В огне любви - Картленд Барбара. Страница 12

— Наверное, мисс? Да от нас до самого Лалэма нет ни одной леди, которая не отдала бы свою лучшую шляпку за то, чтобы оказаться сейчас на вашем месте и поехать с ним кататься верхом!

— Ах, если бы это был не он, а... его брат!

— О, он слишком серьезный! — засмеялась Джесс. — Девушки предпочитают тех, кто любит шутить и танцевать.

Серая вуаль на шляпке Давины скрыла от Джесс печальное выражение лица хозяйки.

Когда Давина спустилась, Говард встал с кресла, не в силах скрыть восторг.

— Честное слово, сударыня, вы восхитительно сложены!

Лорд Шелфорд несколько удивился такому откровенному высказыванию, но не мог не признать, что согласен с такой оценкой.

— Она вылитая мать, — сказал он, окидывая Давину ласковым отцовским взглядом.

Джед молча допил виски и вытер рот тыльной стороной ладони.

После ночного проливного дождя воздух был напоен запахом свежих трав, а на живой изгороди все еще поблескивали капли воды.

— Как вы назовете пони, мисс Давина? — спросил Говард, когда они неспешно отправились в путь.

— Я еще не придумала, — ответила Давина. — Она такая... милая. Такая белая.

— Почему бы вам не назвать ее Цыганка? — подал голос Джед, который ехал позади.

Говард смущенно засмеялся.

Давина обернулась на реплику Джеда. Его присутствие несколько тяготило ее, она бы предпочла, чтобы Говард отправил его обратно в Ларк-Хауз. Джед казался ей похожим на зверя, опасного хищного зверя, который прячется в сумраке густого леса.

Ее сбивало с толку то, что она никак не могла понять того, как он к ней относится. В один момент он смотрел на нее почти с презрением, в другой — оценивающе окидывал холодным взглядом. У Давины появилось ощущение, будто он постоянно держит ее на прицеле, как охотник дичь.

Отгоняя от себя эти мрачные мысли, она погладила своего скакуна по белоснежной гриве.

— Наверное, я назову ее Бланш, — решила она.

— Подходящая кличка, — улыбнулся Говард. — У нас когда-то была скаковая лошадь, которую звали Бланш.

— Вы имеете в виду... была у вас с братом? — уточнила Давина.

Говард рассмеялся.

— Я имею в виду у меня с Джедом. Чтобы Чарльз купил скаковую лошадь?! Да он бы скорее купил тяжеловоза. Чарльз думает только о работе.

Давина удивленно подняла брови.

— Но вы же говорили, что он тратит все деньги... на женщин.

— Ах да, — поспешно ответил Говард. — Это после возвращения из Африки. Похоже, его там здорово потрепало. Правда, Джед?

— Так и есть, — сказал Джед, презрительно фыркнув.

Давина повернула голову и с удивлением увидела, что Джед подстегнул свою лошадь и теперь едет справа от нее. Говард ехал слева, и Давина почувствовала себя между ними как в ловушке.

- Я вам больше скажу, — продолжил Джед. — Я слышал, Чарльз даже связался там с дочерью местного атамана разбойников. Если бы он вовремя не сбежал, ему бы перерезали горло от уха до уха, как пить дать.

Давина от ужаса зажмурилась.

— Джед! — воскликнул Говард. — Ты что, не видишь, что твои слова напугали леди? Лучше бы ты съездил к кузнецу и узнал, подковал ли он упряжного.

Джед так глубоко вонзил каблуки сапог в бока своего жеребца, что тот взвился от боли.

— Как прикажете, Дэлвертон! — злобно крикнул он и, рывком развернув лошадь, понесся галопом через поросшую вереском равнину.

— Это что, правда? — упавшим голосом спросила Давина. — Про... Африку?

Говард секунду помолчал.

— Понимаете, мой брат... большая загадка, — наконец сказал он неровным голосом.

«Наверное, это правда, раз он не хочет об этом говорить», — печально подумала Давина.

Чем больше она узнавала о лорде Дэлвертоне, тем больше понимала, что тот образ, который она сложила для себя, был не более чем химерой.

Научится ли она когда-нибудь видеть мужчин такими, какие они есть на самом деле, а не представлять их себе романтическими или даже сказочными героями?

