Совсем не мечта! (СИ) - "MMDL". Страница 93

— Тебе и не нужно…

— …Я — «пороховая бочка», — громче говорил Антон, точно не слышал меня, — я горяч, я поддаюсь эмоциям, сначала делаю что-то и потом только думаю, хотя не идиот ни разу!..

— В этом нет…

— …Мне трудно молчать, когда что-то идет не так! Мне чуть ли не физически больно сохранять невозмутимость, слушать или видеть идиотию и при этом ничего не делать, чтобы ее остановить! К тому же, если я вбиваю что-то себе в голову, мне потом вообще никак не отделаться от идеи фикс! Как сейчас! На рациональном уровне я понимаю, что ничего требовать от тебя не могу, что невозможно заставить кого-то доверять другому человеку, что время в корне неподходящее! — но ничего не могу с собой поделать! Каждую ночь перед тем, как заснуть, я представляю, как имею тебя, — и ненавижу себя за это, за глупое ребяческое «хочу»! И раз я не способен себя контролировать, значит, ты поступил правильно, отдалившись от меня! Тогда зачем ты пришел — да еще и сегодня?!

Он поднял глаза на абсолютно растерянного меня. Пальцы онемели: жесткие грани коробки передавили кровоток, и, судя по кошмарному шуму в ушах, либо вся кровь скопилась у меня в голове, либо душой я перенесся к Ниагарскому водопаду.

Сделав шаг, я нелепо протянул Антону тяжеленную коробку. Я не собирался ее ему отдавать прямо сейчас, всего лишь хотел обратить на нее его внимание.

— Я пришел ради этого. Подумал, завтра тебе будет хотеться провести время с семьей, а сегодня вроде как рабочий день — понадеялся, что Павла не будет дома.

Антон глянул на мои побелевшие пальцы, заметно подрагивающие руки и верно оценил вес коробки.

— Занесешь ее ко мне в комнату?

— Конечно.

В пальто, надетом поверх черного джемпера, я прошел по коридору мимо кухни слева, мимо ванной справа. Антон держал спиной открытую дверь в его преображенную комнату, избегал смотреть мне в глаза. Все его тело источало вину за еще не совершенное — интуиция подсказывала мне поставить коробку на пороге, попрощаться и вежливо уйти, но увиденный не так давно сон подталкивал поступить верно, не только хвалиться «превосходством» в возрасте, но и вести себя по-взрослому.

Я перешагнул через порог как через натянутую колючую проволоку, и Антон, последовав за мной, закрыл за собой дверь.

Теперь эта комната радовала глаз! Светлая краска на стенах, светлая мебель. Впервые я увидел мелкие безделушки и прочие вещи Антона, разложенные по своим местам, посему отныне в его личной комнате расправила крылья душа. Значительная часть самого Антона, которую позволено видеть такому же небольшому числу людей, какому разрешено и быть здесь. На книжных полках дремали его любимые книги, разноцветные пластиковые папки с вырезками исторических статей из газет и журналов. На письменном столе под небольшим плоским монитором неровной стопкой складировались тонюсенькие бумажные меню из забегаловок, которые Антон вместе с Лизой уже посетил, а может быть, посетить только собирался. На прикроватной тумбочке стояла простая деревянная фоторамка: на снимке с двух сторон от маленького хохочущего Антона сидели чуть более молодые Влад и Павел; заботливо они вместе придерживали его за лямки красного комбинезончика, чтобы малыш не бултыхнулся с каменной лавки в кусты. С ручки платяного шкафа на длинной черной бечевке практически до пола свисала плоская деревянная птица: в профиль она была похожа на удода с его стоячим хохолком, укравшего широкие крылья орла. Заметив мой удивленный взгляд, Антон пояснил из-за спины, что это — «рехит» — египетский символ чибиса, означающий группу людей.

— Паша, когда привез мне его в подарок, сказал, что «рехит» часто изображали под фараонами, и в таком случае он уже расценивался как поклонение народа и его смирение с волей правителя.

— И поэтому ты повесил его чуть ли не у самого пола, — с улыбкой подметил я, опуская коробку на середину просторной комнаты.

— Я амбициозен, что сказать.

