. Минувшей ночью я очень плохо спал, так что, несмотря на разгоревшийся интерес, все-таки заснул на середине затягивающего повествования. С начатым пакетиком жевательного мармелада на груди… События сегодняшнего дня и, определенно, вчерашнего слились в жуткую мешанину из надуманных образов и воспоминаний, в результате чего мне приснился этот страннейший сон.

Голос стоящей на сцене директрисы доносился как со дна колодца: я не разбирал произносимых ею слов, поглощал нечленораздельные гулкие бульканья, а также змеиный шепот толпы. В светлом актовом зале все стулья были заняты одноликими серыми людьми, бесполыми, бездушными. Все, кроме одного. Под его настойчивым взглядом меня душил тугой галстук, жала темно-синяя школьная форма. Левый висок горел. Рука сама потянулась к нему, и дабы скрыть признаки дискомфорта, я завел спутанные волосы за ухо — получилось невесть что. Почему он, сидящий через проход, непрерывно смотрит на меня?.. Очень редко на меня обращают внимание: я стараюсь быть незаметным, в невидимости мое спасение — за надежным забором, из-за которого я вижу людей вокруг, а они меня — нет. Но эти ледяные по цвету глаза скоро прожгут во мне сквозную дыру… Их обладатель, объективно красивый светловолосый мужчина, пугал меня пристальным взглядом. Его пальто казалось мне отчего-то знакомым, но сам он ни одной своей черточкой не напоминал никого. Невзрачные живые манекены хлопали воодушевленному бульканью на сцене; ни я, ни он не смыкали ладоней. Мы были живыми, освобожденными от условностей — вот почему. Мы были выше притворной торжественности. Но, невзирая на это глобальное сходство, я по-прежнему был испуган — уязвим…

Не дожидаясь конца невнятной речи, я поднялся и беззвучно вышел в проход. Среди недвижимых пыльных голов сложно было меня не заметить; мужчина встрепенулся, повернулся на стуле вполоборота, не отпускал взором мою спину до самых дверей, еле-еле поддавшихся мне и выпустивших в безлюдный широкий коридор. Справа и слева двери классов были закрыты, над головой жужжал электрический свет, шаги отдавались громким раскатистым эхом, врезающимся в самую середку груди. Как можно скорее я добрался до двери мужского туалета и, войдя, притворил ее за собой, точно одно это могло остановить какую угодно погоню. Висок нестерпимо пекло: я подошел к средней раковине, подержал немного руку под обжигающе ледяной водой и приложил ладонь к коже — стало чуть легче. Как же хочется домой… Что я вообще здесь делаю? Это не та школа, где я учился. Почему на мне отдаленно знакомая форма? Почему я вообще опять ученик? Я думал, этот ад для меня завершен — завершился в тот день, когда я не пошел на свой выпускной, лишь после мать забрала из школы мой аттестат… Я выключил воду; дверь распахнулась — прижатая к виску рука помешала мне сразу увидеть вошедшего, я потерял драгоценные секунды, кои мог потратить на побег или хотя бы крик о помощи! Сильные руки прижали меня к мягкому пальто, солнечные пряди частично закрыли глаза. Я попытался вырваться из насильных тесных объятий, сопротивлялся дурманящему запаху чужого тела — все было тщетно. Как легкую — полую куклу, мужчина оторвал меня от пола и занес внутрь кабинки. Вернувшись на кафель, я не устоял на ногах, оперся коленом на опущенную крышку унитаза; позади мгновенно захлопнулась дверь, каменные руки закрыли мой рот, сжали ребра. Вес взрослого тела опустился на мою спину — я оказался в ловушке, лишенный возможности разогнуться иль сдвинуться. Сердце стучало как сумасшедшее! Оно знало, чего ожидать…