Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 69

Мать хмыкнула — я поджал губы, но никак более явно свою злость не проявил.

— Марк, хватит верить в сказки.

— Ох, ну да, как я мог забыть! — взвыл я, саркастично закатывая глаза. — Любви же не существует! Как и счастья или, элементарно, отсутствия боли…

Теплые материнские ладони сомкнулись на моих щеках.

— Марк. Я ведь говорила тебе. Откуда всему этому здесь взяться? Посмотри вокруг: мучения, грязь, смерти, предательство — это Ад. Мы здесь, чтобы отмучиться и стать добрее. Если душа счастлива, она не будет меняться и делать выводы. Нам должно тут быть плохо, чтобы там было хорошо…

Я не был удивлен или расстроен. Почему?.. Да потому что знал наизусть эту речь с сознательного возраста. Я понимал, что дает матери эта теория — надежду на лучшую жизнь там, за чертой. Но разве это повод перечеркивать эту?..

— Мам… если ты сделала неправильный выбор, это еще не значит, что и я сделаю такой же… — как можно мягче попытался я выразить свою мысль. — Я не буду хвататься за кого-то просто потому, что этот человек удобен или кажется таким… Я ухвачусь за того, без которого не смогу жить…

Ее руки соскользнули с моего лица.

— Верь в это…

— И ты считаешь, что эта фраза поддержит мою веру в лучшее? — опешил я. — Ты произнесла ее так, будто у тебя кусок льда в горле.

— А ты что, видел, чтобы кто-то в нашей семье был счастлив? — Отпустив очередную усмешку, она поднялась и пошла в прихожую обуваться. Я собачкой понесся следом. Казалось, останься последнее слово за ней — и мрачная присказка превратится в закон мироздания. — Твоя прабабка не была счастлива в браке — прадед был садистом. Все браки твоей бабки были короткими и несчастными. Про то, что твой отец устраивает, ты и сам знаешь. Валик тоже не пищит от восторга — жена его доводит вечными «хочу»…

— Кстати, когда-то эта женщина была еще одной «хорошей девочкой» с твоей работы, — не подумав, припомнил я, и, дернувшись, мать выронила концы шнурков ее стареньких кроссовок.

— И нечему удивляться: у всех так…

— Нет, не так! — Всплеснув руками от бессилия, я облокотился на стену и грустно рассмеялся. — Почему… почему ты делаешь именно такой вывод?! Отчего не прийти, например, к мысли, что все в нашем роду просто выбирали неправильно? Что они делали ставку на разум, а не на сердце… как было и у тебя — ты же сама рассказывала…

— То есть я во всем виновата? — холодно изрекла мать, накидывая легкую красную куртку.

Ну вот, опять эта агрессивная вопросительная форма…

— Я не это сказал… Давай… оставим этот разговор, хорошо?

— Хорошо, — все так же сдержанно кивнула она. В кармане зазвенели ключи, когда ее пальцы сжали грязный металл.

— Обнимемся?.. — кротко попросил я. Тело само приблизилось к ней на шаг, а руки дернулись в надежде на согласие.

— Я уже в уличной одежде. Вымой руки после того, как закроешь дверь. Позвоню, когда приеду.

Звук ее тихих шагов наполнил лестничную клетку, и с грохотом захлопнулась металлическая дверь, оставляя меня одного в прихожей. В памяти промелькнули тысячи — нет, десятки тысяч — точно таких же кадров. Быстро листая их, можно увидеть короткую анимацию того, как лет с десяти я «состарился» до двадцати трех… Драматичный мультик под печальным названием «Обнимемся?..»

Запирая входную дверь, я размышлял о том, что, наверное, сегодняшняя обида матери на меня была оправданна: я ведь действительно имел в виду то, что сказал. С другой же стороны, я лишь констатировал факт, цитировал слова, услышанные от нее в детстве. Однако удивляться не приходится, пока в нашей семье существует негласное табу на правду…

Разозлившись из-за сказанного мной, мать и не подумала заглянуть в спальню — выходит, я зря прятал Антона и столько нервничал… Как можно скорее я повытаскивал ящики из бельевого шкафа и открыл дверь в третью комнату.