Когда я разогнулся с пустыми руками, понял, что не чувствую их. Меня не терзал град из покалываний, мышцы и кожа не ощущались ватными — их вообще как будто бы не было! Впервые я задался вопросом, а сколько же весит наполненная мной коробенция.

— Ну, в общем-то… все, да? — неопределенно вздохнул я, уперев руки в боки. — Откроешь завтра.

— Почему не сегодня? Почему не сейчас?

— Плохая примета получать поздравления до дня рождения, — повторил я не единожды услышанные от бабки слова.

— Марк, я атеист, — ухмыльнулся Антон и опустился перед коробкой на корточки. — Думаешь, раз не верю в такую могущественную силу, как Бог, поверю в дурные приметы? Подай ножницы.

Их я нашел на письменном столе и протянул Антону. С детским нетерпением мальчишка вспорол криво наклеенный мною скотч, отбросил ножницы и раскрыл коробку…

— О Боже мой, — повторял он, извлекая из картона по одной исторические книги. Смотри-ка, не только меня Лизка заразила этим восклицанием! — Боже мой! Боже мой! Боже мой, это-то откуда здесь? — С громким смешком он обернулся и показал мне книгу по истории джаза, будто я не видел, что в коробку складывал. — Как ты додумался до всего этого? Сколько эта прорва книг стоит вообще? Ты себе из сбережений хоть что-нибудь оставил?

Его пальцы добрались до крайней стопки, где в окружении коллекционных томов притаились записи различных джазовых выступлений. Разумеется, я ничего не смыслю ни в них, ни в десятке исторических документалок, лежащих на дне, но перешерстил уйму узкоспециализированных сайтов и последовал, кажется, всем изложенным рекомендациям: не обращая внимания на количество покупаемых товаров, я просто добавлял «в корзину» все, что подавляющее большинство экспертов называло хорошим — и в итоге набралась эта коробка.

— Надеюсь, хоть малая часть тебе нравится?..

— Мне нравится все! — взахлеб ответил Антон. — Ты столько всего купил, боясь, что попадешь мимо? Может, я выберу пятую часть, а остальное ты сдашь обратно, вернешь себе деньги?

— Все эти товары не подлежат возврату, — вмиг солгал я, и в глазах Антона блеснуло честное облегчение.

— Черт возьми, ты — сумасшедший! — счастливо рассмеялся он, вновь запуская руки в коробку. — Где мне все это хранить? Когда мне все это читать, слушать и смотреть? Как я смогу заниматься учебой, если под боком лежат неизученные сокровища?

— Зато теперь, пока я буду работать, у тебя будет более интересное занятие, чем пялиться на то, как я стучу по клавишам.

— Мне нравится смотреть, как ты пишешь… — опустив книгу, молвил Антон. Его внезапная перемена в настроении была промежуточным этапом перед положенным сочувствием: — Мы так долго не виделись… Как ты вообще?

— Как я?..

— Да… Твой отец…

— А-а, — безэмоционально затянул я. — Я в порядке. В моей жизни не особо что-то изменилось… На похороны надевал костюм… Мне жал галстук… — Я вздернул плечами, потому как больше мне добавить было нечего.

Интересно, Антон поверил мне? Или же решил, что я притворяюсь, дабы скрыть боль потери? В ту минуту я был предельно честен с ним. Если родителя определяет совокупность правильных поступков, совершенных им по отношению к его ребенку, то я никого действительно важного не потерял…

Пока я думал, Антон поднялся на ноги и остановился предо мной. Его пальцы коснулись моих локтей, и я «на автопилоте» положил ладони на его талию, словно собираясь танцевать с ним медляк.

— Поздравь меня, — попросил он, заискивающе смотря мне в глаза.

— Плохая примета…

— Мне плевать. Ты здесь, в преддверии моего дня рождения, ты подарил мне подарок, от которого у меня еще неделю — а то и больше! — в голове будут взрываться праздничные петарды. Просто скажи это…

Его рука скользнула по моей шее, и я послушно наклонил голову к его лицу.

— С днем рождения… Антон…

В тот миг его имя для меня было пропитано интимностью и страстью. Произносить его было столь же сложно, сколь и во время секса, когда любые слова и стоны начинают душить горячим стыдом…

— Спасибо, — прошептал Антон, медленно ведя пальцами по короткой мягкой бороде. — Тебе идет…