Сознание Чарльза снова вернулось из мрака забытья в лихорадочный туман реальности. Если бы он тогда не решил встать, сейчас бы ему, наверное, было уже лучше. Находясь в бреду, он все же запомнил, что цыганка снова подходила, склонялась над ним, поила каким-то зельем с сильным запахом, остужала его разгоряченное тело, прикладывая пропитанные водой компрессы, меняла повязку на ране над бровью. В конце концов она совсем сняла ее, и именно в этот момент Чарльз открыл глаза.

— Ваше имя? Как вас зовут? — пробормотал он.

— Эсме.

— Эсме. Эсме, — повторил он. — И это все?

— Это все.

Эсме повернулась, чтобы встать, но Чарльз поймал ее руку и поднес к губам.

— Кем бы вы ни были, — прошептал он, — род Дэлвертонов будет вам всегда благодарен.

К его удивлению, Эсме отдернула руку, словно ее ужалила оса.

Рука Чарльза бессильно упала рядом с телом.

— В чем д-дело? — из последних сил спросил он, веки его снова начинали наливаться свинцом.

— Ни в чем. — Эсме прикусила губу, отвернулась, встала и пошла к двери.

— Спите, — бросила она на ходу. — Сон исцелит вас. Спите.

Дверь за ней захлопнулась.

Сколько продлился его сон, Чарльз не знал, но наконец настал час, когда его разуму вернулась ясность и он снова стал хозяином своих мыслей.

Утро было ярким, по неровному земляному полу пролегла длинная полоса солнечного света.

В очистившейся от пелены забвенья голове начали всплывать воспоминания о недавнем прошлом. Смерть отца... Проблемы с поместьем... Перебранки с Говардом... Интриги тети Сары... Поездка в Лалэм, так жестоко прерванная. Но все эти воспоминания отошли на второй план, когда в памяти всплыл образ Давины, ее беспомощное тело, опустившееся ему на руку, когда она лишилась чувств.

Ради одного этого ему стоило выжить.

Он провел рукой по подбородку и печально вздохнул. У него отросла борода. Он вдруг подумал, что после стольких дней, проведенных в этой комнате вдали от остального мира, он, наверное, сильно изменился.

Он встал и направился к двери в другую комнату.

В котле над огнем что-то тихо булькало. Заглянув в него, Чарльз решил, что это овсяная каша. К своему удивлению, он ощутил внезапный приступ голода. Значит, если он и не выздоровел полностью, то уж точно пошел на поправку.

— Доброе утро, — раздался голос за спиной.

В дверях стояла Эсме. Ветер играл зелеными ветками у нее за спиной. В руках — два полных кувшина с водой.

Чарльз поклонился.

— Доброе утро. Мне, пожалуй, следует извиниться за свой... неопрятный вид.

Вместо ответа Эсме пересекла комнату и опорожнила оба кувшина в большую бадью, стоящую на табурете.

— Для вас, — указала она рукой. — Давайте мне рубашку и штаны, я их выстираю.

Чарльз замялся.

— Эта... перевязь.

Эсме подошла и проворно развязала узел у него за шеей.

Он осторожно вытянул руку, пошевелил пальцами и удовлетворенно кивнул: перевязь больше была не нужна.

— Одежду, — напомнила Эсме.

Чарльз по-прежнему в нерешительности переступал с ноги на ногу. Эсме насмешливо улыбнулась, сняла висевший на крючке плащ и бросила его Чарльзу. Потом отвернулась, подождала, пока он снимет одежду, и свернула ее в узел.

— Отнесу это на ручей, — сказала Эсме, поднимая узел. — Когда вернусь, приготовлю завтрак.

Чарльз опустил руки в прохладную воду. Ему казалось, что в эту минуту он смывает с себя не только горячку, но и сумбур последних нескольких дней.

Он сидел, завернувшись в плащ, и наблюдал в окно, как Эсме развешивает его мокрую одежду на ветках кустов во дворе. Наконец она вошла в дом и положила в тарелки кашу.

— Превосходно, — восхитился он после первых нескольких ложек.

Эсме ничего не сказала. Она ела быстро, не сводя с него глаз, словно боялась, что он сбежит, как только она посмотрит в сторону.

Чарльз чувствовал себя неловко под этим пристальным взглядом.

— Странно есть вместе, — сказал он, — если вы даже не знаете, как меня зовут.