Горело электрическое солнце. Время по-прежнему стояло на месте: не двигались машинки, не шелестела неживая трава, не журчали стеклянные воды. У моих ног на жесткой зелени лежал Антон. Его грудь мерно вздымалась от дыхания, веки были плотно закрыты. Искусственные длинные волосы разметались по траве, спутались с ней, точно сказочные корни, соединяющие этого удивительного мальчишку с моим миром фантазий, с игрушечной Страной Чудес… На платье моей персональной Алисы с ней за компанию дремал плюшевый кролик, и дыхание Антона словно бы оживляло его.

Бесшумно я присел на траву и потрепал Максика по синтетической шерсти. Картина маслом: тот, кто спасал меня в детстве, — и тот, кто спасает меня сейчас…

Пусть поспят…

Они устали…

====== Глава 51 ======

Комментарий к Глава 51 Думаю, вам стоит выпить перед прочтением… побольше…

Во дворе царила ночь. Корявые ветви ягодных деревьев царапали шиферный забор, наполняя холодный летний воздух адскими трелями, вгрызающимися в каждый нерв.

Двигаясь вдвое медленнее обычного, я шел по заасфальтированной дорожке, мимо иссиня-черных кустов, скрывающих песочницу, по небольшой бетонной лесенке с покатыми ступенями, к плитам у сарая. Темно-синее небо над головой скрыли лозы дикого винограда, протянувшие свои путы к дряхлой шиферной крыше. Позади, со стороны песочницы, доносились едва различимые шорохи, будто кто-то или что-то лениво рыло мокрый песок…

Безжизненный, лишенный красок куст пиона хлестнул по плечу, и я дернулся вбок, раздирая предплечье о кривой ржавый гвоздь, торчащий из стены сарая. Босые ноги с грубых мелких камней, вросших в бетон, ступили на ледяные серые плиты. Выругавшись, я провел пальцами здоровой руки по ране, и кожа заметнее окрасилась в бордовый. Злосчастный гвоздь не просто оцарапал меня, он поддел кожу, оставив под ней рыжие скорлупки коррозии. Если не очистить рану, начнется заражение крови, а писатель без рук — жалкое зрелище… С тяжелым вздохом усталой обреченности я сел на плиту и поднес раненую руку ближе к глазам. Кончики пальцев аккуратно приподняли торчащий кусок кожи и попытались вытянуть из кровоточащей плоти частички ржавого металла — боль не заставила себя ждать: горячей волной она окатывала рану и голову, минуя все остальное. Будто неосознанно я дергал за струну, одним концом цепляющуюся прямо за мой мозг… Больно, но все же терпимо — потому что я сам делаю это; касайся оголенного мяса кто-то другой — и я бы уже ревел навзрыд, умоляя остановиться!..

Нет, невозможно вычистить все… Этот кусок кожи мешает… Подцепив торчащий лоскут, я медленно потянул за него, и две неровные алые линии расчертили предплечье до локтя. Кровь не хлынула, даже когда я полностью содрал отслоившуюся кожу. На внешней стороне руки теперь зияли незащищенные мягкие ткани. Их жар сталкивался с холодом ветра, мгновенно усмиряя боль. Я сжал кисть в кулак, и обнаженные мышцы задрожали. В темноте сверкнула сталь: влажную багровую плоть пронизывала мелкая металлическая сетка. Я более чем уверен, что так быть не должно… Не долго думая, я выковырнул ногтями край неведомой сетки — и мощный, сбивающий с ног импульс устремился к болевым центрам головного мозга! Я кричал в ночи, сжимая зубы до костной боли, но все же тянул за сталь, нехотя отрывающуюся от сухожилий и мышц. Кажется, именно сетка сдерживала кровь; багряные густые потоки стекали по локтям и затапливали серый бетон. Наконец легкий металл упал в лужу крови, а измученная рука безвольно повисла. Боль угасала, но слишком медленно…

Толстые когти заскрежетали по заасфальтированной дорожке, и из-за закутка с песочницей явил себя черный зверь. Не волк и не медведь, он совмещал в себе черты обоих кровожадных хищников. Сетка защищала меня, скрывала от его нюха… На асфальт капала ядовитая желтая слюна, белые, как прожекторы, глаза зажглись, ослепляя меня. Всего на мгновение! — которого хватило зверю, чтобы в один прыжок наброситься на меня, повалить спиной на плиты и впустить нескончаемые острые зубы в и без того кровоточащую руку. Кончики клыков уткнулись в кость — я кричал, вопил до нестерпимой рези в глотке! Пока практически полностью отгрызенная конечность не хрустнула в последний раз…